Последний расчет

Некоторое время они молча ели салат, стейки и свежий белый хлеб. Пили холодное пиво. Фрёлик даже представить себе не мог, что трудный день окончится так хорошо.

Молчание нарушил Гунарстранна:

– Во-первых, Хеннинг признал, что забрал Катрине от дома Аннабет Ос. Реймонд Скёу мог прятаться у дома и поджидать Катрине. Ведь явился же он в тот день к ней на работу! Возможно, он поехал в Холменколлен за ней и Эйдесеном, но наверняка мы ничего не знаем. Далее, Скёу видит, как Катрине садится в машину Хеннинга. Он едет за ними. Сначала Хеннинг и Катрине поехали в Акер-Брюгге и купили еду в «Макдоналдсе». Потом уехали. По словам Хеннинга, на парковку возле Ингирстранда за ними въехала какая-то машина.

Гунарстранна замолчал и задумался.

Фрёлик подлил им обоим пива.

На перила села трясогузка и затрясла хвостом.

– У нас зрители, – оживился Фрёлик. – Шпион!

– Если сосредоточиться и мыслить логически, – продолжал Гунарстранна, – становится ясно, что речь, скорее всего, идет о спонтанном нападении. Как только мы доберемся до Скёу, отправим его на анализ ДНК-Анализ будет готов через две недели; тогда мы будем точно знать, его ли кожу нашли под ногтями у жертвы. А как только на его одежде обнаружатся ее волосы, дело можно считать раскрытым.

– Интересно, где сейчас Скёу?

– Наверное, в Швеции, – проворчал Гунарстранна, намазывая хлеб маслом. – Это тоже типично. Я уже ловил двоих убийц, которые думали, что они могут ускользнуть в Данию или Швецию и вздохнуть свободно. Через пару недель Скёу вернется, и тогда он наш.

Двое полицейских смотрели в небо. Гунарстранна жевал и думал. Фрёлик закинул ногу на ногу и расслабленно подставил лицо солнцу.

– Не помню, чтобы я видел на Крамере царапины, – сказал наконец Гунарстранна.

Фрёлик просиял. Значит, босс еще не отказался от мысли о том, что убийца – Крамер.

– Мы ведь не знаем, где она его поцарапала, – откликнулся он. – Все выяснится только на вскрытии.

Гунарстранна вдруг улыбнулся, как будто только что вспомнил, что он – хозяин, а Фрёлик – гость.

– Рад тебя видеть, – улыбнулся он.

– Спасибо. И за угощение тоже.

– Тебе спасибо. Ты в шахматы играешь?

Сердце у Фрёлика упало. Шахматы! Совсем как дома. Он знал, что в шахматах одна фигура называется «слон», а другая – «конь». Одна из них может перескакивать другие фигуры и двигается углом. Чтобы потянуть время, он отпил еще пива. Шахматы! Там либо король, либо королева должны стоять на клетке D1.

– Так я и знал, – сказал довольный Гунарстранна. – Хороший полицейский любит шахматы.

Франк тяжело вздохнул. Откровенно говоря, шахматы он терпеть не мог. Что за игра, в которой всегда нужно принимать стратегические решения, думать на три хода вперед…

– Играть мне приходится редко, – осторожно ответил он.

– Ладно! – Гунарстранна повел его внутрь, к низкому столику с черной столешницей. – Вечер пятницы, мы в глуши, виски, пиво и шахматы, – с улыбкой продолжал он. – Ты очутился в раю!

Глава 28

Девушка месяца

На следующее утро Фрёлик уехал из домика Гунарстранны, но у Драммена повернул не к Осло, а налево, к Конгсбергу. Ушел со скоростного шоссе, ехал еще полчаса и не останавливался, пока не увидел поворота на Недре-Эйкер. Перед ним открылся вид на небольшую долину. Он решил, что здешние дома в основном построены в семидесятых. Они стояли ровными рядами. Кто-то попытался естественным образом вписать их в ландшафт, однако попытка, на его взгляд, не удалась. Долину образовывали два склона холма, спускавшиеся вниз к дну оврага, по которому раньше протекал ручей. На склонах стояли ряды трехэтажных домов, местами ряды разбивали двухэтажные сборные домики. Повсюду одни и те же плоские шиферные крыши и однообразные квадратные окна с двойными рамами. Правда, некоторые домовладельцы стремились к оригинальности. Они пристраивали к своим жилищам огромные веранды, эркеры с окошками посередине, которые в народе назывались «прыщи процветания». Кое-кто замахивался на псевдогреческие колонны у входа или разноцветные витражные окна. Впрочем, кусты и плодовые деревья у всех произрастали успешно.

Фрёлик вылез из машины и направился к жилому массиву. Еде-то жужжала газонокосилка; на качелях сидела одинокая маленькая девочка. Сунув палец в рот, она большими глазами посмотрела на проходящего мимо полицейского. На веранде соседнего дома, верхом на игрушечном тракторе сидел мальчик и громко тарахтел. Дом Беате Браттеруд Франк узнал издали, задолго до того, как разглядел номер на стене. От непрочной конструкции веяло бедностью: крыша зияла черными дырами, облупившаяся краска местами пошла пятнами, почтовый ящик искривился, мусорный бак перевернут. Палисадник зарос бурьяном, крыльцо покосилось – вот-вот обвалится.

Ему открыла дверь толстуха неопределенного возраста с огромными мешками под глазами. Волосы у нее были рыжие, кудрявые. Фрёлик вспомнил, что видел ее на похоронах. У нее еще все время сваливалась с плеча сумка. После службы она пожимала руку Аннабет Ос.

Фрёлик представился. Глаза у женщины загорелись желтыми огоньками; мешки под глазами как будто стали еще больше.

– Далеко вы забрались от столицы, – заметила она. – Здесь Бускеруд.

Фрёлик ответил улыбкой, достойной телепроповедника:

– Главным образом, я приехал сюда для того, чтобы поговорить о Катрине… в неофициальной обстановке.

– Зачем еще?

– Чтобы узнать о ее прошлом… о том, как она росла… словом, чтобы узнать ее получше.

Прядь курчавых рыжих волос упала женщине на глаза. Она смахнула ее кулаком. Пальцы у нее были короткие и толстые, все в экземе.

– Я бы пригласила вас в дом, но у меня беспорядок.

– Можно и погулять, – жизнерадостно ответил Фрёлик.

– Гулять возле дома с полицейским? Вы, наверное, шутите!

Ее глаза метали молнии. Они напоминали глаза безумной птицы за миг до того, как она набросится на жертву. Фрёлик отвернулся и заметил, что входная дверь совсем отсырела. Он понял, почему покосилось крыльцо. У дома прогнил фундамент.

Ему показалось, что молчание затянулось на целую вечность. По перилам крыльца ковылял какой-то шестиногий жучок. Его усики напоминали антенны; он тыкался ими в дерево, как слепой, который ощупывает дорогу тростью. Знает ли он, куда идет? – подумал Фрёлик. Он поднял голову и встретился с ненавидящим взглядом Беате Браттеруд.

– Ну, тогда лучше входите, – сказала она наконец, с трудом поворачиваясь. – Садитесь куда хотите, только не на кошкино кресло, – продолжала она, тяжело дыша и смахивая со лба волосы. Они тут же упали на прежнее место. Хозяйка выпятила нижнюю губу и сдула непокорную прядку. – Кошкино кресло вон там. Предупреждаю, после него придется долго отстирывать брюки!

Фрёлик огляделся по сторонам, увидел дверь на кухню. Ее ярко освещало солнце. В его лучах пятна на полу отсвечивали сухим, матовым блеском. Он выдвинул деревянный стул из-под столика у окна и отнес его в гостиную.

– Давно ее не было дома… давно она не навещала вас… то есть до своей смерти? – спросил он, садясь.

– Она ни разу не приезжала домой.

Фрёлик молчал.

– Ну, теперь она умерла. Печально, конечно. Но для нее все так или иначе кончилось бы плохо. Она была патологической лгуньей и вот с такого возраста, – женщина чуть приподняла одутловатую руку от пола, – таскалась с парнями и взрослыми мужиками.

– Что вы имеете в виду, называя ее «патологической лгуньей»?

– Да то, что она такая и была. Врала обо всем и обо всех, и для нее ничего не было достаточно хорошо. И меня она стеснялась. Как-то, пару лет назад, она заехала ко мне, и я стала ее угощать. Вспомнила, что она всегда любила, когда была маленькая. Но она от всего воротила нос. С ней еще приезжала одна дамочка – вся расфуфыренная. Она тоже ничего не стала есть, а по дому ходила, вот так скрестив руки, как будто боялась чем-нибудь заразиться! Настоящая богачка из тех, что носятся в дорогих машинах и едят только деликатесы. В общем, я для Катрине была плохая. Уж очень она задирала нос. Думала, что сама из благородной семьи, хотя я сильно в этом сомневаюсь!