Возмездие

—        Гос-с-поди, как же Елизавета Яковлевна? Она ж его обожает. Она же не переживет.

—        Не переживет, — согласился Турецкий.

Женщина заерзала на стуле, лицо ее изображало смятение чувств.

—        Этот следователь, что до вас допрашивал, он напугал меня до смерти!

—        Чем же? — удивился Саша.

—        Ну, грозный такой! И все про ответственность. Мол, если что скрыли, вас посадят!

—        Ну, это вы не так его поняли. Вы же могли просто не вспомнить сразу все и всех. Это нормальная реакция на стресс. Вы только что узнали о смерти знакомого вам человека, конечно, вы ошарашены, расстроены. А потом, даже если что-то еще вспомнили, испугались, что вас обвинят в халатности... Что, мол, по вашей вине преступник прошел в подъезд. Ну, правильно? Испугались?

—        Боялась, — тихо ответила Серова.

—        И напрасно! Никто ни в чем вас обвинять не собирается. Напротив: спасибо скажем и в ноги поклонимся, если что-то припомните. Ведь жалко же мальчишку! Сядет лет на пятнадцать, а то и больше. И все — считайте, нет человека. Потому что, даже если он и доживет до свободы, это будет совсем другая особь... И Елизавета Яковлевна закончит свою жизнь с вечной болью за внука... Ну как, Ирина Федоровна, можете еще что-нибудь добавить к прежним показаниям?

—        Да. Только я не знаю... Разве такие преступники бывают?

—        Какие? — как бы небрежно спросил Турецкий.

—        В общем, тогда, седьмого ноября, где-то в половину четвертого дня, дочка привела ко мне внучек. Ей-то самой нужно было в магазин сбегать, а девочек одних мы не оставляем — им по четыре года... Мало ли что. Ну и убежала. А я на внучек отвлеклась. Пока им книжку-раскраску нашла, карандаши... Только смотрю, у лифта стоит кто-то спиной. Я кричу: выл мол, к кому? А тут кабина подъехала, она туда шасть — и наверх.

—        Она?

—        Да. Она когда кнопку нажимала, я увидела ее в профиль. В темных очках. Куртка с капюшоном, джинсы. Сутулая такая. Плечи подняты. Вроде как лицо в воротник прячет. Прядь волос ей на лицо упала. Темные такие волосы. Ручка такая... тоненькая, как у девочки.

—        Волосы длинные?

—        Нет, до подбородка. Одной длины. Вроде как каре.

—        То есть лица почти не видно было?

—        В тот момент — нет. Ну, я смотрю, на какой она этаж поехала. Гляжу, к Елизавете Яковлевне. Думаю, может из собеса? А тут дочка из магазина вернулась, ну и... заболтала меня: что купила, да почем, да что не купила и почему. Такая трещотка, прости господи! И как назло, внучки чего-то не поделили, рев подняли. Пока мы их успокаивали, тут Громовы с улицы пришли. Они сами бездетные, а детей любят. Начали девчонок моих конфетами угощать. В общем, кутерьма какая-то, прости господи. Наконец разошлись они все. Таня девочек домой увела — мы в соседней парадной живем. Громовы к себе на десятый поехали. А когда кабина спустилась — эта девчонка сутулая из нее и вышла. Молодая такая, хоть и очки черные, и капюшон, а видно. Я ей: «Вы к кому ходили-то?» А она молчком мимо меня шасть — и на улицу.

—        Во сколько это было?

—        Когда она спустилась? Там минут через двадцать после того, как вошла. Значит, где-то в начале пятого. Вот и все. Я сначала про нее забыла. А потом вспомнила, да следователя вашего испугалась. Да еще испугалась, что выгонят меня с этого места, а где я другую работу найду? А мы и так с хлеба на квас... — Серова всхлипнула.

—        Успокойтесь, Ирина Федоровна, никто вас не выгонит, это я вам обещаю. И вообще, существует такое понятие: тайна следствия. Так что ничего ваше начальство не узнает. Спасибо вам, что нашли в себе мужество дать показания. Это очень важно, то, что вы мне рассказали. У меня к вам еще одна просьба: помочь нам составить фоторобот этой женщины.

—        Это что такое-то?

—        Вам объяснят. Прочитайте протокол, распишитесь, и идемте.

—        А про зятя-то, товарищ следователь, поможете, не забудете?

—        Чтоб я сдох! — охотно пообещал Турецкий.

Вечером того же дня Александр Борисович допрашивал вдову убитого депутата, Веру Павловну Новгородскую.

Она вошла в кабинет в роскошной норковой шубе, которую небрежно сбросила с плеч.

Александр поднялся навстречу. Новгородская была красивой женщиной, с густой копной светлорусых волос, ухоженным лицом, тщательно подкрашенными серыми глазами.

—        Здравствуйте, Вера Павловна! Позвольте вашу шубу, мы ее на вешалку повесим. Вот так. Присаживайтесь. Моя фамилия Турецкий, — Александр слегка суетился.

Ну нравились ему красивые женщины, что ж тут поделаешь!

—        Да, на повестке написано, — холодно ответила женщина.

—        Можете называть меня Александром Борисовичем. Присаживайтесь. Хотите кофе? Чаю?

—        Вы же не за тем меня вызвали, чтобы кофе пить? — надменно произнесла дама.

«Ах ты, батюшки, какие мы неприступные!»

—        Не за тем. Но можно совместить приятное с полезным, правда?

—        Я не люблю смесей, — холодно откликнулась Новгородская.

—        Что ж, как угодно. Тогда начнем.

И чего в них хорошего, в этих блондинках крашеных? Александр достал из папки листок.

—        Вам не знакома эта женщина? Это, конечно, не фотография, а фоторобот, но может быть, данное лицо кого-нибудь вам напоминает?

Вера Павловна пододвинула листок, несколько секунд молча разглядывала.

—        А это вообще женщина? Я бы сказала, что это мужчина. Или юноша.

—        Почему?

—        Ну, узкое лицо, высокие скулы. Если бы были видны глаза... А в темных очках трудно опознать даже того, кого знаешь. Тем более капюшон...

—        Есть вариант и без капюшона. Вот.

Женщина посмотрела на другой лист, пожала плечами.

—        Но, может быть, среди ваших знакомых есть люди, которые как раз носят темные очки и куртку с капюшоном?

—        Среди моих знакомых — она сделала ударение на местоимении, — таких нет.

—        А среди знакомых вашего мужа?

—        Я мало знала его знакомых. Его круг общения — товарищи по партии. Вам лучше спросить у них.

—        Представьте, уже спрашивали.

—        И что?

—        Вообще-то, вопросы здесь задаю я. И ничего. Теперь спрашиваем у вас.

—        Я ответила.

—        Человек, чье изображение воссоздано с помощью фоторобота, был в квартире вашего мужа в предполагаемое время убийства. Причем ваш муж сам открыл ему дверь. А у вас есть камера видеонаблюдения. Значит, он видел этого человека — мужчину или женщину — и впустил его.

—        Видимо, так.

—        У вас никаких предположений по этому поводу нет?

Новгородская лишь снова пожала плечами.

«М-да-а, на безутешную вдову она действительно не тянет, — вспомнив первое впечатление Колобова от Веры Павловны, подумал Турецкий. — Впрочем, у нее ведь сердечный друг имеется, как обозначил это Грязнов».

—        Кстати, я хотела бы знать, найдены ли украденные полотна?

—        Работаем, Вера Павловна, работаем, — не ответил Турецкий. — Простите, что задаю вам такой... щекотливый вопрос. У вашего покойного мужа могла быть связь на стороне? Женщины ведь очень тонко чувствуют такие вещи. Он вам не изменял?

Вдова коротко и зло рассмеялась.

—        Боже, и я должна отвечать на подобные вопросы?

—        Поверьте, они задаются не из праздного любопытства.

—        Мне он не изменял, — опять сделав ударение на первом слове, ответила женщина и холодно взглянула прямо в глаза Турецкому.

«Что все это значит? Что за эзопов язык?»

—        Вам знаком Борис Борисович Бондаренко?

Лицо Новгородской начало заливаться краской.

—        Знаком.

—        Где и когда вы познакомились?

—        Где-то год тому назад. В Доме кино. На каком-то просмотре. После фильма был коктейль. Там и познакомились.

—        Какие отношения вас связывают?