Честь и мужество. Рассказы о милиции

— От кого же перевод? Отец у него где?

Вика молчала, глядя в сторону.

— Гусев в местах заключения, — пояснил Жиганов, — второй год.

— Это он тебе так сказал — перевод? — настаивал инспектор.

— Да.

— А еще какие-нибудь вещицы у него были? Ну, галантерея, косынки?

— Нет.

В глазах у Вики блестели слезы. Зуенков понял, что еще один вопрос, и девчонка заплачет.

— Ладно, кончим на этом.

Он встал. Поднялся и Жиганов.

— Вы о нашем разговоре не рассказывайте. Ни Леше, ни кому другому, договорились?

Вика, глотая слезы, кивнула.

— Тогда мы пойдем. Вы уж извините нас.

— Да чего там — извините! — обрадовалась Зинаида Ивановна. Она до смерти рада была, что дочь не замешана ни в чем дурном. — Я ей говорила уже, говорила: не смей брать подарки от кого попадя… Глупая она еще, сами видите…

— Перестань! — крикнула Вика и разревелась. Прижав ладони к глазам, она выбежала из комнаты.

Зуенков вынул блокнот и принялся молча писать расписку на изъятые перстни.

Когда они уходили, Зинаида Ивановна, озираясь на кухню, откуда слышались сдавленные рыдания и всхлипывания, жалобно попросила:

— Вы уж, пожалуйста, не тревожьте девчонку. Возраст у нее такой, пятнадцать лет… Я и сама ей…

— Ни в чем она не виновата, успокойтесь, — добродушно сказал Саша. — Больше не придем.

— А подобные вечеринки надо пресекать! — со строгостью добавил Жиганов.

— За порог теперь не пущу! — с готовностью подхватила Зинаида Ивановна. — Она у меня теперь повеселится.

— Счастливо! — сказал ей Зуенков, закрывая дверь.

— Сейчас, как я понимаю, к Гусеву? — озабоченно спросил Жиганов, когда они вошли в лифт.

— Правильно понимаете, товарищ старший лейтенант! — весело отозвался Саша.

Но тон его голоса не соответствовал настроению инспектора. В сущности, визит к Вике ничего не дал. Или почти ничего.

5

Лешки Гусева дома не оказалось. Его мать, пухлая женщина с нездоровым, изжелта-серым цветом лица, предположила, что сын в соседнем подъезде, в 19-й квартире, где живут его приятели-близнецы Севка и Алик. Пока Жиганов ходил за Лешей, Александр Зуенков, не перебивая, слушал излияния Веры Петровны. От не слегка попахивало спиртным, голос был с хрипотцой и звучал монотонно.

— Сами понимаете, безотцовщина есть безотцовщина, — говорила она, щуря и без того еле видные оплывшие глазки на инспектора. — А отец был на воле — еще хуже. Ну, пил он — это ладно, кто умеет пить, тот человеком будет и выпимши. А мой — чисто скорпиен становился, ей-ей, скандалист — ничем не угодишь. Только бы придраться — и в кулаки. Лешка, в пятом был он тогда, сбегал из дому, в Налейке с поезда сняли. И сбежишь! Бабье дело — терпеть, а парнишки, они сами гордые, не хотят сносить безобразнее… Если вам рассказать, сколько я лично от него приняла…

Хрипловатый говорок, как ни скорбны были слова, убаюкивал. Саша решил повернуть беседу в нужную ему сторону. Спросил:

— Не рано ли сынок ваш стал выпивать?

— Да разве он пьет? — протянула Вера Петровна. — Его с полстакана мутит. Уж не знаю, как это он вчера… Товарищи его портют, а он им подражает, тоже, мол, большой… А сам ребенок еще.

— А деньги у ребенка откуда?

— Должно, заработал. Вроде чегой-то он мастерит… С электрой… электрики…

— Электроника? — подсказал Саша.

— Ага, вот-вот, электроника… Он так говорил. Наушники делает из поломанных телефонов. Ребята его просят, а он мастер, все умеет.

«М-да, электроника… — подумал Саша. — Недаром в городе столько исковерканных автоматов. А мамаша и рада — при деле, мастер…»

Резко тренькнул звонок. Вера Петровна засеменила в прихожую.

— А мы тебя здесь ждем! — раздалась ее хрипотца. — С товарищем… Ну, хоть застали тебя — и то ладно.

В дверях стоял паренек лет шестнадцати, худенький, но в маму круглолицый, с усыпанными веснушками щеками и длинными неухоженными волосами. Глаза его смотрели сонно, будто его не волновало присутствие в их квартире работников милиции.

— Здравствуй, Алеша, — сказал Зуенков, видя, что тот не собирается здороваться первым. — Дело к тебе есть, садись.

Леша так и не поздоровался. Сел на край стула.

— Поначалу уточним вот что… — Саша решил спрашивать напрямик, чтоб паренек не успел подготовиться. — Припомни, где ты был в прошедший вторник? Вечером и ночью?

Он заметил, как напрягся Леша и как почти сразу расслабился, словно бы с облегчением.

— Вторник, — повторил инспектор. — То есть три дня назад.

— А я помню? — буркнул Леша. — Дома, наверно.

— Припомни точно, это очень важно. И кто был с тобою?

Юноша задумался, и его глаза спрятались в щелках. Сейчас он был очень похож на мать.

— Думай, Лешка, — грозно сказала Вера Петровна. — Да во вторник я дома была! Ну! Валька же с заграницы…

— Ага, — оживился Леша, — у соседей мы гуляли, ихний сын приехал из Монголии… У них и были, я уснул еще…

— Спьянился, так и захрапел на диванчике, — радостно засмеялась мать. — Он у нас не пьет, я ж говорила вам.

— А потом?

— Еле уволокла. Да тут рядом, на нашей площадке соседи-то…

Жиганов многозначительно посмотрел на Зуенкова: проверим-де.

— Значит, всю ночь он провел дома, никуда не выходил? Так?

— Куда ему выходить было, — живо подхватила Вера Петровна. — Мутило, все стонал…

Леша безучастно молчал, но когда Зуенков достал из кармана бумажку с завернутыми в нее перстеньками, опять подобрался.

— Откуда у тебя это? — Саша развернул бумажку. Вера Петровна заморгала испуганно: вот те на!

— Купил… — нехотя выдавил Леша, глядя в пол.

— В магазине? В каком?

— Да на кой тебе это, Лексей? — изумилась мать.

— Не в магазине, — тихо ответил наконец Леша.

— У кого же?

— Не знаю. Мужик какой-то. Возле «Шипки».

— Никогда его не видел раньше?

Он покачал головой:

— Никогда.

— И много купил?

— Восемь штук.

— Вот дурень! — возмутилась Вера Петровна и хотела что-то добавить, но Жиганов строго сказал:

— Вы, мамаша, не мешайте. Помолчите маленько.

— Молчу, молчу…

«Хорошо, что парень, кажется, не врет», — подумал Саша.

— И что ты еще у него купил? Или, может, видел в руках?

— Только эти колечки. — Леша поднял глаза на инспектора. — По три рубля… А они в магазине по шесть. Я и купил.

— Перепродать хотел?

— Да вы что! — Леша мотнул головой. — Просто так… На пояс можно приделать… И вообще…

— У тебя что, деньги лишние?

— А я в спортлото выиграл, — быстро проговорил Леша. — Угадал четыре цифры на той неделе. Сто тридцать семь рублей. Че, нельзя?

— И матери не сказал! — ахнула Вера Петровна. — Ах ты, паршивец! Тут бьешься, бьешься, копейки считаешь.. — Она хотела еще много чего сказать, но под взглядом Зуенкова осеклась.

— Какой розыгрыш?

— Субботний… То есть, нет — двойной, который по шестьдесят копеек.

«Что-то бойко заговорил», — подумал Саша.

— А как же перевод? — спросил он как бы между прочим.

И снова Лешка внутренне сжался — даже Жиганов заметил.

— Какой еще перевод? — грубовато ответил он. — Не знаю ничего.

— Да откуда переводам-то… — фыркнула Вера Петровна и смолкла.

— Ты же ребятам говорил. Во время банкета своего.

— Пьяный был.

— Значит, треп?

— Не помню я. Пьяный был сильно.

— Хорошо, спортлото так спортлото. Теперь слушай внимательно и мотай на ус. Эти перстни… — Саша сделал многозначительную паузу. — Эти перстни украдены из магазина. Возможно, их украл тот самый мужчина, который тебе их продал по дешевке. Мы его, конечно, поймаем, это будь уверен. Но ты, Леша, поможешь нам сделать это побыстрее. Тебе же нет резона его от нас защищать, так ведь?

— На кой он мне… — буркнул Леша.

— Покрывать преступника может только его сообщник. Или дружок. Не думаю, чтоб ты ему помогал, хотя покупать краденое тоже нельзя, карается законом.