Исповедь сыщика (сборник)

Орлов вместе с креслом повернулся к Дитеру и начал его разглядывать, будто впервые увидел. Немец понял: решается его судьба, неверное слово, плохая реакция – и он полетит в Мюнхен. А это позор. Почему-то вспомнились рассказы Айзека Азимова, Брэдбери, встречи людей с инопланетянами, попытки найти общий язык. Дитер не опускал взгляда, смотрел на русского генерала и уже не видел мятого костюма, криво повязанного галстука, только глаза, внимательные, строгие, одновременно доброжелательные, массивный шишковатый лоб, за которым скрывались мысли-тайны. Не опускай взгляда и молчи до последнего, молчи, пока не будешь знать точный, однозначный ответ.

– Ну, как коньяк, инспектор, нравится?

– Ничего, спасибо.

– А чего же ты рюмку второй час мучаешь?

– Я немец, привычка.

– Ты в джунглях охотился?

– Нет.

– Я тоже не охотился и с лучшим проводником в джунгли бы не пошел, там свои законы. А ты?

– На охоту не пошел бы.

– А за чем бы пошел?

– Спасать друга. – Дитер замялся, тяжело сглотнул, он чувствовал, что идет по самому краю, но еще не провалился. – Спасать свою честь.

В глазах генерала заплясала смешинка; Дитер испугался, что сказал лишнее, но знал, что исправить ничего нельзя, молчал.

– Инспектор! – Голос Орлова стал генеральским. – Поставьте рюмку на стол!

Дитер выполнил приказ.

– Теперь медленно-медленно возьмите.

Дитер медленно протянул руку, взял рюмку, допил коньяк. Генерал был совершенно непредсказуем, повернулся к полковнику и сказал:

– Рост сто восемьдесят пять, вес девяносто, глаза, стрижка – типичный полицейский. – Казалось, он забыл о Дитере, говорил только с Гуровым. – Ты понимаешь, Лева, тебе там не с паханами темными дело иметь, не с ворами в законе, а с авторитетами, с людьми, служившими у нас и у соседей, которые покатались по Европам, поглядели, нанюхались. От него полицейским за версту несет.

– Неужели ты полагаешь, Петр, что я это не учел и не включил в легенду? – удивленно спросил Гуров. – Конечно, Дитер – полицейский и служит в охране, только он служит двум богам.

– Неплохо. – Генеральский тон пропал. Орлов вновь начал тереть нос, пытался поставить его на место; только оперативники расслабились, как генерал спросил: – Откуда он так хорошо говорит по-русски? Полицейский, русский в совершенстве, таким человеком рисковать не будут. Только не надо мне рассказывать про деда, семейный террор и русскую литературу. Я говорю, для одного человека это многовато. Вы мне ответьте, господин полковник, если бы у вас был такой парень, вы бы позволили ему лететь в Мюнхен налаживать связь с местными заправилами преступного мира?

Полковник молча пожал плечами, Дитер понял, что провалился. Его сбивали не только парадоксальные вопросы генерала, но и манера общения русских между собой. То они обращаются друг к другу вполне официально, то говорят между собой, как мальчики на вечеринке. Дитер не мог понять: смена обращения что-то значит и что именно?

Первым оправился от удара и нашел простейший контрход полковник, взял со стола нетронутую рюмку генерала и сказал:

– Вы, господин генерал, не пьете, сливать в бутылку в присутствии иностранца неудобно, выливать грешно. – Выпил залпом, промокнул губы платком и закурил. – Вас, Петр Николаевич, просто дезинформировали, к сожалению, этот немец по-русски, как я по-немецки.

Дитер принял мяч с лета и сердито ответил:

– Ты есть врать! Я русский понимай! Говорить мало, понимай много!

– Ладно. – Орлов тяжело поднялся, махнул рукой. – Готовьтесь, через двое суток доложите разработку, будем решать.

Дитер сел в «Жигули», дисциплинированно пристегнулся, посмотрел на жесткий профиль полковника, который невозмутимо газовал, пытаясь завести машину, и в десятый, сотый, возможно, тысячный раз подумал, что читал Чехова, Гоголя, современных русских писателей, а людей этих не понимает. На такой машине в Германии может ездить только конченый человек. Наконец мотор заработал, «жигуленок», кашляя, скрипя и переваливаясь, выкатился со стоянки на улицу, полковник включил указатель правого поворота, и тут же какая-то машина бросилась из центрального потока прямо наперерез, пронеслась в сантиметрах от них, залила грязью ветровое стекло и унеслась, будто ничего не случилось. И полковник никак на происшедшее не реагировал, пустил «дворники» и выкатился на центральную магистраль. «Чуть-чуть, и нас бы разбили к чертовой матери, – подумал Дитер, покосился на спокойное лицо полковника. – Может, за нами уже началась охота?»

– Не бери в голову, это нормальный московский таксист, – сказал Гуров и закурил.

Дитер уже привык, что полковник постоянно отгадывает его мысли и чувства, и спросил:

– Но вы же полковник полиции, почему вы не догоните его и не накажете?

– Не хочу выглядеть идиотом, – ответил Гуров и закурил.

– А генерал очень умный, – задумчиво произнес Дитер.

Полковник лишь кивнул, приспустил стекло и выбросил окурок на улицу. Дитер вздохнул и осуждающе покачал головой. В Германии выбросить окурок в окно может позволить себе какой-нибудь турок, и то лишь в своих кварталах.

– Генерал сказал, что будем решать. Господин полковник, как вы думаете, он не отправит меня в Мюнхен?

– Он тебя уже оставил, и ты полетишь со мной, если не передумаешь.

– Господин полковник…

– Он тебе прямо сказал, что ты не знаешь законов охоты. И то, что ты упрямо лезешь в дело, доказывает твою молодость и глупость, больше ничего.

Дитер обиделся; полковник взглянул на него, хмыкнул, покачал головой:

– Да, хлебну я с тобой горячего.

– Я этого выражения не понимаю.

– Но ты со мной тоже хлебнешь, тогда и поймешь. У нас двое суток, это много и ничего. Домашние заготовки в нашем деле сплошная глупость, твоя легенда предельно проста. Главное нам притереться друг к другу, что крайне сложно. Начнем с того, что ты усвоишь – обижаться на меня совершенно бессмысленно и опасно для дела, обида отвлекает. Ты больше никогда не назовешь меня «господин полковник». С этого момента, уяснил?

– Уяснил.

– А как ты будешь обращаться ко мне? Только не придумывай. Как тебе естественнее и проще обращаться к человеку, который старше тебя по возрасту и положению в организации.

– Шеф? – неуверенно произнес Дитер.

– Кино.

– Господин Гуров?

– Нельзя. Понимаешь, парень, я документов менять не буду, но моя фамилия достаточно известна, и повторять ее не следует.

– Врач? – сказал Дитер и щелкнул пальцами. – У вас есть другое слово.

– Доктор?

– Верно! Доктор.

– Доктор? Неплохо, – согласился Гуров. – Уважительно и безлично. – Он остановил машину около своего дома. – Вылезай, парень, пойдем домой, пошарим в холодильнике, полагаю, что найдем там немного.

– У меня есть марки, мы можем пойти в ресторан.

– Можем, но не пойдем, – ответил Гуров, запер машину и вошел в подъезд.

– Доктор! – крикнул Дитер, закончив гимнастику и направляясь в душ. – Я голодный как черт!

– Во-первых, в моей квартире ты можешь не кричать, здесь и шепот слышен, – ответил из кухни Гуров. – А к голоду ты скоро привыкнешь, трудно лишь первые десять-пятнадцать лет.

Сыщик спал плохо, поднялся рано, заставил себя сделать короткую пробежку, позанимался с резиной, которую использовал вместо эспандера; сейчас жарил ломтики черного хлеба, разбил на сковородку последние три яйца, сварил кофе и все время думал об одном и том же. Кого взять с собой – опытного оперативника или немца? О том, что нельзя рисковать жизнью иностранца, Гурову и мысль не приходила. Рисковать жизнью человека в мирное время нельзя, но если очень нужно, то приходится. Какое значение имеет национальность, вероисповедание или партийность? Любой человек рожден для жизни, и он, полковник Гуров, не имеет права подставлять человека под нож. На самом деле вопрос, в какую сторону лететь инспектору Вольфу, решать полковнику Гурову, а не генералу Орлову, и это справедливо: кто идет в связке, тот и решает.