Погружение во мрак

Но большинство детей, подверженных риску, живут, как в ловушке. Малыши, с которыми дурно обращаются или которыми пренебрегают, и даже дети постарше могут не осознавать, что другие дети живут иначе, что их жизнь не назовешь нормальной. К примеру, я расследовал дело одного серийного насильника. Когда преступник был еще подростком, отец почти каждый вечер таскал его за собой по барам, где цеплял какую-нибудь проститутку, бил ее или осыпал угрозами, а затем занимался с ней сексом, не заботясь о том, что мальчик все слышит. Я не пытаюсь оправдать его — все мы несем ответственность за свои поступки, если только мы в своем уме. Но я подчеркиваю: очень трудно выработать уважительное отношение к другому существу, независимо от пола, при такой модели обращения с женщиной взрослого человека. Даже в самой безопасной и здоровой домашней обстановке стороны детской натуры могут работать против них. Есть качества — универсальные для всех детей, — которые делают их идеальными жертвами, в том числе природное любопытство, податливость, потребность в любви и внимании и то, что на определенном этапе у детей возникает потребность бросить вызов родителям.

Каждый родитель может засвидетельствовать природное любопытство детей. Я помню, как сам и сердился, и восхищался, видя, что мои дети всегда ухитряются куда-нибудь влезть, иногда поранившись при этом, часто оказываясь на грани беды ко времени прихода в комнату меня или Пэм. Пока подрастали две мои дочери и сын, я поочередно удивлялся их частым проявлениям сообразительности и находчивости и поразительной нехватке осмотрительности. Все мы видели, как малыш, едва научившийся ходить, топает в сторону проезжей части, как пугающий символ бездумности и любопытства. Сам малыш считает улицу еще одной новой игрушкой, с воодушевлением принимаясь изучать ее, и не понимает, что упрек или шлепок, который он немедленно получает за свой авантюризм, — просто жалкая попытка перепуганного родителя исправить внезапно возникшую опасную ситуацию.

«Уловка-22» для родителей заключается в том, что незачем лишать наших детей любопытства, поскольку именно оно побуждает их познавать окружающий мир и делает их интересными, уникальными людьми. Это трудно — разглядеть столь тонкую грань. Увидев, как малыш, едва научившийся ходить, заигрался на краю бассейна, оставшись без присмотра всего на секунду, мы так пугаемся возможной трагедии, что срываемся с места и больше не подпускаем ребенка одного к бассейну. Но голос рассудка откуда-то из глубины советует: «Подожди! Неужели ты хочешь, чтобы он всю жизнь боялся воды?»

Отчасти именно природное любопытство стоило жизни Метан Канка. В июле 1994 года, рано вечером, этой энергичной семилетней девочке надоело смотреть телевизор с сестрой, и она отправилась узнать, не хочет ли одна из ее подружек, живущих по соседству, в пригороде Трентона, Нью-Джерси, поиграть — может быть, в классики, любимую игру девочек. Вскоре после этого сестра Меган отправилась присоединиться к ним, но обнаружила, что Меган так и не появлялась в доме у подруги. Почти двадцать четыре часа спустя труп Меган был обнаружен всего в нескольких милях от дома, в пластиковом контейнере местного парка. Девочку изнасиловали и задушили.

Как выяснилось, Меган стала жертвой своего окружения, хотя до ее похищения жители этого квартала и не думали считать его опасным. В пригороде в штате Нью-Джерси, где жила семья Канка, всегда царит тишина, если не считать привычных возгласов играющих детей. Никто не знал, что трое мужчин, живущих по другую сторону улицы от дома Канка, долго отбывали срок в Авенеле, заведении, где лица, совершившие преступления на сексуальной почве, проходят курс лечения, благодаря которому будут представлять меньшую угрозу при возвращении в общество. И вот одного из них, Джесса Тиммендекуаса, арестовали за убийство Меган. Тиммендекуаса прежде обвиняли в том, что он совратил и чуть не задушил еще одну семилетнюю девочку. Он заманил Меган к себе, пообещав показать ей щенка.

Преступление ужаснуло родных Меган и других жителей городка. Их ужас перерос в ярость, когда они узнали, что ее убийца и прежде совершал преступления на сексуальной почве. Эта ярость вылилась в активные действия и в конце концов привела к принятию «закона Меган», согласно которому общественность следует оповещать о появлении в районе преступника, освобожденного досрочно. Федеральный уголовный закон 1994 года требовал, чтобы штаты регистрировали и отслеживали лица, совершившие половые преступления, в течение десяти лет после освобождения, а также сообщали о них местным властям, но по этому закону оповещать общественность не требовалось. Проведенный в мае 1996 года «закон Меган» сделал обязательным такое оповещение во всех штатах. В конституциях большинства штатов уже имелись подобные законы, но требования значительно различались: согласно одним, сами жители должны были обращаться в полицию, по другим — полиция была обязана передать местным жителям, школам, приютам и лагерям имя, адрес и фотографию преступника. Этот закон вызвал множество споров, а также судебных процессов в ряде штатов. Некоторые утверждали, что такое оповещение — вторжение в личную жизнь, при котором преступник страдает вдвойне и лишается возможности вернуться к обычной жизни. Кроме того, возникали опасения насчет действий родителей в том случае, если они узнают, что за люди живут по соседству. Защитники преступников утверждали, что, поскольку их клиенты отбыли срок, им нужен шанс начать жить заново, а мы обязаны поверить в их раскаяние. Но самой большой проблемой в этом споре являлось то, что растлитель, предпочитающий секс с детьми, не утрачивает влечения к ним.

Предположим, какой-нибудь представитель власти пришел ко мне и заявил: со мной все в порядке, только вот мое влечение к взрослым женщинам — недопустимое извращение. Мне было бы очень трудно отказаться от своих привычек, что бы я ни предпринимал. Я — образованный представитель среднего класса, отец троих детей, имеющий связи в обществе и сделавший немалый вклад в упрочение нашей системы и общественной структуры. Однако, даже рискуя всем этим, я не сумел бы изменить свою сексуальную ориентацию, чтобы она соответствовала распоряжениям властей, без чего, по их словам, я окажусь неприемлемым в законопослушном обществе. Уверен, то же самое справедливо для гомосексуалистов или лесбиянок, живущих в таких же социально-экономических обстоятельствах, как и я. Сколько бы вы ни убеждали их, что это «неправильно» — испытывать влечение к взрослым людям того же пола, — словами не изменить их сексуальную ориентацию. Им придется скрывать ее, поскольку к гомосексуалистам часто относятся с предубеждением, но менять — ни в коем случае.

Это же утверждение справедливо для педофилов — тем более что многие из них не настолько заинтересованы в полном соответствии общественным нормам, как большинство из нас. Среди них немало уважаемых профессионалов и деловых людей, которые, в сущности, держат в тайне эту сторону своей жизни. Но еще больше среди них отбросов общества — таких, как убийцы и насильники взрослых. Но мы учимся на собственном опыте и исследованиях, мы не собираемся предоставлять им выбор и по собственному желанию отказаться от интереса к мальчикам или девочкам — не более, чем меня заставят отказаться от интереса ко взрослым женщинам или гомосексуалиста — перестать интересоваться другими взрослыми мужчинами. Но если мы не в состоянии заставить педофила забыть о влечении, разве мы не можем по крайней мере заставить его понять, что сдерживать себя ему придется в его же собственных интересах, чтобы не попасть в тюрьму? Попробовать, конечно, можно — точно так же, как попробовать заставить серийных насильников сдерживаться, несмотря на удовольствие, получаемое ими при изнасиловании взрослых женщин. Но вряд ли ваша попытка окажется успешной. Как говорит Питер Бэнкс, нельзя просто проснуться однажды утром и решить пойти и убить ребенка. Растлители детей смотрят на свои действия с другой точки зрения, отличающейся от нашей. Мы считаем их чудовищными, а они — нормальными.