Сусикоски и Дом трех женщин

— Да, как мне показалось, этакий идиллический уголок. Редкие избы дремлют по обе стороны дороги. Старые заборы и очень красивый каменный мост…

Пармалахти перебил его:

— Не больно вдавайся в поэзию.

Илола тотчас умолк. Он явно растерялся от этого замечания.

Какие-то добрые чувства возникали в душе Пармалахти к этому парню. Здоровый и подвижный, а с другой стороны, осторожный и вежливый, констебль Илола пробуждал далекие воспоминания. С тем же скудным жизненным багажом когда-то и Пармалахти вступил на эту, полицейскую стезю. Но, насколько помнилось, ему в свое время удалось преодолеть застенчивость быстрее и легче.

Ничего не поделаешь, времена изменились.

Еще Пармалахти подумал о том, что в нынешние суровые и смутные времена Илола казался редкой птицей. Не слишком ли он мягковат для полицейского? В конце концов, это проявится в первом же настоящем деле. И все же едва ли вежливость и обходительность можно причислить к недостаткам молодого человека.

Поставив точку в своих размышлениях и возвращаясь к делу, Пармалахти продолжал:

— Для полной характеристики Ала-Коттари нельзя не упомянуть об одной достопримечательности этих мест, располагающейся немного в стороне от деревни…

— Дом трех женщин?

Ленсман удивился. Он уставился на констебля проницательными глазами, выглядывавшими из-под косматых, поседевших бровей:

— Да ты и в самом деле всего за несколько месяцев успел тут многое разнюхать.

— Я же говорил, что в свободное от работы время кружил по окрестностям.

— И слушал, о чем говорит народ, не так ли?

— И это тоже.

Они поглядели друг на друга. Пармалахти пожал плечами и спросил:

— Ты что же, заглядывал в этот дом? Его правильное название Лаутапоррас. Но, ты прав, сейчас он известен здесь больше как Дом трех женщин.

Илола покачал отрицательно головой.

— Я лишь взглянул на него снаружи. Он хорошо просматривается с дороги, которая в этом месте поднимается в гору. Строение выглядит несколько своеобразно и напоминает крепость…

— Вот как, — раздумчиво произнес ленсман Пармалахти. — Значит, только снаружи разглядывал…

— Именно так.

— Да-а… Может случиться, что тебе придется познакомиться с этим домом и изнутри. Посмотрим… — Ленсман внезапно прервал свою речь. Он заметил, что опережает события, и начал разматывать клубок с другого конца: — Если вернуться еще раз к деревне Ала-Коттари и к ее экзотическим обитателям, то один из них просто уникум.

Так как ленсман задержался на мгновение, чтобы посмотреть, понял ли его собеседник, Илола тотчас произнес:

— Следовательно, самый выдающийся из числа ему подобных?

— Точно. Если в этой деревне все бестии, то сапожник Тимо Тойвиайнен — самая хитрая бестия!

— Это имя мне ни о чем не говорит.

— Естественно, ты не успел еще познакомиться со всеми жителями этой волости.

— Ты сказал, что мне придется посетить больницу. Очевидно, тот самый Тойвиайнен и попал в нее?

— Да. Сегодня, около полудня.

Ленсман машинально посмотрел на часы. Шел третий час. Заметив движение ленсмана, младший констебль Юрки Илола выразил намерение подняться.

Пармалахти махнул рукой:

— Я же сказал, что это не опасно для его жизни. Хотя он и стал объектом нападения и получил ножевую рану.

Это сообщение вызвало интерес, который явно отразился на лице Илола.

— Однако отнесемся к этому событию спокойно, — сказал Пармалахти. — И прежде всего потому, что тебе скоро придется говорить с этим Тойвиайненом и мне хотелось бы подготовить тебя к беседе с ним. Видишь ли, этот самый Тойвиайнен в своем роде артист, непревзойденный рассказчик. Вот тебе только один пример…

Пармалахти принялся копаться в кармане. Оттуда появилась узкая металлическая сигарница. Прежде чем Пармалахти успел взять сигару в рот, Илола уже поднес ко рту начальника огонек.

— Благодарю…

Пармалахти сделал первую затяжку. Его брови нахмурились, но на лице не было признаков недовольства. Скорее наоборот, на нем промелькнула улыбка. Казалось, Пармалахти вспомнил нечто примечательное.

— Видишь ли… Некоторое время тому назад до местных властей стали доходить слухи о том, что в Ала-Коттари… вот именно, где же еще, как не в Ала-Коттари! — На лице Пармалахти появилась саркастическая усмешка, и он продолжал: — По слухам, там играли в карты на деньги. Азартные игры! Ты еще недавно проходил криминальную науку и должен знать, что за это полагается по нашим законам?

— Отвечать? — спросил нехотя Илола.

— Я же спрашиваю.

Илола взглянул на своего шефа, как бы выискивая какой-то подвох с его стороны. Но Пармалахти лишь поощрительно кивнул головой, и Илола пробормотал:

— Кое-что еще осталось в голове из того, что проходили в полицейской школе. Игра квалифицируется как азартная, когда ставки в ней явно превышают доходы игрока.

— Правильно! — зафиксировал Пармалахти. — Особенно в законе подчеркивается вина того лица, которое предоставляет квартиру для азартных игр.

— Совершенно верно.

Пармалахти усмехнулся.

— Так вот, до сведения властей дошла информация о том, что в избе сапожника Тимо Тойвиайнена игра шла так, что…

— Величина ставок повышалась до облаков?

— Да, что-то в этом роде. Только начальные ставки достигали сотенных…

— Ого!

— «Ого», — сказал тогда и я. И направил старшего констебля Паяла на расследование дела. Как оказалось на месте, все было организовано надлежащим образом. У входа в избу Тойвиайнена стоял платный сторож. Однако опытный Паяла обыграл ситуацию так, что застал вахтенного врасплох и помешал поднять тревогу. После этого Паяла распахнул дверь настежь и строгим воинским голосом произнес ту самую сакраментальную фразу, которая уже стала известной присказкой…

Илола не мог не рассмеяться. Пармалахти так красочно описывал эту сценку, что она как живая возникала перед глазами. И поскольку он собирался упомянуть известную в народе присказку, Илола подхватил ее:

— Паяла закричал: «Прячьте карты! Полиция идет!»

Пармалахти усмехнулся.

— Да, именно так и произошло. Обнаруженные на столе деньги были конфискованы, а сапожника Тимо Тойвиайнена допросили в суде. Попробуй отгадай, что он сказал заседавшему там судье? — Илола не успел и подумать, как Пармалахти уже сообщил: — Старик прикинулся несведущим в финском законодательстве и принялся объяснять с выпученными от удивления глазами, что ничего не знал о запрете на азартные игры. Так вот, ссылаясь на свою неосведомленность, этот верзила… да, да, Тойвиайнен еще и на старости лет остается довольно крепким, жилистым мужиком… потребовал оправдательного приговора.

В уголках рта Юрки Илола появилась улыбка, когда он спросил:

— Так чем же все тогда кончилось?

— Старый судья крепко смазал ему по физиономии. А присяжные, как утверждают, слегка добавили. Эта история с Тойвиайненом хорошо известна всей волости.

Добродушное выражение на лице Пармалахти исчезло. Он поднял руку и, чтобы придать своим словам большее значение, постучал ею по столу:

— То была лишь присказка. Я хотел обратить твое внимание, что у Тойвиайнена петушиная глотка. Из нее так и прет. А если подходящей темы не находится, оттуда начинают извергаться водопадом солдатские байки. Правда, справедливости ради нужно сказать, что этот парень не зря провел пять лет на войне. Все время на передовой. Трижды ранен, награжден многими орденами. Но уж если этим воспоминаниям случится вырваться наружу, они приобретают невероятные масштабы и сюжеты. Как-то по нему прошлась пулеметная очередь и прошила насквозь. В другой раз снаряд угодил ему в голову! Так что не вступай с ним в разговоры на эту тему. Иначе погубишь все дело.

— А в чем, собственно, состоит это дело?

Вопрос был поставлен так остро и прямо, что Пармалахти даже удивился. А парень-то вовсе не такой застенчивый, как казалось. Неужели мальчишка осмелился намекнуть на то, что, представляя Тимо Тойвиайнена большим пустомелей, сам ленсман оказался не без греха?