Способ убийства

Клинг обезоруживающе улыбнулся. Стенные часы показывали 5 часов 33 минуты. На улице начало темнеть. Сумерки наступали на голубое небо, смывая синеву за ярко-красной листвой деревьев в парке. Были слышны крики ребятишек, игравших в мяч, голоса женщин, которые, свесившись из окна, звали домой своих детей. Громко здоровались друг с другом мужчины у дверей баров, где они собирались, чтобы выпить пива перед ужином. Все эти звуки проникали сквозь зарешеченные окна, врываясь в тяжелую тишину, царившую в дежурной комнате полицейского участка.

– Мне нравится это время суток, – сказал Клинг.

– Правда?

– Да, всегда нравилось. Даже когда я был маленький. Приятное время. Спокойное. – Он помолчал. – Вы действительно убьете Стива?

– Да, – ответила Вирджиния.

– Я бы не стал делать этого.

– Почему?

– Ну...

– Вирджиния, ты не против, если мы включим свет? – спросил Бернс.

– Нет. Давайте.

– Коттон, включи верхний свет. А мои люди могут снова заняться своей работой?

– Какой работой?

– Отвечать на жалобы, печатать донесения, говорить по телефону.

– Никто не будет звонить отсюда. И никто не снимет трубку, пока я не возьму параллельную.

– Хорошо. Они могут печатать? Или это тебе помешает?

– Пусть печатают, только за разными столами.

– Ладно, ребята, так и сделаем. Слушайтесь ее во всем, и без всяких героических поступков. Я иду тебе навстречу, Вирджиния, потому что надеюсь, что ты возьмешься за ум, пока еще не поздно.

– Не волнуйтесь, лейтенант.

– Вы знаете, он прав, – по-мальчишески наивно заметил Клинг.

– Правда?

– Конечно. Вы ничего не выиграете, миссис Додж.

– Да ну?

– Да. Ваш муж умер. Вы не поможете ему, если перебьете кучу невинных людей. И вы тоже умрете, если эта штука взорвется.

– Я любила своего мужа, – с трудом произнесла Вирджиния.

– Естественно. То есть я полагаю, что любили. Но какая вам будет польза от вашего поступка? Чего вы добиваетесь?

– Я покончу с человеком, который убил моего мужа.

– Стив? Бросьте, миссис Додж, вы же знаете, что он не убивал его.

– Неужели?

– Ладно, предположим, что он его убил. Я знаю, что это не так, и вы тоже знаете, но предположим, если вам будет от этого легче. Чего вы добьетесь, отомстив ему? – Клинг передернул плечами. – Я хочу кое-что сказать вам, миссис Додж.

– Ну?

– У меня есть девушка. Ее зовут. Клер. Я всегда мечтал о такой девушке, как она. И я скоро женюсь на ней. Сейчас она веселая и жизнерадостная, но она не всегда была такой. Когда я первый раз встретил ее, она была как мертвая, и знаете почему?

– Почему?

– Она любила парня, который был убит в Корее. Она ушла в свою раковину и не желала выйти оттуда. Молодая девушка! Черт возьми, вы не намного старше ее и не желаете выйти из раковины, в которую спрятались. – Клинг покачал головой. – Она была не права, миссис Додж, как она была не права! Понимаете, она никак не могла понять, что ее парень действительно умер, не могла представить себе, что в тот момент, когда в него попала пуля, он уже перестал быть человеком, которого она любила, а стал еще одним трупом. Он умер. С этим уже ничего не поделаешь. Но она продолжала любить разложившееся мясо, покрытое червями. – Клинг замолчал и потер рукой подбородок. – Не обижайтесь, но вы поступаете так же.

– Нет, не так, – возразила Вирджиния.

– Точно так же. Вы принесли сюда запах разложения. Вы даже сами стали похожи на смерть. Вы красивая женщина, но смерть у вас в глазах и вокруг губ. Вы глупая женщина, миссис Додж, правда! Если бы вы были умная, то положили бы этот револьвер на стол и...

– Я не хочу тебя слушать, – отрезала Вирджиния.

– Вы думаете, Фрэнк хотел бы, чтобы вы так поступили?

Чтобы вы ввязались в такую историю после его смерти?

– Да! Фрэнк хотел, чтобы Карелла умер. Он так говорил. Он ненавидел Кареллу.

А вы? Вы тоже ненавидите Кареллу? Вы хотя бы знаете его?

Мне наплевать на него. Я любила своего мужа, вот и все. – Но ваш муж нарушил закон, когда его арестовали. Он застрелил человека. Вы хотите, чтобы Стив наградил его за это медалью? Бросьте, миссис Додж, будьте благоразумны.

– Я любила своего мужа, – бесцветным голосом повторила Вирджиния.

– Миссис Додж, я хочу вам сказать кое-что еще. Вам надо хорошенько подумать и решить, кто вы. Или вы женщина, знающая, что такое любовь, или хладнокровная дрянь, готовая взорвать к черту эту конуру. Нельзя быть и тем, и другим. Так кто же вы?

– Я женщина. Потому-то и нахожусь здесь.

– Тогда ведите себя как женщина. Положите на стол револьвер и убирайтесь отсюда, пока не заимели таких неприятностей, каких не видали за всю свою жизнь.

– Нет. Нет.

– Давайте, миссис Додж...

Вирджиния выпрямилась.

– Ладно, сынок, – сказала она, – а теперь можешь бросить эту игру.

– Что... – начал Клинг.

– Игру во взрослого голубоглазого младенца. Можешь прекратить. Не сработало.

– Я и не пытался...

– Хватит, к черту, хватит! Иди, сосунок, учи кого-нибудь другого.

– Миссис Додж, я...

– Ты кончил?

Наступила тишина. За оконными решетками было уже совсем темно. В окна, полуоткрытые, чтобы дать доступ мягкому октябрьскому воздуху, долетали вечерние звуки пока не очень оживленного уличного движения. Застучала машинка. Клинг посмотрел на стол у окна, где Мейер печатал на голубых бланках три копии очередного донесения. Он сгорбился над машинкой, ударяя по клавишам. Круглая лампа, висящая прямо над ним, озаряла мягким сиянием его лысину. Коттон Хейз подошел к картотеке и выдвинул один из ящиков. Послышался скрип роликов. Хейз открыл папку и стал ее перелистывать. Потом он отошел и уселся за стол у другого окна. В наступившем молчании особенно громко загудел холодильник.

– Я напрасно приставал к вам, – сказал Клинг Вирджинии.

– Мне бы следовало знать, что живой человек не может разговаривать с мертвецом.

Снаружи в коридоре раздался шум. Вирджиния выпрямилась и подалась ближе к столу, за которым сидела. У Клинга мелькнула мысль, что она может бессознательно нажать на курок 38-го калибра.

– Ладно, входи, входи, – сказал мужской голос.

“Это Хэл Уиллис”, – подумал Клинг. Он поднял голову, глядя мимо Вирджинии, и увидел, что в дежурку входят Уиллис и задержанный.

Задержанный, вернее задержанная скорее не вошла, а ворвалась в комнату, как южный ураган. Это была высокая пуэрториканка с крашеными светлыми волосами в малиновом жакете поверх низко вырезанной красной блузы, позволяющей видеть ее угрожающе вздымающуюся грудь. У нее была тонкая талия, прямая черная юбка тесно обтягивала полные мускулистые бедра, на ногах – красные лодочки на высоком каблуке с черным ремешком вокруг лодыжек. Золотая коронка оттеняла ослепительную белизну ее зубов. Она нарядилась по-праздничному, но не накрасилась, что подчеркивало ее красоту еще больше. У нее было овальное лицо, карие, почти черные глаза, полные губы и аристократический нос с небольшой горбинкой. Наверное, она была самой красивой и оригинальной задержанной, которую когда-либо тащили в дежурную комнату 87-го полицейского участка.

А ее действительно тащили. Ухватившись правой рукой за браслет наручников, которые были на нее надеты. Уиллис тянул девицу к барьеру, отделяющему дежурную комнату от коридора, а она старалась вырвать руку и упиралась, осыпая его ругательствами, английскими и испанскими.

– Давай, кара миа, – приговаривал Уиллис, – вперед, цацкела, куко лика, ради бога, не думай, что кто-нибудь тебя обидит. Вперед, либхен, прямо через эту дверцу. Привет, Берт, видал когда-нибудь такое? Привет, Пит, как тебе нравится моя задержанная? Она только что перерезала парню глотку брит...

Неожиданно Уиллис замолчал.

В дежурной комнате стояла необычная тишина.

Он посмотрел сначала на лейтенанта, потом на Клинга, перевел глаза на два задних стола, где Хейз и Мейер молча работали. Потом увидел Вирджинию Додж и 38-й калибр у нее в руке, направленный на черную сумку.