Златовласка (сборник)

— Ладно, — сказал я. — Извини.

— А теперь уматывай отсюда, — распорядилась Джеки.

Майкл сидел в той же камере в конце коридора. На часах было пол-одиннадцатого. В семь часов ему принесли завтрак, а теперь он ждал, когда его переведут в городскую тюрьму. Десять минут назад я позвонил Юренбергу, и он велел мне поторопиться, если я хочу переговорить с ним, прежде чем он будет переведен. При виде меня Майкл особой радости не выказал.

— Твоя сестра в городе, — сообщил я. — Я разговаривал с ней прошлой ночью.

— Хорошо, — отозвался он и кивнул.

— Она вручила мне письмо, которое ты написал ей. Я собираюсь показать его полиции.

— Зачем она это сделала?

— Она хочет помочь тебе.

— Она может помочь, только если не будет лезть, куда ее не просят.

— У меня несколько вопросов к тебе, Майкл.

— Я не буду отвечать ни на какие вопросы. Кстати, почему вас впустили? Сколько им можно говорить…

— В своем письме ты…

— Господи!

— В своем письме ты не похож на человека, обдумывающего убийство.

— Мне плевать, на кого я похож в этом самом письме!

— Ты напоминал своей сестре, что приближается день рождения Морин. Ты просил ее прислать открытку. Помнишь?

— Да, помню.

— Если бы ты собирался убить Морин…

— Ничего я не собирался.

— Значит, это было непреднамеренно, так?

— Да. Я уже рассказывал. Почему бы вам не прослушать запись? Там все записано. Так какого же черта вам еще нужно?

— Мне нужно знать причину.

— Я не знаю.

— Расскажи, о чем вы с Морин говорили по телефону.

— Я уже рассказывал. Она сказала, что напугана, и попросила приехать.

— Чего она боялась?

— Она не сказала.

— Просто сообщила, что напугана?

— Да.

— Но не сказала, чего боится?

— Она сказала, будто не знает, как ей быть.

— Насчет чего? Майкл, ты только повторяешь…

— Проклятье, это именно то, что она тогда сказала. Точно.

— И ты даже не поинтересовался, в чем причина? Человек говорит: «Я не знаю, что мне делать…»

— Это правда. Я не спросил у нее.

— Даже не полюбопытствовал?

— Нет.

— Но отправился к ней домой?

— Это прекрасно известно.

— Зачем?

— Потому что она была напугана.

— И не знала, что ей делать?

— Вот именно.

— Но и позже она не сказала тебе, чего боялась?..

— Послушайте, вы что — хотите поймать меня? — внезапно окрысился он.

— Поймать тебя?

— Вы плохо слышите?

— Как это «поймать»?

— Да ладно.

— Никто не собирается ловить, Майкл…

— Хорошо.

— …поверь мне.

— Ладно, тогда почему бы вам не отправиться отсюда, а? Я больше не желаю говорить о Морин, ясно?

— Зачем ты попросил свою сестру отправить Морин открытку?

— Я только что сказал вам, что не желаю больше…

— Ты тоже хотел отправить ей открытку?

— Нет. Я хотел купить ей что-нибудь.

— Что именно?

— Какое это имеет значение? — спросил он. — Ведь он мертва.

— Майкл… когда ты той ночью пришел к ней в дом, о чем у вас был разговор?

— Не помню.

— Вы зашли на кухню, уселись за кухонным столом… Так, по-моему, ты рассказывал?

— Да, верно.

— О чем вы тогда разговаривали, вспомни?

— Не знаю.

— Вы говорили о твоем возвращении в колледж?

— Да. Точно, мы обсуждали возвращение в колледж. И алименты. Прекращение отцом выплаты алиментов.

У него была своеобразная манера ухватиться за предложение и повернуть его по своему усмотрению. Только что он не мог припомнить, о чем они с Морин разговаривали. Но как только я предложил приемлемую для разговора тему, он тут же за нее ухватился и готов был расширить и углубить ее. Задай я подобный вопрос своему клиенту в зале суда, адвокат противной стороны тут же вскочил бы и протестовал на том основании, что я, мол, подсказываю свидетелю. Я решил быть с ним более осторожным.

— Как долго вы разговаривали, Майкл?

— Ну… допоздна. У меня нет часов.

— Тогда как же ты определил, что уже поздно?

— Ну… она сказала, что уже поздно.

— Кто сказал, что уже поздно?

— Морин.

— А потом?

— Не знаю, что было потом.

— Тогда ты схватил нож?

— Не помню. Я уже сто раз говорил, что не помню!

— Майкл, во время вашей с Морин беседы ты встал из-за стола и схватил нож. Это ты рассказал Юренбергу в своем заявлении. Я хочу знать причину. Я хочу знать, что такое было сказано, что побудило тебя…

— Ничего. Убирайтесь вы к черту. Ничего такого сказано не было!

— Ты просто так схватил нож?

— Да.

— Ни с того ни с сего?

— Не помню.

— Только что ты утверждал, что Морин обратила внимание на то, что уже поздно…

— Она сказала, что хотела бы лечь спать, так как уже поздно.

— Это в точности ее слова? Можешь вспомнить?

— Она сказала, что она… что ей завтра предстоит трудный день и уже поздно и она собирается лечь спать.

— Это похоже на…

— Это ее слова.

«Он был у нас прошлый вторник. Они с Морин полночи сидели на кухне и разговаривали. По-настоящему сердечная беседа. О том, что я перестал платить алименты, о его возвращении в колледж — они бы никогда не кончили, если бы я не сказал, что собираюсь лечь спать, поскольку завтра у меня трудный день».

— Это похоже на то, что рассказывал твой отец.

— Отца там не было.

— Не в ночь с воскресенья на понедельник, Майкл, а раньше, в ночь со вторника на среду. Когда вы с Морин за полночь беседовали за тем же кухонным столом.

— Мы… разговаривали и в воскресенье ночью тоже.

— Неужели?

— Да, я же говорил вам, мы…

— И ты так и не поинтересовался, чего она все-таки боится?

— Нет.

— Но ты же сам говорил, что из-за этого ты и отправился к ней в дом.

— Точно.

— Ты поймал машину на Стоун-Крэб…

— Да.

— …потому что Морин чего-то боялась…

— Я…

— …а потом взял и убил ее?

Он не ответил.

— Майкл?

Он по-прежнему молчал.

— Майкл, скажи мне, кто звонил тебе в воскресенье вечером?

— Морин. Я же говорил вам, что это была Морин.

— Майкл, а по-моему, тебе звонила не Морин. Я думаю, что, когда ты приехал, Морин уже была мертва.

Он затряс головой.

— Кто ее убил, Майкл? Знаешь ты, кто ее убил?

На другом конце коридора послышался лязг открываемой двери и поспешные шаги. В камеру вошел Юренберг.

— Вам лучше подняться наверх, — угрюмо заметил он. — Я совсем увяз в этом чертовом деле. Есть еще одно признание.

Глава 14

— Она вошла пять минут назад, — рассказывал Юренберг, — и сообщила дежурной, что хотела бы поговорить с кем-нибудь, кто ведет дело об убийстве Парчейзов. Девушка послала ее наверх. Я представился, и первое, что она сказала, было: «Их убила я». Она хотела было рассказывать, но я оборвал и связался с капитаном. Он приказал мне связаться с прокурором штата, поскольку мы хотели переслать это дело туда. А имея два признания на руках, можно кончить тем, что не окажется ни одного обвиняемого. Хочу сказать, что я никогда до конца не верил этому парню, слишком уж много во всем рассказанном неувязок.

Мы прошли по коридору и вошли в приемную. Все было по-прежнему: девушка печатала за столом, работал лифт для приемки писем. Юренберг поинтересовался у нее насчет капитана.

— Он еще не появлялся, — сказала она.

— Она дожидается там и хочет поговорить с вами, — сказал он и указал на дверь в кабинет капитана.

Она сидела на том же стуле, что и Майкл днем раньше. На ней был полотняный костюм темно-синего цвета и голубые лакированные туфли. Ее светлые волосы были стянуты на затылке в тугой пучок. Когда я вошел в комнату, она подняла глаза.

— Мне хотелось, чтобы вы присутствовали, когда я буду оправдывать своего брата, — сказала она. — Детектив Юренберг сообщил мне, что вы находитесь здесь, внизу.

— Это так. По правде говоря, я разговаривал с Майклом.