Банда 8

— И что?

— Эти бумажки дают основание возбудить уголовное дело по факту мошенничества в особо крупных размерах.

— Против кого возбудить уголовное дело? — спросил Пафнутьев с легким раздражением.

— Против Лубовского, Паша. Он не зря много раз напоминал тебе об этих бумагах. Деньги предлагал?

— Было.

— Ты отказался?

— Так уж получилось, — виновато признался Пафнутьев, как признаются в собственной глупости.

— Не жалеешь?

— Только перед сном.

— Это правильно... Обычно перед сном людей посещают самые правильные мысли, можно даже сказать — прозрения.

— Что делать... Видимо, время упущено.

— Вовсе нет! — быстро ответил Халандовский.

— Тебе это известно точно?

— Конечно! Мы перезваниваемся. Он постоянно передает тебе приветы. Видимо, любит тебя.

— И ему поклон, — вздохнул Пафнутьев. — Я его тоже люблю. Если опять позвонит, передай, что я постоянно о нем помню.

— Он тоже тебя не забывает, — жестковато сказал Халандовский. — Хочешь, поделюсь умными мыслями?

— Хочу.

— Мне кажется, у тебя нет выбора. Подожди, не перебивай. — Халандовский выставил вперед тяжелую ладонь. — У Лубовского прямой выход на президента. Совсем недавно в этом могла убедиться вся страна. Их милая беседа была много раз показана по всем каналам телевидения. Мои ребята по их губам восстановили содержание этой беседы.

— Это возможно? — удивился Пафнутьев.

— Не задавай глупых вопросов. Вот текст их беседы... Когда они во время приема олигархов мило обменивались любезностями. — Халандовский вынул из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги и протянул его Пафнутьеву.

Тот взял лист, медленно, будто опасаясь, развернул его и не торопясь вчитался в машинописной текст. Потом так же медленно свернул и сунул себе в карман.

— Я могу это взять? — спросил он.

— Для тебя текст и сделан.

— Спасибо. Ему можно доверять?

— Ровно на сто процентов.

— Хорошие у тебя ребята, — пробормотал Пафнутьев.

— Я, Паша, тоже ничего.

— Знаю. Так в чем там дело, какое такое мошенничество сотворил наш общий с тобой друг Лубовский?

— Хорошо... Скажу. Но в общих чертах, потому что подробно говорить об этих бумагах, об их содержании... Нам с тобой не хватит и трех бутылок хорошей водки.

— Неплохое предложение.

— Чуть попозже, Паша, чуть попозже, как говорит один мой друг. Одно время Лубовский стоял во главе не самого большого банка, так себе, банк средней руки, каких в стране тысячи... У него появились фирмы-должники, которые взяли деньги и не смогли их вернуть. Но руководство фирм знало, что с Лубовским шутки плохи, мы с тобой это тоже знаем. Чтобы как-то с ним рассчитаться, они предложили Лубовскому некоторое свое имущество. Ресторан, казино, кафе, неплохой такой домишко на Рублевском шоссе, совсем неплохой...

— На миллион тянет?

— Тянет, Паша, тянет. Эти объекты потянули где-то на десять миллионов долларов. Но потом начали происходить странные вещи. Вроде бумаги на эти объекты передали, а вот что касается самих объектов... их переоформили на других людей. Я не буду тебе говорить, что это были люди Лубовского. Так что банк, которым руководил наш друг, вообще не получил ни единого рубля, не говоря уже о долларах. Все осело на его личном счете.

— Неплохо, — вынужден был согласиться Пафнутьев.

— Эти операции или очень похожие проворачивались им не единожды.

— По-моему, у тебя что-то должно быть в холодильнике?

— Паша! — восторженно вскричал Халандовский. — А как ты догадался?

— Я тоже умный и проницательный, — скромно проговорил Пафнутьев, отодвигая портфель Лубовского в сторону, чтобы он не мешал Халандовскому подняться из кресла и пройти к холодильнику.

Через несколько минут на журнальном столике между креслами стола тарелка с холодным мясом, в блюдечке лежала горка хрена, вилки сверкали, как хирургические инструменты, в рюмках играло утреннее московское солнце, которое на этот раз было нарядно розовым. Да, и водка, конечно, на столе стояла бутылка водки, на заиндевевшем боку которой жизнеутверждающе отпечаталась мощная халандовская ладонь.

— До того, как мы пригубим по глоточку, Паша, — Халандовский с хрустом свинтил пробку, — я расскажу тебе про одну авантюру нашего друга, авантюру, которая даже у меня вызывает искреннее восхищение. Да-да-да!

— Что она у тебя вызывает? Я не ослышался?

— Восторг и зависть, Паша! Восторг и зависть! Ты знаешь, что он владеет одним из каналов телевидения? Знаешь. Так вот, однажды в ночных последних известиях этот канал сообщает: на севере нашей необъятной родины взорвался котел атомной электростанции. Ядовитое, смертоносное, радиоактивнее облако северными ветрами понесло в сторону Скандинавии, и нет никаких сил остановить его, повернуть, подправить направление. Мировые информационные агентства мгновенно распространили потрясающую новость на всю планету. И планета замерла в ужасе. Заметь, была ночь. Наутро финские и прочие северные компании подешевели в два раза, и люди Лубовского за бесценок скупали их пачками.

— Потрясающе! — воскликнул Пафнутьев, разливая холодную тяжелую водку в бочоночки рюмок.

— Вскоре выяснилось, что информация была ошибочной. Случается, вышла накладка, сонный редактор телевидения, не разобравшись, подсунул листок с текстом сонному диктору. Через неделю снова компании выросли в цене, а на счетах Лубовского осели новые миллионы долларов. Да что там говорить — десятки миллионов.

— Потрясающе! — повторил Пафнутьев. — И все это есть в портфеле?

— Я рассказал тебе десятую часть. Но предупреждаю — подобная информация требует долгого и кропотливого следствия, да что там следствия... Суд может растянуться на годы. Да, у тебя есть бумаги, записки, расписки, дописки... Но победа далека так же, как и раньше, до появления этого несчастного портфеля.

— Тогда наливай! — сказал Пафнутьев безмятежно и даже с каким-то вызывающим легкомыслием.

— Паша! — простонал Халандовский, приложив большие свои мохнатые руки к груди. — Отступись! Прошу тебя!

— Как? — весело спросил Пафнутьев.