Охота на выбивание [СИ]

— Почему он бы его выдернул? — не понял следователь.

— А это его нож.

— Откуда вы знаете?

— Знаю. Он свой ведь так и не нашел, хотя искал долго и упорно. Пол леса на карачках исползал.

В это время на дорожке показался сам источник злобы Веры Зотовой. Александр Иванович выглядел крайне неважно. Лицо осунулось, от былого гонора не осталось и следа. Теперь особенно было заметно, что он гораздо старше своей жены.

— Ну, что, господин Зотов, как ваши дела? Вы нашли свой нож? — спросил Юрий.

— Нет! — резко ответил тот. — И куда он мог деться, не представляю даже.

— У него были какие-то особенные отличия? — спросил Астафьев.

— Да, нет, — Зотов пожал плечами, но тут свой голос подала Вера.

— Врешь, были.

— А, да! — Зотов сморщился. — Гравировка на лезвие. Я к ней уже привык, не замечаю.

— И что там было? Что за гравировка?

— Как обычно: Z и А. Зотов Александр. З латинское, как Зет немецкое.

Юрий понял, что эти буквы он уже не раз видел в своей жизни. В Кривове было несколько магазинов, принадлежавших Зотову, и в венке под его профилем сияли именно эти две буквы.

— Ну, что ж, — Астафьев посмотрел на Соленова, и тот послушно поднял свою видеокамеру. — Тогда мы начинаем процедуру изъятия ножа, которым был убит Аркадий Михайлович Максимов.

Он нагнулся, и осторожно, двумя пальцами вытянул нож из раны. Крови на нем не было, но это не удивило Астафьева, после таких дождей трудно было рассчитывать на что-то традиционное. Зато на нем прекрасно были видны две буквы, латинская буква Z и международное А.

ГЛАВА 4

— Сволочь, — сказала Вера, но это прозвучало не как утром, зло, а негромко и устало. Она развернулась, и ушла. Проследив взглядом, как силуэт женщины скрылся за деревьями, Астафьев обернулся к Зотову.

— Это ваш нож, гражданин Зотов?

Тот облизал губы, потом кивнул головой.

— Да, мой. Только Аркадия я не убивал. Я не знаю, это кто-то нашел мой нож, и убил его.

— То есть, вы отказываетесь признавать свою вину? — уточнил Юрий.

— Да, я его не убивал.

— Хорошо, это будет зафиксировано в протоколе.

По идее надо было после этого объявить подозреваемому о мере пресечения, но в тех условиях, в каких они вынуждены были обитать, это казалось большой глупостью. Запирать его было негде, все коттеджи вместо замков имели шпингалеты, разве что в том погребе, где лежали трупы.

— Ну что ж, парни, давайте брезент, — велел Астафьев.

— Ну вот! Ехал на охоту, а попал на погрузочно-разгрузочные работы, — устало пошутил Демченко.

— А говорят, что на перевозке трупов обычно используют пятнадцатисуточников. Нам то кто давал пятнадцать суток? — попробовал пошутить Вадик, но улыбкой его никто не поддержал.

Через полчаса Максимов составил компанию своему гостеприимному хозяину.

Когда Юра-Штурман повесил замок на подвал, Прокопьев взглянул на часы, и заметил: — Время еще десять часов, а словно полдня прошло. Жрать, однако, хочется. Что бы нам такое сообразить? У меня харчи почти кончились.

— Как ты, есть-то, можешь? Тут эти трупы, а ты о еде? — спросил Васин. Потом он чуть задумался, и согласился. — Вообще-то, можно было что-нибудь сожрать. Я вчера только обедал. Потом Палыч весь аппетит отбил. Что бы, действительно, такого съесть?

— Как что, уток надо потрошить, — предложил Демченко.

— Ну, это долго, — скривился Васин.

— А быстро только кошки рождаются, Коля, — скривился Демченко. — Давайте тогда, собирайте, что у кого осталось, и айда в беседку. После вчерашнего перепоя мне как-то легче на воздухе.

Харчей у народа осталось еще много, по крайней мене на завтрак хватило всем. Завтракали в беседке, под аккомпанемент все непрекращающегося дождя. Сначала настроение было тягостное. Помянули Аркадия, потихоньку, с оглядкой на Императора позлословили о возможном убийце Максимова. Но постепенно публика «разогрелась», пошли тосты, анекдоты, благо спиртного все привезли немеренно. Нашелся и еще один повод для веселья, дождь, наконец-то, начал утихать, и постепенно прекратился совсем. Резким контрастом всей этой веселой компании смотрелись супруги Зотовы. Они и сидели по разные стороны стола, и выглядели как на настоящих похоронах. Вера почти ничего не ела, только все потягивала темное, тягучее вино, "Черный лекарь", запас бутылок, которого в багажнике "Ланд Крузера", казалось, был неисчислим. Сам Зотов пил только водку, причем в таких количествах, что было удивительно, как он еще держатся на ногах.

Неожиданно в разговор мужчин вмешалась Вера.

— Как вы так можете шутить, когда двое ваших товарищей лежат сейчас мертвыми?! Неужели вам ничуть их не жалко, не страшно, не жутко?

Охотники переглянулись.

— Ну, Вера… Олеговна, — Прокопьев с явным трудом вспомнил отчество Зотовой. — Мы вот с Юркой, например, люди военные. Это уже у нас было и не раз. В том же Афгане. Сидишь так же вот, беседуешь с мужиками, спирт пьешь, а потом вылет, и через час его уже несут мертвым. А бывало и так, что там оставались, и хоронить было нечего…

Он замолк, а в разговор вступил Демченко.

— Мы же, Оля, тут все охотники. Это только Колька вон крови боится, а так… Животное иногда более жалко, чем человека. Я, помню, подошел одну косулю добить, нож вытащил, а она голову подняла, взглянула на меня… А глаза у них красивые, как у женщин. Так и не смог ее добить, Сомова тогда попросил.

— Все равно это жестоко, — она замолкла и отвернулась. Все немного помолчали, потом разговор невольно перешел на покойного Сомова и судьбу его турбазы.

— Да, а кому ж теперь «Дубки» отойдут? — спросил Васин, рассматривая занесенный сильным порывом ветра здоровенный дубовый лист. — Детей у Палыча не было, значит государству?

— Да хрен ему, а не государству, — неожиданно окрысился Зотов. — Я с Палычем почти договорился о продаже «Дубков».

— Это когда это? — удивился Соленов.

— Да, был разговор, дня три назад. Палыч был в городе, приезжал ко мне, кабель ему опять был нужен, электрический, времянку хотел сделать, на те вон коттеджи, восстанавливать их думал, — он кивнул головой в сторону самых разрушенных строений. — Так, подпили мы хорошо, и я его тогда почти уломал. Обещал он подумать. Сказал, что если продаст «Дубки», то только мне.

— Ну, теперь он уже не подумает, — махнул рукой Демченко. — А, в самом деле, что будет с "Дубками"? — обратился он к Соленову. — Вы то уж, Семен Константинович, должны это знать?

— Да, а что с ними будет? Ничего. С полгода подождем, а потом выставим на торги. Кто больше заплатит, тот тут и будет хозяином.

Говоря это, Соленов пристально рассматривал что-то за спиной Астафьева.

— Это что он там делает? — спросил он, кивая куда-то вверх. Обернувшись, следователь увидел, что на крыше самого высокого здания турбазы, столовой, стоял Юра-Штурман с биноклем в руках. Он сосредоточенно, методично, осматривал окрестности. Столовая же стояла на самой вершине редкого в этих местах холма, так что отсюда сторож мог увидеть очень много.

— Юра бдит, — пошутил Васин, — бережет имущество пока неизвестных ему хозяев.

— А, как вы не гадайте, все равно я эту базу куплю, — заявил Зотов, и в этом упрямом голосе был кусочек того, прежнего Зотова.

— Да, ладно тебе, Иваныч! — засмеялся Демченко. — Тебе бы сейчас не сесть лет на десять, вот такая программа минимум.

— Хрен вам, а не барабан! — Зотов сунул руку под сгиб локтя. — Я за чужие грехи садиться, не намерен. Ни Палыча, ни Аркадия я не убивал. Не докажите. И турбазу я все равно куплю!

Тут в разговор неожиданно вмешался Прокопьев.

— А что вы это делите шкуру неубитого медведя? Турбаза отойдет к законному наследнику Палыча.

— Какому наследнику, что ты несешь? — попробовал урезонить его Соленов. — Откуда у него дети? Не было их у него никогда.