Темные силы

В день обжалования все было готово к оптации. Ребята во главе с Синцовым понимали, что если события начнут разворачиваться стремительно, то не исключено и задержание. А раз так, то мой домашний арест подошел к концу: без меня им было бы не задержать подозреваемого по делу, находящемуся у меня в производстве.

Мигулько, правда, вякнул было, что надо договориться с прокурором о передаче дела другому следователю, но эта идея поддержки не встретила. Ляпнешь прокурору о возможном задержании, а он возьмет и встанет в позу, запретит задерживать, пожелает сам допросить фигуранта или еще что-нибудь удумает и все испортит.

Так что Косте Мигулько соваться к прокурору запретили. И я была допущена к своему рабочему сейфу.

Рассмотрение жалоб на меру пресечения было назначено на двенадцать дня. Все трое арестованных пожелали присутствовать в суде, и всех их привезли туда. Напротив здания дежурили опера, «наружка» была наготове, в общем, у всех было занятие, и только я маялась без дела.

Пребывая в нервном состоянии — по понятным причинам, я не могла заниматься никакой общественно-полезной деятельностью. Некоторые мои счастливые коллеги в дни реализаций, ожидая вестей с фронта, умудрялись составлять обвинительные заключения, вязать шарфы и чинить телевизоры. А я могла только маяться, настраиваясь на грядущую работу, даже ногти красить не получалось.

Горчаков болтался где-то со своей Аленой, договорившись, что он будет на связи, на телефоне, и сразу, если надо, примчится, куда скажут. Поэтому я в полном одиночестве слонялась по прокуратуре и не знала, куда приклонить головушку. Я чуть не сошла с ума от безделья, но тут, очень кстати, меня позвала Зоя к телефону в канцелярии.

— Следователь Швецова, слушаю, — сказала я в трубку.

— Мария Сергеевна, добрый день, — прозвучал в трубке мелодичный женский голосок. — Я — секретарь Ильи Адольфовича Эринберга.

Я чуть не присвистнула от изумления, услышав это. Если гора не идет к Магомету.

И тут же стала лихорадочно прокручивать в мозгу, что делать с Эринбергом, когда я наконец увижу его воочию. Черт, директор комбината отсутствует, где-то в Москве болтается, так что ни опознания, ни очной ставки я не проведу. Значит, по мошенничеству на комбинате до возвращения директора делать практически нечего.

Если Эринберг на вопросы о заключении с комбинатом грабительского договора займа ответит удивленным поднятием бровей, то можно, конечно, взять у него образцы подписи и отправить на экспертизу. Но пока эксперты определятся, он или не он расписывался в договоре, пройдет в лучшем случае несколько дней. И только если заключение будет положительным, ему можно будет задавать вопросы о том, где он брал кровушку, которой ставил свою подпись. А если нет?..

Вариант запасной: если господин Эринберг предъявит паспорт с номером, который указан в договоре займа, то я имею полное право предъявить ему обвинение в использовании заведомо подложного документа… Нет, не имею. Вернее, имею, коне сразу: предварительно надо получить официальную справку о том, что паспорт с таким номером выдавался не Эринбергу, а другому человеку. Получение такой справки займет несколько дней, а до этого трогать Эринберга, сажать его в камеру и совать в рожу постановление о привлечении в качестве обвиняемого и думать не моги.

И что же остается?

— Илья Адольфович хотел бы с вами повидаться, — продолжал между тем ангельский голосок. — Дело в том, что ему стало известно об использовании его имени без его разрешения, и он хотел бы с вами это обсудить.

Так, приехали. Это не тот Юрий Милославский. Мое воображение тут же нарисовало толстенького бизнесмена, ставшего жертвой мошенников. Документы, что ли, у него украли? Не Очень ясно, правда, было, как же вышло, что паспорт с таким номером выдавался юной девушке, но если в договоре займа допущена ошибка хотя бы на одну цифру или букву в номере паспорта Эринберга, то это все объясняет. Да, в конце концов, мошенники могли воспользоваться только его именем, а паспорт с произвольным номером состряпали от балды. А настоящий Эринберг мог получать паспорт не в Питере, а в другом городе, поэтому и не зарегистрирован здесь. Да что гадать? Надо встречаться с Эринбергом и задавать вопросы ему.

— Пусть приезжает в прокуратуру, — сказала я. — Я буду на месте.

Вот будет интересно, если ребята задержат заказчика по областному делу о похищении Паши Иванова, и в моем кабинете столкнутся два Эринберга…

— Извините, но Илья Адольфович не может покинуть офис до шестнадцати часов, а после этого улетает в Афины, — журчала секретарша. — Если бы вы смогли подъехать к нему в офис… Мы бы прислали за вами машину.

— Спасибо, не надо, — ответила я, мучительно решая, как быть с приглашением. Судя по всему, этот Эринберг — безвредное создание, тем более, что сам вышел на связь, значит, не боится. Но все равно, одной туда соваться не очень хочется. Жалко только, что опера сегодня все заняты, и Лешка где-то болтается. Можно, конечно, ему позвонить, попросить со мной съездить, но тогда у него свидание сорвется. А, была не была!

— Диктуйте адрес, — сказала я наконец в трубку. — Я сейчас приеду.

— Очень хорошо, — обрадовалась секретарша, наверное, получившая ценные указания заманить меня туда во что бы то ни стало. — Записывайте…

Она подиктовала мне адрес; не так уж это далеко, подумала я, доеду на такси.

— У ворот нажмите кнопку переговорного устройства, — дала мне последние напутствия секретарша, — скажите, что вы — Швецова, к Илье Адольфовичу. Охранник вас встретит и проводит.

Про себя я решила, что если офис будет выглядеть подозрительно, я одна туда не пойду. Зое я на всякий случай оставила адрес, предупредила, что поеду на такси по делам, и попросила, если вдруг меня начнут разыскивать опера, адресоваться мне на мобильник. И, уже выйдя на улицу, взмахнув рукой и остановив частника, я услышала писк моего телефона, извещавший о получении СМС-сообщения. Сев в машину и назвав адрес, я посмотрела, что пишут: оператор мобильной связи ставил меня в известность, что я подошла к порогу отключения связи. Черт, забыла положить деньги на счет.