Банда 5

Не надо бы ему так куражиться, ох, не надо, но сказанного не вернешь. Никогда не позволял себе Вобла так разговаривать с Афганцем, нутром чуял, что за внешней неторопливостью, даже какой-то забитостью Афганца таится нечто такое, чего следует опасаться. И то, что он вот так заговорил, со смехом, с прибаутками, по девушке прошелся, напомнив все, что произошло в ванной, еще раз убедило Афганца в том, что Вобла пришел по заданию, а задание его в точности совпадает с тем, что сказал Петрович.

«Но почему тянет? — недоумевал Афганец. — Может поторопился Петрович со своим предупреждением?»

— Слезай, — сказал Вобла и спрыгнул с лестницы на пол. — Поговорить надо.

— О чем?

— Кое-что изменилось... Обсудить надо, — и Вобла уселся за стол, давая понять, что разговор действительно предстоит серьезный.

Афганец не стал спускаться по лестнице, он спрыгнул на пол, оказавшись прямо перед Воблой.

— Садись, — сказал тот, указывая на свободный стул с противоположной стороны стола. Но едва Афганец сел, Вобла сразу положил на стол руку с зажатым пистолетом. — Ты от Петровича деньги получил?

— Мелочь, — ответил Афганец, как бы не придавая значения направленному на него пистолету.

— Сколько?

— Пять тысяч.

— Пять?! — удивился Вобла. — А почему мне только три?

— Спроси у Петровича. — Афганец передернул плечами.

— Где деньги?

— Здесь. — Афганец неопределенно махнул рукой не то в сторону чердака, не то в сторону сада. На пистолет он не смотрел, как бы и не догадываясь, что он должен в конце концов выстрелить. Лишь когда Вобла заговорил о деньгах, Афганец понял, почему тот не стрелял раньше, почему позволил ему спуститься с чердака.

Деньги — вот в чем было дело.

Всем участникам ночного набега Петрович дал по три тысячи долларов, но что-то заставило Афганца сказать, что он получил пять тысяч. И по тому, как от обиды вскинулся Вобла, понял, что поступил правильно.

— Где здесь?

— В доме, где же еще... У меня нет другого места.

— Где в доме?

— Ну... Спрятал... А в чем дело?

— Давай их сюда.

— Не понял! — Афганец уже знал, как поступить, по секундам знал, что нужно делать, что произойдет после первого же его движения. И чем все закончится, тоже знал.

— Тебе они больше не понадобятся.

— Почему?

— Потому что тебе скоро ничего не понадобится.

Афганец чувствовал, что сейчас противника нужно озадачить, удивить, обидеть — что угодно, и тогда его палец на курке на какую-то долю секунды будет парализован. Да, палец тоже будет озадачен и замрет на короткое время, но этого будет достаточно. Афганцу не потребуется больше половинки секунды.

— Хорошо, я отдам тебе деньги, но с одним условием.

— Какое еще условие? — даже сейчас Вобла не мог отказаться от пренебрежения.

— Ты напишешь мне расписку в получении денег, — спокойно проговорил Афганец.

— Что?!

Вот этого возгласа он и добивался.

Дальнейшее действительно произошло в течение двух-трех секунд. Заранее положив руки на край стола, Афганец резко подбросил его вверх, опрокинул на Воблу, и раздавшийся выстрел нисколько его не смутил, он знал, что это пустой выстрел, в потолок. И следующий тоже не может быть прицельным, потому что опрокинутый навзничь Вобла будет стараться прежде всего встать, а это тоже ошибка, он должен лежать, и единственное, что ему следует сделать, — сбросить с себя стол. Но на это нужно время, хотя бы несколько секунд нужно, чтобы осмыслить происшедшее, а этих секунд Афганец ему не дал. Одним движением руки он отбросил занавеску у двери и взял стоявшие там вилы. А едва из-за стола показался незащищенный живот Воблы, он всадил в этот живот все четыре острия до самого основания.

От страшной боли Вобла опрокинулся на спину, из-за стола показалась его правая рука с зажатым в ней пистолетом. Афганец, не раздумывая, выдернул вилы их живота и пригвоздил ими руку Воблы к полу. Едва пистолет выпал из ослабевших пальцев, Афганец тут же его подобрал и сунул за пояс, но сзади, на спине.

— Так ты будешь писать расписку?

Он мог уже и не задавать этого вопроса — лицо Воблы серело прямо на глазах, обесцветились губы, запрокинулась голова. Свободной рукой он пытался обхватить живот, остановить кровь, но ладонь скользила беспомощно и обреченно.

— Зачем... Зачем?... — хрипел Вобла.

— Зачем в живот? — переспросил Афганец с интересом. — Чтоб дольше подыхал. Полчаса тебе еще маяться, а может, и весь час... — Не обращая внимания на хрипы и стоны Воблы, Афганец обшарил его карманы, вытащил документы, кошелек, какие-то удостоверения в пластмассовых пленках и наконец нашел ключи от машины. — Все это тебе уже не пригодится, — повторил он слова Воблы.

— "Скорую"... Вызови «скорую»... — стонал в полузабытьи Вобла. — Я заплачу...

— Ну ты даешь, — усмехнулся Афганец.

Дальнейшие его действия были размеренны и даже неторопливы. Взяв Воблу за ноги, за живые еще, подрагивающие ноги, он оттащил его в сторону, к двери. Опрокинутый на спину Вобла упал так неудачно, что закрыл телом лаз в погреб, и Афганец, оттаскивая его в сторону, освобождал крышку. Откинув ее, он выволок из подвала лестницу. Заглянул внутрь. На самом дне поблескивали стеклянные банки с соленьями и вареньями — видимо, соседи надарили. Афганец подтащил Воблу к лазу и, не колеблясь, столкнул вниз. Прислушался — звона битого стекла не услышал. Он боялся нанести урон хозяйству Петровича, но, убедившись, что припасы остались целы, с легкой душой опустил крышку на место.

Как ни странно, крови на полу осталось совсем немного, и Афганец, взяв в прихожей ведро с водой, окатил сразу весь пол. Вода тут же сквозь щели протекла вниз, смыв пятна вобликовской крови. Взяв вилы, Афганец поставил их за занавеску. Потом так же неторопливо достал с чердака вторые вилы и отнес к туалету — Петрович в случае нужды мог на них понадеяться. И острую, как бритва, лопату он отнес туда, где она и стояла, в угол между верандой и домом.

Афганец знал, что раны, которые он нанес Вобле, в общем-то не смертельны, но при одном условии — тот должен немедленно оказаться на столе хирурга. Видимо, знал это и Вобла, когда просил Афганца вызвать «скорую помощь». Он понимал, что оставленный без помощи, умрет в течение часа.