Большая расплата (ЛП)

— Но почему? — удивилась Клара. — Лично я не вижу связи между картой и убийством того профессора.

— И я не вижу, — согласилась Рейн-Мари. — Не уверена, что Арман видит. Может, ничего такого и нет.

— Забавно, как иногда ничто превращается в нечто, когда рядом Арман. По крайней мере, эти студенты заняты. Отсутствуют круглый день.

Обе дамы продолжали рассматривать кадетов сквозь окно. Потом Рейн-Мари заметила, что Клара смотрит не совсем на кадетов. Та очень пристально рассматривала лишь одного из них.

— Слишком тяжёлое поручение для тебя, Клара, взять её на постой?

— Ты про Амелию? — Клара немного помолчала. Продолжила изучающе смотреть на девушку. — Интересно, сколько ей лет.

— Арман должен знать. Девятнадцать или двадцать, полагаю.

— При определенном свете она выглядит очень юной. Может быть, дело в её коже. Но потом она поворачивается, и всё меняется. Она словно призма.

Ощутив холод стылого мартовского вечера, две женщины поспешили в бистро и присоединились к компании у камина.

— «Клаудер котов»? [11] — проговорил Габри, читая в толстом томе, развернутом на коленях у Мирны.

— Страдание, — сказала Рут.

— Pardon? — спросила Рейн-Мари.

— Студенты, — пояснила Рут, взболтнув свой бокал в сторону кадетов, которые оживленно беседовали между собой. — «Страдания кадетов».

— Я думал, речь была про «Страдания поэтов», — заметил Габри.

— А, правильно.

— Что нам ему сказать? — спросила Хуэйфэнь, потянувшись за картошкой, хотя чувствовала себя объевшейся до тошноты. Одним ломтиком больше, прости Господи. — Уже почти семь. Он скоро будет здесь. О, чёрт!

В окне мелькнул свет фар.

— Он уже здесь.

Фары осветили их лица, и Рейн-Мари увидела то, что имела в виду Клара. Тревога была написана на лице Хуэйфэнь. Натэниел определенно был напуган. Жак выглядел готовым к обороне, он готовил оправдания.

Амелия выглядела смирившейся. Как будто знала, что будет дальше. Словно она ждала того, что случится, очень долго, всю жизнь. А может и дольше.

Она выглядела древней. И очень-очень юной.

И немного напоминала мальчика в витражном окне.

А ещё можно было найти сходство с портретом, который писала Клара. Рейн-Мари в изумлении обернулась к подруге.

Жан-Ги и Изабель вышли из автомобиля. Снег, таявший весь день, теперь, когда село солнце и температура упала, снова застыл.

— Сок пойдёт, — заметил Жан-Ги, хлопая руками в перчатках, чтобы согреться. Он посмотрел на вершину холма, где появился свет фар, сияющих как глаза.

— Хороший год для кленового сиропа, — согласилась Изабель. — Мы возьмём ребятишек с собой на cabane à sucre на выходные.

Жан-Ги испытал мгновение абсолютного счастья, словно легкое дыхание на лице. В следующем году они с Анни возьмут своего ребёнка в «Сахарную хижину» для ежегодного празднования сбора кленового сока. Они сядут в запряжённые лошадкой сани и отправятся вглубь леса в бревенчатую хижину. Там они станут слушать, как играет скрипка и смотреть, как люди танцуют, едят яичницу с беконом, запечённые бобы и сладкий тягучий tire d’érable, а кипящий кленовый сироп будет литься на снег, превращаясь в ириски. А потом наматываться на веточку, как леденец.

Так, как было в его детстве. Это традиция, часть их patrimoine. То, что они передадут своему ребёнку. Его с Анни сыну или дочери.

Он посмотрел на бистро и заметил кадетов, тоже чьих-то дочерей и сыновей, смотревших сейчас на него.

И ощутил всепоглощающую потребность защитить их.

— Он тут, — произнесла Изабель, и Жан-Ги, обернувшись, увидел паркующуюся рядом с ними машину.

Наружу выбрались заместитель комиссара и Арман Гамаш. Желина сразу направился к ним, хрустя подошвами по льду и снегу, а Гамаш притормозив, запрокинул голову и посмотрел в ночное небо.

Потом взглянул прямо на Жана-Ги.

В этот момент Жан-Ги наконец понял, как чувствовал себя шеф-инспектор Гамаш все эти годы в качестве главы отдела по расследованию убийств.

Что значит командовать молодыми агентами.

Что значит терять кого-то из них до тех пор, пока потери не превысят силы. До тех пор, пока сердце не разобьется на сотни кусочков, и его не придется склеивать вновь. Когда наступил такой момент, Гамаш приехал сюда. Чтобы обрести покой.

Но месье Гамаш пожертвовал собственным спокойствием в угоду безопасности студентов. Он покинул это мирное место, чтобы очистить Академию, чтобы следующие поколения молодых полицейских дожили бы до седин. И выйдя однажды в отставку, обрели их собственный покой и порадовались их собственным внукам.

Жан-Ги Бовуар наблюдал, как приближается Арман Гамаш, и почувствовал всепоглощающую потребность защитить и его.

Он тут же опустил глаза, и, уставившись на свои ботинки, постарался совладать с эмоциями.

Гормоны, решил он. Это все треклятая беременность.

По пути домой Желина и Гамаш немного поговорили, потом разговор сошёл на нет, и оба погрузились в собственные мысли.

Поль Желина не знал, чем занята голова Гамаша, к тому же сам он был озабочен недавно открывшимися обстоятельствами. И тем, что они могли означать. И тем, как это всё можно использовать.

Вторую половину дня Желина провёл за изучением прошлого Мишеля Бребёфа и Армана Гамаша. Было очень похоже на археологические раскопки — он тщательно копал и перелопатил уйму грязи. А в итоге обнаружил черепки, осколки.

Сначала он думал, что Бребёф с Гамашем впервые встретились в Академии, как соседи по комнате, но вскоре понял, что ошибался. Их дружба началась ещё в детстве, на улицах Монреаля. Они были соседями. Ходили в один детский сад, играли за одни команды, устраивали двойные свидания и вместе бегали на танцы. Полгода гоняли по Европе перед поступлением в Академию. Тоже вместе.

Единственным промежутком времени, когда они действительно были порознь, стал период обучения Гамаша истории в Кэмбридже. Вот откуда у него такой английский. Бребёф тогда остался в Канаде и поступил в университет Лаваля.

Они были друг у друга шаферами на свадьбах, стояли рядом на крестинах.

Мишель Бребёф отличился в Сюртэ, быстро взойдя по карьерной лестнице до звания суперинтенданта. Впереди маячила должность шефа-суперинтенданта.

Арман Гамаш очень быстро стал главой убойного отдела, и превратил его в один из лучших в стране.

На этой должности он и застрял, наблюдая за карьерой своего лучшего друга.

Однако не было и намека на зависть. Вне работы они оставались ближайшими друзьями, на работе — хорошо ладящими коллегами.

Их жизни были тесно переплетены. Пока интересы, личные и профессиональные, не вошли в конфликт. Тогда всё очень быстро понеслось под откос.

Арман Гамаш стал замечать, что что-то не так в Сюртэ. Нет, скандалы случались и раньше. Случались злоупотребления властью. Но в прошлом их как-то быстро решали старшие офицеры, в том числе и Бребёф.

Теперь же всё изменилось. Изменения были настолько грандиозны, что сделались почти незаметными, их масштаб невозможно было оценить.

Сначала Гамаш не обращал внимания на слухи, потому что те поступали по обходным каналам, от людей, имеющих причины очернить Сюртэ.

Но слухи не прекращались, и Гамаш начал неофициальное расследование.

Всё началось на северных территориях, в племенах Кри и Инуитов. В удаленных районах, куда почти невозможно проникнуть. И к лучшему, решил для себя Гамаш.

Стараясь изо всех сил, он пытался не верить слухам.

Пока в один из дней не повстречал старейшину Кри на скамейке возле Шато-Фронтенак в Квебек-Сити. Её племя почти год копило деньги, чтобы отправить старейшину на юг, для беседы с лидерами. Чтобы рассказать им об избиениях и убийствах. О пропавших без вести. Положение индейцев стало настолько отчаянным, что они рискнули довериться белым властям.