Сувенир, или Кукла на цепочке

— А разве я не убил?

— Ну-ну! Только без эмоций! Надо уметь скрывать свои чувства, в том числе разочарование. Он очнулся на короткое время — достаточное, однако, чтобы привлечь внимание тех добрых женщин. Но, боюсь, у него перелом черепа и что-то вроде кровоизлияния в мозг. Он может умереть. — Гудбоди задумчиво посмотрел на меня. — Но он, сдается, неплохо держался.

— Да, он бился насмерть, — подтвердил я. — А нам что, обязательно стоять под дождем?

— Разумеется, нет! — Под дулом пистолета он провел меня в дом. Черноволосый обернулся, но ничуть не удивился. Интересно, когда их успели предупредить о моем бегстве с Хайлера?

— Жак, — сказал Гудбоди, — это майор Шерман. МАЙОР Шерман. Полагаю, что он связан с Интерполом или какой-нибудь столь же никчемной организацией.

— Мы уже встречались, — кивнул Жак, осклабившись.

— Да, да, конечно! И как это я мог забыть! — Гудбоди наставил на меня пистолет, а Жак отобрал у меня мои.

— Он самый! — доложил Жак. Рывком он содрал с моего лица часть пластыря и снова усмехнулся. — Бьюсь об заклад, больно, не так ли?

— Угомонись, Жак! Не забывай о выдержке, — мягко пожурил его Гудбоди. Он был по-своему добр — ведь будь он каннибалом, он просто сварил бы вас заживо, а так, глядишь, лишь голову проломит рукояткой пистолета. — Ну-ка, подержите его под прицелом! — Он отложил пистолет в сторону. — Должен сказать, что никогда не питал любви к оружию. Грубая, шумная вещь, никакой утонченности…

— То ли дело повесить девушку на крюке! — сказал я. — Или заколоть вилами!

— Ну, ну, не будем расстраиваться. — Он вздохнул. — Даже лучшие из ваших людей действуют порой неуклюже и прямолинейно! Признаюсь, от вас я ожидал большего! У вас, друг мой, такая репутация, а вы ее совершенно не оправдали. Делаете ошибку за ошибкой. Считаете, что провоцируете людей на определенные поступки, а, на самом деле просто досаждаете им. Допускаете, чтобы вас видели там, где не надо. Дважды приходите в дом к Лемэй, и безо всяких предосторожностей. Вытаскиваете из карманов записки, написанные специально для вас. Кстати, совсем не нужно было убивать коридорного, — добавил он укоризненно. — Средь бела дня вы являетесь на Хайлер, где каждый человек, дорогой мой Шерман, принадлежит к моей пастве. Вы даже оставили свою визитную карточку в подвале моей церкви — кровь. Только не подумайте, что я сержусь, мой дорогой. Фактически, я и сам подумывал о том, чтобы избавиться от Анри, и вы очень мило разрешили сию проблему. А что вы думаете о нашей уникальной коллекции — это все копии для сбыта…

— О, Боже! — сказал я. — Неудивительно, что все церкви пусты!

— Да, но как не ценить такие моменты! Вот, например, эти гири! Мы измеряем и взвешиваем их, а возвращаем часы с замененными гирями. Они уже не совсем те, что раньше — у них внутри уже что-то есть! Их упаковывают в ящики, потом они проходят таможенный досмотр, запечатываются, получают специальное разрешение и отсылаются… ну, скажем, друзьям за границу. Моя идея! Одна из самых удачных!

Жак почтительно кашлянул.

— Вы же говорили, мистер Гудбоди, что очень спешите!

— А ты, как всегда, прагматичен, Жак! Конечно, ты прав! Но сперва мы займемся нашим исследователем, а потом — делом. Посмотри-ка, нет ли кого на горизонте.

Гудбоди с брезгливым видом взял свой пистолет, а Жак отправился на разведку. Через несколько минут он вернулся, кивнул, и они приказали мне идти впереди. Мы вышли из дома, пересекли гравийную дорожку и по мостику перешли через ров. У массивной дубовой двери Гудбоди вынул из кармана ключ, и мы вошли внутрь. Поднявшись но лестнице и пройдя по коридору, мы оказались в одной из комнат.

Это была очень большая комната, увешанная буквально сотнями часов. Я никогда не видел такого количества часов в одной комнате и, тем более, таких ценных. Здесь распологалась настоящая музейная коллекция. Все часы без исключения были с маятниками и некоторые из них огромных размеров. Лишь несколько часов шли, но даже и их тиканье мне действовало на нервы. Я не смог бы проработать в такой комнате и десяти минут.

— Одна из лучших в мире коллекций, — заявил Гудбоди таким тоном, словно сам являлся ее создателем и владельцем. — А может, и лучшая. И как вы увидите или услышите — они все на ходу.

Я слышал его слова, но они не доходили до моего сознания. Мой взгляд приковала к себе фигура, распростертая на полу. Длинные черные волосы, худые плечи, лопатки, выступавшие из-под куртки. Рядом с ним валялись обрывки электропроводки. У самой головы — пара обтянутых резиной наушников.

Не требовалось быть врачом, чтобы понять, что Джордж Лемэй мертв.

— Несчастный случай, — с сожалением сказал Гудбоди. — Именно несчастный случай. Мы этого не хотели. Боюсь, что бедняга оказался слишком слаб — не прошли даром многолетние лишения.

— Вы убили его! — заметил я.

— В известном смысле — да. С технической точки зрения.

— Зачем?

— Потому что его чересчур принципиальная сестра, долгие годы ошибочно полагавшая, что мы располагаем доказательствами причастности Джорджа к убийству, в конце концов, убедила его обратиться в полицию. Поэтому нам и пришлось временно удалить их из Амстердама… но не таким способом, чтобы это могло огорчить вас. Боюсь, мистер Шерман, что отчасти и вы виноваты в смерти бедного мальчика. И в смерти его сестры тоже. И в гибели вашей прелестной помощницы Мэгги… Так, кажется, ее звали? — Он замолчал и поспешно отступил, держа пистолет в вытянутой руке. — Только не вздумайте бросаться на меня! Как я понимаю, вам не очень понравился тот спектакль на лугу? Мэгги, я уверен, он тоже не понравился. Боюсь, что вашей второй подружке тоже кое-что не понравится — она должна умереть сегодня вечером. Ага? Задело за живое! Вижу, вижу, что задело! Вы бы с радостью меня прихлопнули, не так ли, мистер Шерман? — Он все еще улыбался, но его плоские, неподвижные глаза ясно свидетельствовали, что этот человек безумен.

— Да, — ответил я почти беззвучно, — мне хотелось бы вас убить.

— Мы послали ей маленькую записочку, — Гудбоди просто наслаждался. — С паролем: Бирмингем. Так, кажется? И она должна встретиться с вами на складе наших добрых друзей Моргенстерна и Моггенталера. Теперь-то уж на них никогда не падет подозрение. Кто, кроме самых настоящих сумасшедших, отважится совершить два таких страшных преступления на своей собственной территории? Здорово задумано, вы не находите? Еще одна кукла на цепочке! Она будет висеть, как и все остальные куклы в мире — тысячи кукол, подвешенных на крючок и пляшущих под нашу музыку.

Я сказал:

— Надеюсь, вы сами-то понимаете, что вы — настоящий психопат?

— Свяжи его! — резко бросил Гудбоди. Похоже, его светские манеры дали трещину. Должно быть, его задела истина, прозвучавшая в моих словах.

Жак связал мои запястья толстым проводом в резиновой оболочке. Таким же способом он перетянул ноги у щиколоток. Потом подтолкнул меня к стене и привязал другим куском провода к скобе, торчащей на стене.

— Заведите часы! — приказал Гудбоди, и Жак стал послушно обходить комнату, заводя часы с маятниками. Любопытно, что к часам небольших размеров он не подходил.

— Ну вот, все они уже идут и даже отбивают сигналы — некоторые довольно громко, — с удовлетворением заметил Гудбоди. Он вновь обрел спокойствие и вместе с ним благовоспитанный тон. — Наушники же увеличивают звук в десять раз! А вон там, — видите? — микрофон и усилитель. Вам до них не дотянуться. Сломать наушники тоже невозможно. Минут через пятнадцать вы сойдете с ума, через полчаса потеряете сознание. Как результат — коматозное состояние, которое продлится восемь-десять часов. Когда придете в себя, вы все еще будете в состоянии безумия… Впрочем, вы не придете в себя… Слышите? Они уже раскачиваются и бьют. Очень громко, слышите?

— Значит вот как умер Джордж! — сказал я. — А вы будете наблюдать за происходящим через ту стеклянную дверь. Она наверняка звуконепроницаема.

— К сожалению, будет не совсем так. У нас с Жаком есть кое-какие дела. Но к самому интересному моменту мы вернемся, не правда ли, Жак?