Опасно для жизни

— Знаешь, Вячеслав, все-таки я стою на своем: производство налажено где-то совсем неподалеку. Может быть, в самой Москве.

Вячеслав хмыкнул.

— Ты смотри, — Турецкий указал на схему, сделанную Димой Чиртковым, — движение «белка» происходит из центра в регионы. Обратных стрелок нет.

— Не могу себе представить, чтобы это было в Москве. Уже полгода циркулирует эта дрянь по столице, мы ходим по пятам за курьерами и почему-то до сих пор не наткнулись на производителей!

— Может, не совсем здесь, а где-нибудь неподалеку. Ладно, это пока версия. Но самый тщательный досмотр поездов, следующих в столицу из ближайших городов, надо организовать. Мы об этом уже говорили, Слава.

— Уже организован, — буркнул Вячеслав.

— А вот что есть из фактов, — невозмутимо продолжил Турецкий. — По окружению Свимонишвили. Знаешь, сплошная интербригада. И грузины, и русские, и даже прибалты. Вот из прибалтов есть у нее некий Альгерис Смакаускас. По национальности литовец, но родился и вырос в Риге. Этот период его жизни пока скрыт сиреневым туманом. Знаешь, как там сейчас к нам относятся, особенно к ФСБ? Я выслал прокурору Латвии отдельное требование, но пока — ничего. Но вот что наши фээсбэшники наковыряли про российский период жизни этого молодца. В восемьдесят четвертом году осужден за изнасилование. Было мальчонке девятнадцать. Судили в Риге, дело находится в местном суде. А срок тянул в Свердловской области, в Краснотурьинске. Вот, прислали документы на него из первого спецотдела МВД.

Турецкий протянул другу ксерокопию листа вроде тех, что заполняют в отделах кадров при приеме на работу. В верхнем левом углу было два изображения Альгериса — анфас и профиль, как положено.

— Так вот, — продолжил Александр, — не тебе рассказывать, каково с такой статьей в зоне. Но паренек себя опустить не дал. Более того, снискал благосклонность одного из авторитетов зоны. А сидел там в это время сам Отар Кахарадзе. Парень был при нем, грузинский язык даже на примитивном уровне выучил.

— У Кахарадзе и в Москве все куплено-перекуплено было, — вставил Грязнов, снова наполняя рюмки. Друзья выпили, запили остывшим в чашках кофе. — Эх, Галка ушла уже, придется самому кофе приготовить.

— Ладно, пей холодный. Кстати, что это у тебя за Галочка такая симпатичная завелась в приемной? Признавайся, старый хрыч!

— Отстаньте со своими гнусными домыслами, господин Казанова. Всех по себе меряете. А у девушки муж и ребенок. Исключительно порядочная женщина. Просто мне приятно видеть по утрам хорошенькое улыбчивое личико, а не…

— Ладно, ладно, — рассмеялся Турецкий. — Оправдываться в милиции будешь.

— Фу, какая дешевая шутка, — поморщился Слава.

— Это я от бесперспективности ситуации, — вздохнул Александр.

— Кстати, у Кахарадзе и в нашем славном ФСБ свои люди были. В частности, полковник Гурам Табагари. Но засветился полковничек, и убрали его. Было это году, кажется, в девяносто четвертом. А сегодня и самого Отарика уже нет.

— Ладно, мертвые сраму не имут. Давай продолжим разговор о живых. Так вот, после отсидки завербовался Альгерис в Грузию волонтером. Как раз было время грузино-абхазской войны. А кличка у него знаешь какая была? Охотник. Был он снайпером. И попадал в цель с одного выстрела — в глаз.

— Шутишь? — встрепенулся Грязнов.

— Нисколько. Оттуда перебрался в Москву. Был в одной из преступных столичных группировок. Стрелки хорошие всем нужны. А с девяносто четвертого года и по сей день Смакаускас уже в команде Свимонишвили. Вот и все, что накопали на него фээсбэшники. Я его допрашивал. Такой убьет как плюнет. Абсолютно холодный взгляд. Смотрит словно сквозь прорезь прицела, — объяснил Турецкий.

— Эх, пистолет бы найти!

— Ага, еще и видеопленку с записью убийства.

— Ну не могу я! День за днем ковыряемся — и ничего! Курьерша эта, Тото, совсем обнаглела. Словно сама на глаза лезет. Наши ребята засекли ее на днях около «Метелицы». Подъехала на «форде» с двумя молодцами, у каждого по сумке в руках, и — шнырь внутрь. В дверях еще обернулась и ручкой махнула нашей машине. Привет, мол, ребята! Бойцы вслед кинулись, пока с охраной разбирались, она уже исчезла. Всю «Метелицу» перешарашили — ни ее, ни парней, ни сумок. Зло берет!

— То-то ты уже на подчиненных рычишь.

— Я? Да ты что? Я им отец родной.

— Рычишь, рычишь.

— Зарычишь тут, — признался в своей вине Слава, — когда эти крысы хлопковые все хвосты обрубают. Взять хоть Висницких. Не знаю, как старший, а на младшего уже накопано — будьте любезны. А не ухватишь — все через подставных лиц. А в «Целителе», в его собственной фирме, все чин чинарем. Ни к одной бумаге не придерешься. Налоги исправно платит. Обогащает государственную казну. А я его нюхом чую — клейма ставить некуда. Видно, хорошие юристы на них работают.

— Юристам тоже кушать надо, — вставил Александр и, вздохнув, добавил: — Ну, поработаем этими, таксами. Они, кажется, на крыс охотятся. Будем рыть носом землю. Чего-нибудь нароем рано или поздно. Впервой, что ли?

— Скажите, какие мы спокойные…

— Жениться тебе надо, Грязнов. Надежный тыл — вот что спасает от нервных перегрузок.

— Спасибо, что научил, — расшаркался приятель. — Как Ирина, кстати?

— Передает тебе неизменный привет. Поехали-ка к нам на ужин. Ирка сегодня грибной суп обещала сварганить. Из исключительно белых грибов. И плов из баранины.

— Ну уж это вообще. — У Грязнова заблестели глаза. — Да неудобно, поздновато уже.

— Ты что, совсем тут заболел? Когда это тебе у нас неудобно было?

Турецкий уже поднялся с места, но, уставившись на Грязнова, вдруг снова уселся на стул:

— Наливай!

Грязнов, хлопая рыжими ресницами, разлил водку и тоже уставился на друга.

— Вот что, поезжай-ка ты в Ригу. Пошукай там спортивные общества. Может, надыбаешь что-нибудь на Смакаускаса. А то эти запросы официальные нам лет пять жизни стоить будут. Знаешь, как они — три фразы в час: «Та, нет, мошет быть». А еще через полчаса: «Што-то я раскофорился…» Так же и в переписке. Положено через тридцать дней отвечать на мое отдельное требование — значит, ответят ровно через тридцать, даже если сегодня ответ знают.

Вячеслав Иванович рассмеялся:

— Ну наконец-то я вижу нормального Грязнова! Молодежь посылать — не уверен, что справятся. В сложной международной обстановке. А твоя обаятельная рожа открывает любые засовы. Что и требуется сделать без промедления.

— Ты что, серьезно? А как здесь без меня?

— Здесь пока ничего не происходит. Во всяком случае, по нашему делу. А в остальном тебя прекрасно заменит Погорелов.

— Да как я поеду-то? Пока официальное разрешение истребуешь на поездку в ближнее зарубежье, те самые пять лет жизни и пройдут.

— А мы тебя запустим как туриста. Загранпаспорт-то у тебя есть. Ну вот. Накрутим Ирку, чтобы она у своей рижской тетушки истребовала приглашение на твою персону. За деньги все делается быстро. Мы ей, конечно, возместим затраты. И поедешь как частное лицо. На рижаночек посмотришь… Делом конкретным займешься. А то ты без беготни как без витаминов.

— Это точно, — согласился Грязнов. — Что ж, как прикажете, гражданин начальник.

— Тогда за успех нашего безнадежного предприятия!

Мужчины выпили, пихнули в рот остатки бутербродов.

— Ну, давай в мою «Ладу». Я тебя, эх, прокачу!

— Нет уж, лучше я тебя, эх, прокачу. А то вы, гражданин начальник, выпимши. А уж мою-то машину никто не остановит.

Муровский «мерседес» мчался по уже темным улицам.

— Эх, неудобно: Ниночке ничего не везу, — огорчился Грязнов.

— Да она спит уже, не расстраивайся. Вот Ирине надо чего-нибудь вкусненького прихватить. И нам, само собой.

Остановившись у супермаркета, друзья взяли бутылку шампанского и «Смирновскую». Разумеется, литровую. На выходе из магазина был и цветочный отдел. Грязнов ухватил букет бледно-желтых игольчатых хризантем.

— Шикуете, полковник, — как бы укорил друга Турецкий уже в машине. — Впрочем, дама будет рада.