Покойник «по-флотски»

Одно слово: «Тетя хохотала-а-а, когда она узнала-а-а, что он нам в наследство не оставил ни…чего». Музыка Шопена, слова народные…

Вот я и говорю: дом, в котором жил прапорщик, – это уже не панельный ад, а нечто человеческое. А однокомнатная квартира – светлая мечта молодого специалиста. Чистенько, убрано, пол в комнате лаком вскрыт, хоть брейся над ним. Из кухни свежей импортной мастикой приятно пахнет. Не то, что в наших управленческих коридорах, где раз в год так отечественной натрут, что потом месяц чихаешь. Правда, у меня в подсознании что-то шевельнулось: муж исчез, вероятно, навсегда, а она порядок наводит. А потом подумал: что ж ей, изображать Ярославну на стене Путивльской, музыка Бородина, слова неизвестного автора? Потому-то и ищет себе домашнюю работу, чтобы отвлечься. А вдруг муж заявится живехонький и спросит: что же это ты, хозяйка задрипанная, без меня и квартиру позабросила?

На кухню я сам напросился, потому, что лакированных полов я как-то опасаюсь. Даже в сухую погоду такое впечатление, что за мной грязные следы остаются. Сидим, разговариваем, она чаю предложила. Я пью, женщина чашкой руки греет. В августе. Нервное… Чего-то нового она за эти дни вспомнить не смогла:

– Муж в тот понедельник вышел из дому, как обычно, раньше, чем я.

– Ничего особенного не говорил?

– Нет…

– Не предупреждал, что куда-то зайдет по дороге или со службы?

– Не имел такой привычки. И вообще – день был, как день. В воскресенье тоже, вроде бы, ничего такого не случилось. Муж с утра арбуз принес – большой, херсонский. Мы его в холодильнике до вечера продержали, а потом вот тут, на кухне весь и съели. Этот арбуз еще ночью разбудил… вы понимаете. Посмеялись, потом уснули. Что еще интересует следствие?

– Пол давно натирали?

– А при чем здесь пол?

– Да так, запах приятный, хотя и резковат. Мастика, наверное, импортная.

– Представьте себе – наша.

– Странно: я уже привык, что наша не пахнет, а воняет. Но это так – для поддержки разговора.

– Ну, если для поддержки, то могу вашей супруге подсказать, где такую купить.

– Спасибо, вот женюсь, когда время и здоровье позволят, – обязательно вас познакомлю. А кстати, теперь уже по делу. Здоровье мужа последнее время не подводило?

– Если бы были проблемы со здоровьем – не служил бы в спортроте. А что касается других проблем… У него нормальная служба, у меня нормальная работа. Своя квартира. Что еще?

– Дети?…

– Так оба еще молодые, можно и для себя немного пожить. Вот заявление подали на контракт в Группе Советских войск в Германии. Есть надежда за несколько лет и на мебель заработать, и на двухкомнатный кооператив. Тогда и о детях подумать можно.

Я чуть не ляпнул, что сейчас не о гедееровской мебели думать надо, а о спасении мужниной души – и тела, ясное дело… Но вовремя вспомнил, как когда-то за аналогичную откровенность я заработал в голову. Импортным, кстати, чайником. С горячей заваркой…

Посидели, потолковали, разошлись. Договорились, что после дежурства она заглянет в Управление подписать протокол – я его потом по памяти напишу. Оно, конечно, нарушение, но я не люблю во время разговора в бумагу носом тыкать. Прапорщик, конечно, мурло, а вот жена у него красивая. Высокая, подтянутая, плечи не опускает, когда сидит, ноги не растопыривает, голову держит высоко. Интересно здоровается и прощается – лишь легкое движение бровями и подбородком. И своего обормота любит, – хотя и держала себя в руках, но внутренне ее трясло, – это я зафиксировал.

Вернулся я домой, сел уже на своей кухне, сварил кофе и начал думать. Меня за эту привычку как-то Полкан изрядно достал: «У нас Сирота преступников лекционно-семинарским способом ловит – не вставая из-за стола». Вот я и сижу за столом, пью кофе и думаю: а куда же он, чтоб у него во рту перья выросли, прапорщик этот самый подевался? По дороге в обморок упал? Уже проверили. ЦРУ украло? Чепуха! Встретил первую свою «любву», страсть вспыхнула вновь, заныкались к ней и сотворили безумство? Мог бы уже и натешиться. Он же не павиан, чтобы неделю подряд трахаться. А потом, хотя и в спортроте служит, но все равно это армия. Тут за такие «левые» ходки можно не то что на «губу», а и под дезертирскую статью загреметь. Ну, а если он уже на контракт в ГСВГ замахнулся, то должен быть примером боевой и политической подготовки.

Остается один некриминальный вариант – решил с утра выкупаться в Днепре и утонул. Но тогда – куда девалась форма и документы? Мой военный коллега, который, очевидно, лекционно-семинарским способом преступников не ловил, – только под протокол и с личными объяснениями, – до версии с купанием не додумался. Вот и чудненько! Будет завтра работенка ребятам из речной милиции – по берегам шарить и рыбаков расспрашивать.

Я допил кофе и крепко уснул. Такая у меня реакция.

Форма отыскалась несколько дней спустя. Ее поймал спиннингом на блесну один рыболов. Мундир был аккуратно сложен, перевязан ремнем от штанов, а вместо грузила служил кирпич, засунутый в штанину. Рыбак думал – сома тянет.

В том, что это одежда нашего прапорщика, сомнений не было. Фамилию, имя и номер военного билета владелец аккуратно вытравил хлоркой на подкладке кителя, сантиметром ниже пуговицы внутреннего кармана.

Наш Старик, попыхивая «Беломором», дотошно прощупал брюки и китель, вывернул их наизнанку, посветил лампой с рефлектором в нескольких местах, показавшихся ему подозрительными и сделал первые выводы:

– Экспертам, конечно, отдавай, но из этого барахла они ничего особенного не вытрясут. Следов пули и крови нет, единственное механическое повреждение – от рыбацкого крючка. Хотя, если ему непрофессионально дали по голове, то микрочастицы крови могут отыскаться. Но интуиция мне подсказывает, что прапорщик лишился мундира до того, как лишился остального. Имею в виду – документы, деньги, а может, и жизнь. Знаешь, Сирота, для тебя было бы намного лучше, если бы к этому грузу был привязан за шею сам прапорщик, а в этом вот карманчике лежало его письмо с детальным объяснением причин самоубийства.

– А может, он оторвался? – сказал я, лишь бы что-то сказать.

– Все может быть, – согласился Подполковник. – Аквалангисты уже ищут, но не прапорщика, а ботинки. Хотя не только у меня впечатление такое, что их порознь топили. Мундир точно в воду, а вот куда хозяина дели?

– А может, он с лодки рыбу ловил, и его сом за борт выдернул? Было же когда-то такое, кто-то из юмористов даже описывал. Кажется, Степан Олийнык.

– Может и Степан. Может, не Олийнык, а Руданский. Или еще кто… Хотя – в одном я с тобой согласен: простор для фантазии тут огромный. Самоубийство, имитация самоубийства, чтобы скрыть настоящую причину убийства, опять-таки имитация самоубийства, но уже затем, чтобы скрыть настоящую причину исчезновения.

– Концы в воду, а человек где-то в Сочах за наше здоровье водку пьет.

– Или где-то в лесу прикопан, поглубже. Но ты, Олекса, не спеши. У меня такое предчувствие, что теперь-то военные у нас это дело себе заберут. И не затем, чтобы найти прапорщика живым или мертвым. Умный армейский служивый с помощью этого вот кирпича не одного начальника утопит.

– Не понял, при чем здесь утопленный прапорщик?

Наш Старик был в тот день особенно снисходителен, потому выложил мне всю механику:

– Ты знаешь анекдот о том, почему сын майора не может стать генералом? Потому, что у генерала свой сын есть. А если серьезно, то вспомни свою армейскую службу: какой шанс у командира взвода стать командиром роты? Правильно – один из трех или из четырех, потому что столько взводов в роте. А сколько шансов у командира батальона стать командиром полка? Столько же. А у командира полка шансов на генеральские лампасы, на комдива? Аналогично! А теперь – в задачке спрашивается: скольким лейтенантам из ста светит генеральская пенсия?

На счастье, на философском факультете преподавали не просто математику, а высшую математику, поэтому подсчитал я мигом: