Попытка к бегству

Опарин произнес это с таким выражением, словно работал президентом «Лукойла». На его форме красовался знак в виде молнии на фоне согнутого дерева. Ледогоров вспомнил табличку на дверях кафе: «Объект охраняется охранным предприятием „Смерч"».

— Работаешь здесь? — он сам понимал идиотизм вопроса, но просто не знал, о чем говорить с бывшим сослуживцем и уже проклинал момент, когда решил зайти пообедать именно сюда.

— Ну! — Опарин расплылся в улыбке. — Фирма!

Ледогоров не сдержался и усмехнулся. Паша это заметил.

— А чего? — в голосе его просквозила обида. — Серьезная компания. С улицы не берут. Работа суточная. Через двое на третьи. Я еще в одном месте подрабатываю. Баксов шестьсот выходит. Не то что в ментуре! И нервы никто не треплет.

Ледогоров кивал, стараясь как можно быстрее съесть горячую шаурму. Аппетит окончательно улетучился. Опарин тараторил без умолку, даже не интересуясь, слушают его или нет,

— Я тут в уважухе. Может, скоро старшим объекта сделают. Там майор бывший с ПВМ. Он ни хрена не справляется. В частном бизнесе, Саня, выживает не всякий! Это в ментовке все равны, а здесь свое место заработать надо.

Создавалось впечатление, что Опарин лично раскрутил самую крутую в городе «охранку». Ледогоров усиленно жевал, продолжая кивать в такт его излияниям. Большой размер порции неожиданно начал раздражать. Было очень душно. Нагретый солнцем воздух смешивался с жаром из кухни.

— Жизнь на «гражданке» — это не ментура…

В кафе вошли двое: высокий седой мужчина в строгом костюме, с явно военной выправкой и коренастый парень в таком же как у Опарина черном «милитари». Паша сидел спиной к выходу, продолжая болтать без умолку. Они подошли. Седой тронул его за плечо.

— Опарин! Почему отвлекаемся?! Почему посторонние за служебным столом?! Почему спиной к входу?! Работать надоело?! Хочешь свалку металлолома охранять?! Где дубинка? А?!

Паша вскочил. Он был похож на старшеклассника, застигнутого военруком курящим в школьном туалете. Ледогоров доел шаурму, допил кофе и потянулся за салфеткой.

Седой смерил его командирским взглядом.

— Вы кто? Ваши документы!

Ледогоров вытер губы и бросил розовый бумажный шарик в тарелку.

— А ваши?

Не вставая, он показал удостоверение. Седому пришлось согнуться, чтобы его прочесть. Парень в форме равнодушно смотрел в стену.

— Извини, майор. — Седой выпрямился. — Я сам бывший подполковник милиции. Вот проверяю несение службы охранниками фирмы.

Ледогоров убрал «корки» и кивнул.

— Все-таки документы можно?

В принципе, все это ему было на хрен не нужно. Просто хотелось чуть осадить нагловатого бывшего «подпола». Напомнить ему, что он «бывший». «Бывший»! А ведь через пять дней…

— Пожалуйста!

Он только чуть глянул в массивное удостоверение с оттиском «ОП „Смерч"». Поликарпов А. А. состоит в должности начальника первого дивизиона.

«Хорошо, что не эскадрона или батареи.»

— Спасибо. Счастливо, Паша.

Он начал протискиваться между уже порядком заполненными столиками и усмехнулся, услышав, как у него за спиной Седой повернулся к своему спутнику.

— Костя! Пометь себе, — выписать этому барану штраф в размере оплаты трех смен.

Вечерело.

В отделе стояла мертвая тишина. Все двери заперты. Никого. Ледогоров открыл кабинет. На столе тихим потрескиванием бурчал телефон. Утром он убавил громкость звонка до минимума.

— Да?

— Саша! Это Копылов! Я слышал, что ты уходишь? А я? А дело? А Кобалия?

В голосе Лени слышалась почти детская обида. Ледогоров молчал.

— Так же нельзя! Мы поймаем его! И посадим!

Ледогоров облизнул губы.

— Леня! Я перезвоню попозже.

Едва трубка легла на аппарат, он снова разразился своим тихим бормотанием.

— Да, Леня.

— Это я, — Полянского было слышно как из соседнего кабинета. — Я уже знаю. Это все из-за меня.

— Еще один. Все прогрессивное человечество солидарно…

— Не юродствуй! Если бы я…

— Хватит, Серега! Как теща?

— Плохо. Но я…

— Даже и не думай! Сиди там. Жаннку поддерживай. Ни один бандит не стоит близких.

Полянский молчал.

— Слышишь?

— Слышу. Ты только глупостей не делай, а?

— Не буду! — соврал Ледогоров. — Пока. Звони.

Жара не спадала. День.клонился к вечеру. Он достал из стола деньги, принесенные Че-лышевым и пересчитал их. Снова заговорил телефон. Юлька.

— Привет. Ты как?

— Нормально.

— Точно?

— Точно.

— Точно-преточно?

— Да.

В ее тоне чувствовалось явное недоверие. Она даже вздохнула.

— А я работу нашла. Лучше прежней.

— Здорово.

— Ты правда рад?

— Конечно.

— Я уже дома. Жду тебя и очень люблю.

Он сунул деньги в карман.

— Я скоро.

Последние языки солнца выползали из кабинета, оставляя следы в виде глубоких синих теней.

— Точно кушать не будешь?

Мама поставила на стол сахарницу и две знакомые с детства фарфоровые кружки с рисунками из «Золотого Петушка».

— Нет! Я только-только.

— Зачем есть где-то, незнамо что, если до дома пять минут ходьбы. Ледогоров не ответил, помешивая крепкий душистый чай.

— Спасибо за лекарства, сынок. Я даже не представляю, сколько они стоят.

Он махнул рукой.

— Мне ребята бесплатно достали.

Пригубил чай.

— Мам, я увольняюсь из милиции.

Она никак не отреагировала. Отломила кусочек пряника, подвинула ему розеточку с вареньем.

— Что-нибудь случилось?

Он усмехнулся.

— Нет. Просто устал. Хочу спокойной жизни. Хочу семьи. Хочу денег.

Она кивнула.

— И куда ты пойдешь?

— Мало ли хороших мест? Вон сколько бывших наших ребят в службах безопасности работают.

Она опять кивнула. Он рассердился.

— Я думал, ты обрадуешься! Ты же сама этого всегда хотела. А сидишь мрачнее тучи.

Мама прожевала пряник и замахала руками.

— Что ты, что ты! Я просто очень хочу, чтобы все было так, как ты действительно хочешь, сынок!

— Так я хочу!

— Ну и замечательно.

За окном набегали сумерки. Ледогоров поднялся.

— Пойду домой. Устал.

— Конечно, сынок, — мама помялась секунду. — Доктор звонил. Сказал, что у тебя срок кодировки уже вышел. Спрашивал, надо или нет снова… — Она умолкла.

Он взял ее за руку.

— Не волнуйся! Уже ничего не надо.

— А может…

— Не может.

Мать кивнула, но глубоко в глазах ее продолжала гнездиться тревога. Ледогоров поцеловал ее в сухую щеку.

— Меня даже не тянет.

Она снова кивнула.

— Проводи меня до дверей.

Теплый воздух, струящийся от остывающего асфальта, делал вечерний пейзаж размытым как акварель. Пахло бензином, гарью и сиренью. Ледогоров поддал носком кроссовки пустую банку. Она с лязганьем покатилась по тротуару. Немногочисленные прохожие обернулись. От второго удара она вылетела на мостовую и хрустнула под колесом грузовика. Ледогоров достал сигарету, повертел ее в пальцах и убрал обратно в пачку. Было душно.

Грозы хочется, но ее нет. Хочется ветра, но и его нет. Даже темноты нет настоящей. Вместо нее серо-коричневая дымка, слегка колышущая занавеску.

— Ты никогда мне этого не простишь.

— Не говори ерунды.

— Я всегда тебя чувствую.

— Чушь! Причем здесь ты!

На потолке пляшет синий отблеск работающего в окне напротив телевизора. Внутри него мечутся тени.

— Я знаю.

— Прекрати.

— Я знаю.

— Прекрати, я сказал!

— Ты никогда раньше на меня не кричал.

Он садится и тянется за сигаретами. Огонек зажигалки вспыхивает во мраке теплым маячком.

— Извини.

Она целует его в спину.

— Я же говорю — не простишь.

Он не отвечает. Она приподнимается и приникает к нему всем телом.