Кто правит бал

— Что, так прямо и влезла с домашнего компьютера? — уточнил Турецкий.

— Не знаю, не присутствовал. Розанов утверждает, что он ее неделю уламывал. А когда пообещал золотые горы, у нее тоже глазки загорелись.

— А кто она вообще, эта Ася?

— Баба как баба. Красивая, конечно. Шейпингом занимается. Работает то ли в банке, то ли в какой-то коммерческой фирме программистом.

— А фамилия, полное имя?

— Нас друг другу не представляли.

Асю нужно было вычислять, но, кроме того, Турецкого волновали и другие вопросы и в первую очередь: что удерживало эту «русскую пару» в непосредственной близости от места преступления.

Козин в их тандеме явно был не лидером, а ведомым, и если Розанов будет за каждое слово, за каждый выданный факт торговать себе привилегии, то Козин, похоже, уже ни на что не надеется. Гвоздь тогда описал Козина очень точно: толстый, рыхлый, безвольный, потенциальный петух.

— Хорошо, а расскажите: как вы вычислили Бакштейна?

— ФСБ разрабатывало его в связи с тем, что он за большие деньги оформляет какое-нибудь европейское гражданство высокопоставленным чиновникам в России и СНГ. Но по ходу разработки возникло подозрение, что он, кроме того, работает еще и курьером — переправляет большие суммы наличности из России в Германию. Но у него была дипломатическая неприкосновенность, и поймать его с поличным было невозможно. Самый простой способ — обвинить его персоной нон грата и запретить ему въезд в Россию — был отвергнут, поскольку так бы был только перекрыт канал, но появился бы другой и его пришлось бы разрабатывать с нуля, а нужно было скорее прояснять его связи и ловить наших чиновников и бизнесменов, нечистых на руку.

Козин успокоился, лицо его больше не было багровым, он говорил тихо, монотонно, но достаточно внятно и при этом смотрел себе под ноги, совершенно не интересуясь, какое впечатление производит его рассказ. Реддвей с Турецким переглядывались, молча спрашивая друг друга: он это придумал от начала до конца или все действительно было так убийственно примитивно?

— А что, информация о разработке Бакштейна была общедоступной? — справился Реддвей.

— Нет, конечно, — не меняя интонации, продолжил Козин, — но, если задаться целью, источник можно найти всегда. Более того, мы ведь не дураки были и бескорыстно ишачить не собирались: вариант с багажом Бакштейна рассматривался вполне серьезно. Мы водили его ненавязчиво, но внимательно и однажды выявили контакт с Гвоздем. Тем самым, который передавал нам наш груз. А Гвоздь — это определенно деньги, значит, Бакштейн деньги все-таки возит. Дальше — больше: Бакштейн никогда не летал с ящиками и контейнерами, почти всегда один-два чемодана. Возник вопрос: почему часть денег отделяется от общей кучи? Либо он возит не деньги, а, скажем, бриллианты, либо очень крупные купюры — тысячные или даже пятитысячные, которые не идут сразу на оплату сделок, как наши сотни, а отмываются где-то отдельно.

— И вы решили его ограбить… — подсказал Реддвей.

— Да ничего мы не решили! — вдруг взорвался Козин. — Если бы не Макс: давай-давай, скорей-скорей! Хотели взять из наших ящиков по три-четыре миллиона и исчезнуть. И исчезли бы. Начали планировать операцию, выяснять, кто полетит с нами, куда и будет ли у нас возможность проделать все аккуратно. Поковырялись в компьютере «Глобуса», и вдруг выяснилось, что с нами полетит Бакштейн. Ничего подобного раньше не случалось, нас никогда не сводили вместе. А тут Макс загорелся: такой возможности больше не будет, давай-давай! Ну и додавались.

— А что вы собирались делать потом? — спросил Турецкий. — С тысячными купюрами вас бы рано или поздно все равно выловили.

— В Мексике? В Парагвае или Колумбии? — Козин наконец поднял глаза и посмотрел на Турецкого как на дефективного ребенка. — Да нас бы там никто и искать не стал, а сдать бумажки с минимальной потерей, скажем, по 60–70 центов за доллар, никаких проблем.

— Так почему же не уехали? — удивился Реддвей.

— Жадность, — пожал плечами Козин и снова ударился в созерцание своих ботинок.

— Надеялись сбыть прямо здесь и дороже?

— Нет, надеялись урвать еще. Вы ведь наверняка уже перекрыли основные аэропорты и заокеанские линии? Но кто бы вам позволил держать блокаду годами, а мы тем временем прямо у вас под носом извлекаем еще лимонов двести пятьдесят, причем в сотенных бумажках, и отсиживаемся в тихом месте. А тысячи нигде бы и не засветились.

— Откуда извлекаете, из подвалов Гельфанда?

— Значит, вы нас уже опередили, — обреченно констатировал Козин.

— Разумеется, — не моргнув глазом, соврал Турецкий. — Но как вы на него вышли?

— Через Бакштейна. Те шесть — восемь миллионов, которые мы собирались незаметно унести, нужны были в первую очередь на организацию, возможно, более крупного и наглого мероприятия. Вначале мы собирались выяснить, куда попадают деньги, которые мы возим, и как долго они лежат мертвым грузом. Но фактически прямо в аэропорту контейнеры загружались в грузовик, и нам говорили «до свидания». Садиться на хвост внаглую было опасно. Но однажды у нас появилась ниточка. Если до того мы даже не были уверены, что деньги остаются в Германии, и тем более не подозревали где, то вскоре мы вычислили не только город, но и конкретное место. Шофер грузовика постоянно что-то жрал, и это что-то оказалось бутербродами из ресторанчика «Der Geburstag» (что переводилось ни больше ни меньше как «День рождения»), а на пакетике, который мы извлекли из мусорника, был адрес в Линдерхофе. В перерыве между рейсами мы смотались сюда, чтобы вычислить грузовик. Макс ждал в аэропорту самолет с Бакштейном, а я дежурил возле той кафешки в Линдерхофе. И так получилось, что мы встретились. Бакштейн был, правда, не на грузовике, но с его багажом это и не требовалось. Зато он как раз завозил очередную партию денег этому Гельфанду…

Тут у Реддвея просто руки зачесались поскорее проверить дом Гельфанда на предмет наличия в нем несметных богатств русской мафии, и он с несвойственной ему резвостью вылетел из кабинета отдавать распоряжения. А Турецкий, пользуясь случаем, решил расставить все точки над «и» в убийстве Невзорова.

Собственно, у него уже была полная и вполне связная картина, из которой выпирал только один факт — Храпунов, а точнее, его удостоверение, которым пользовался Козин. Но Козин ответил на этот вопрос легко, не задумываясь:

— Удостоверение дал мне человек Гвоздя — «авторитета» Юго-Западной группировки. Он на этого капитана что-то имел и хотел его замазать, просил махать этой корочкой, не стесняясь, в самых хреновых ситуациях, да еще так, чтобы ее обязательно запомнили.

Розанов фамилию Аси наотрез назвать отказался. До того был покладистый и разговорчивый, даже слишком, а тут уперся и ни в какую. Она ни при чем и все. Не хочу, чтобы ее по судам таскали.

Турецкий, бессильный что-либо предпринять самостоятельно, отправил Грязнову факс:

«Нужно провести обыск на квартире Розанова!!!

Слава, подними все телефонные и записные книжки, если такие найдутся, проверь компьютер и память на телефоне. Ищи телефон Аси (возможно, Александры, Анфисы, Алисы, Анастасии, Олеси — короче, найдешь имя, примеряй на Асю). Среди этих ась нужно искать ту, которая работает то ли в банке, то ли в коммерческой структуре, предположительно программистом, оператором, диспетчером сети или кем-то еще, но тесно связана с компьютером.

Приставляй к ней «наружку» и сразу посылай мне установленные данные на эту особу.

P.S. В квартире наверняка есть ее пальчики, проверь на всякий случай».

36

За домом Гельфанда установили круглосуточное наблюдение.

То есть его и до того наблюдали, но теперь Реддвей развил невероятно бурную деятельность: телефоны, установленные в доме, прослушивались, каждый входящий и выходящий проверялся и перепроверялся, Реддвей поднял все финансовые документы объекта за последние пять лет. Ненавязчиво и осторожно опросили соседей, достали план дома и проверили на предмет возможных бункеров и тайников.