Оборотень

— Понятия не имею. — Юрий постарался сказать это спокойно, но неожиданно почувствовал, что у него перехватило горло.

— Ты все-таки подумай, напряги извилины.

— Нет, не знаю, — ответил Юрий после недолгого молчания.

— Значит, не хочешь вспоминать? Ну хорошо, тогда я тебе слегка помогу. Но только слегка.

Капитан Иванов выдвинул из письменного стола ящик, порылся, достал обычную папку, развязал тесемки и начал читать лист, мелко исписанный шариковой ручкой.

— «Среди гостей находились» Вот, пожалуйста: «Петров Юрий Феликсович». Теперь вспоминаешь?

— Вы про встречу Нового года спрашиваете?

— Про нее, именно про нее, дорогой друг Петров. Так что не таи, рассказывай, о чем вы там разговаривали и до чего договорились.

— Я не помню, о чем мы разговаривали. — Юрий и в самом деле плохо помнил, поэтому слова его звучали искренне. — По-моему, ни о чем таком.

— О чем это о таком? — заинтересовался капитан Иванов.

— Ну о том, что вас бы заинтересовало.

— Во-первых, государственную безопасность интересуют все сферы жизни советских людей. А во-вторых, ты, например, вел вражеские разговоры. Или тебе напомнить, что ты там сказал о латышских стрелках? Ага, вспомнил! Так вот, в результате этих разговоров была создана подпольная националистическая антисоветская группа под названием «Латышское братство». Что, впервые слышишь?

— Впервые.

Капитан Иванов почитал листок, исписанный мелким почерком, и согласился:

— Да, ты ушел раньше. Вместе с Ингой Калиновской. Но, по моим данным, всех присутствовавших на вашей гулянке латышей решили включить в оргкомиссию «Латышского братства». Кстати, ее активисты сегодня ночью из своих квартир перевезены к нам и сейчас дают показания. Так что от твоей искренности перед органами зависит, уйдешь ты от нас сегодня или останешься надолго.

— Но я, честно, ни о какой организации… — начал было Юрий.

В этот момент в дверь коротко стукнули, приоткрыли ее, и остановившийся на пороге человек, тоже молодой, тоже в штатской одежде — в джинсах, в джемпере, поманил капитана Иванова к себе.

Пока они разговаривали в дверях о том, что лучше подарить какому-то Балтвиксу на день рождения — ручку с золотым пером или просто бутылку хорошего коньяка, Юрий, вытянув шею, пытался прочитать, что там на листке про него написано. Прочитать он не сумел — слишком мелки были буквы, да и текст вверх ногами он читать не привык. К тому же он старался это делать незаметно для говорящих в дверях и потому разобрал только подпись — она была поставлена в конце листа более крупно и четко: КОЗОЧКА.

Наконец дверь снова закрылась и капитан Иванов вернулся к столу.

— Ну, Юра, у тебя было время для размышления. Что ты знаешь о листовках?

— О каких листовках?

— Кто клеил листовки в ночь на 23 февраля? Что тебе известно об этой организации?

— Не видел я никаких листовок, отец говорил, что им на КПП в ночь на День Советской Армии какие-то подонки листовку наклеили, но сам я ничего не видел. И ни о какой организации не знаю. Кроме пионерской и комсомольской, никуда не вступал. Да меня бы и не приняли в эту, националистическую организацию — я же русский!

— Да, по паспорту ты русский. Но мать у тебя латышка, и отец наполовину. Так что, Юрис Феликсович, вы латыш.

— Товарищ капитан, у меня же и родители еле-еле по-латышски говорят, а я так и вовсе не понимаю, я ведь до школы у бабы Нюры жил, под Ростовом! Ну зачем мне к этим латышам, вы сами подумайте! У меня отец — подполковник…

— Думать должен ты. Кстати, и о том, что не только свою карьеру губишь, но и отцовскую. Думаешь, дадут ему полковника, когда узнают, что сынок связан с националистами? А про отца своей девушки ты подумал? — Ведь и тот и другой — заслуженные люди! Что ж ты, Юрий, их подводишь!

— Но я, честное слово, ни о чем таком не знаю и не слышал.

— Допустим, я тебе сегодня поверю. А чем ты докажешь, что это так? Допустим, я не пошлю пока в ректорат на тебя бумагу, хотя она у меня вот тут лежит, готовая. — Капитан Иванов постучал ладонью по письменному столу. — Но чем ты подтвердишь свою невиновность?

— Ну как чем… поведением.

— Поведением, поведением, — повторил за ним капитан Иванов скучным голосом. — Список друзей и знакомых принес?

— Какой список? — переспросил Юрий и тут же вспомнил, что да, тогда, седьмого марта, речь шла о каком-то списке.

— Ну вот видишь, органы тебе доверили. А ты даже от какой-то мелочевки уклоняешься. Придется отсылать бумаги. И в ректорат, и отцу в дивизию. И Мечиславу Себастьяновичу, чтоб знал, какого вражину привечает у себя дома.

— Но я же правда ничего такого… — проговорил Юрий убитым голосом.

— Какого — такого? — передразнил капитан Иванов, снял трубку и набрал трехзначный номер. — Товарищ полковник, Иванов на проводе. У меня здесь Петров, этот, студент. — На том конце провода что-то приказали, и капитан Иванов ответил: — Слушаюсь, товарищ полковник! — Он положил трубку и с неудовольствием посмотрел на Юрия: — Из-за твоего упрямства и мне перепало, что я с тобой валандаюсь. Целый час просидели, а ты все «не знаю» да «ничего такого». Раньше надо было думать. А здесь люди признают свои ошибки и заблуждения. И делают чистосердечные признания. А не как ты — хвостом передо мной крутишь и надеешься, будто я поверю, что ты такой чистенький.

На этот раз дверь распахнулась без стука. Капитан Иванов сразу вскочил, потому что в кабинет вошел пожилой человек с полковничьими погонами.

Юрий тоже неожиданно для себя поднялся.

— Садитесь, — недовольно и коротко приказал полковник Иванову. — А вы постойте, — повернулся он к Юрию. — Фамилия?! — выкрикнул он неожиданно резко, словно ударил хлыстом.

— Петров, — тихо выговорил Юрий.

— Имя?! — снова как бы прозвучал удар хлыста. — По нашим оперативным данным, в новогоднюю ночь под видом студенческой пирушки вы занимались созданием антисоветской националистической организации.

— Товарищ полковник, он с девушкой ушел раньше, — вставил, вступаясь за Юрия, капитан Иванов. — Из хорошей семьи — отец заслуженный человек, сам только что диплом получил за студенческую работу, о нем даже ректор хорошо отзывается, сказал: «Хотим оставить его в аспирантуре».

Юрий невольно почувствовал себя виноватым и опустил голову.

— Честное слово! Я больше никогда не буду с этими людьми!

— Ну вот, — сказал полковник мягче, — это уже похоже на чистосердечное раскаяние. Мы же видим, что вы человек не потерянный.

— И отец его девушки тоже человек заслуженный — главный инженер радиозавода.

— Вот как? — сказал полковник еще более мягко. — Может быть, поверим ему на первый раз? Ты представление о нем подготовил?

— Так точно.

— Попридержи пока. Посмотрим, насколько он будет искренен с нами. Согласны помочь органам?

— Я ведь не умею, — неуверенно ответил Юрий.

— То есть как — «не умею»? Или — согласен, или — не согласен. Здесь неопределенности быть не может. Или ты наш друг, или враг. Со всеми вытекающими последствиями.

Юрий молчал.

— Берите бумагу, садитесь поближе к столу и пишите: «В управление КГБ. Заявление. Я, такой-то такой-то, выражаю добровольное согласие на сотрудничество с органами КГБ. Обязуюсь немедленно сообщать всю интересующую органы информацию и не выдавать тайны о сотрудничестве ни под каким видом. Подписывать свои донесения буду псевдонимом. Какой хотите взять себе псевдоним?

— Я ему уже подобрал, товарищ полковник, — с готовностью вставил капитан Иванов. — Шакал.

— Что вас, капитан, все тянет на какие-то животные имена. — Полковник недовольно поморщился. — Юрий парень интеллигентный, а у вас все козлы да шакалы на уме. Вы говорите, его в аспирантуре хотят оставить? Назовите его «Доцент» или, еще лучше, «Профессор». Значит, пишите: «Подписывать свои донесения буду псевдонимом Профессор». Так, поставьте число и давайте лист мне. А задание у вас будет такое: встретьтесь с отцом вашей девушки, подробно поговорите с ним о решениях партии и правительства, самых последних, о дисциплине. Дайте ему выговориться. И все точно — нам нужны правдивые сведения — изложите на бумаге. Капитан Иванов объяснит, как писать отчеты и как выходить на связь.