Кто правит бал

— Так ты сам не дал. Сразу начал про администрацию. Что там, кстати, было?

— Кто стрелял? Где? И почему ты жив? — пропустил вопрос мимо ушей Меркулов.

— Еще один сердобольный, — возмутился Турецкий, — все вы моей смерти хотите!

— В тире стреляли. Кто — неизвестно. Миллиметраж классный: чуть левее, и через Сашкину башку на звезды смотреть было бы можно.

— И как это связано с данным расследованием?

— А с чем это еще может быть связано? Других серьезных дел у меня сейчас нет. По крайней мере, таких, где подозреваемые имели бы тяги везде и всюду. Не с крыши же кирпич уронили. Это любой дурак мог бы. А в милицейских подвалах, в присутствии самого врио начальника МУРа — это особая, редкая наглость нужна.

— А Фроловский, значит, и есть человек, обладающий той самой редкостной наглостью?

— В тихом омуте… — прокомментировал глубокомысленно Грязнов. — Я, конечно, не спец, это вот Сашка с ним коньяки распивал.

— Это странно, — задумчиво произнес Меркулов. — Фроловский не псих и не маньяк, значит, если даже почувствовал, что земля под ним нагревается, в первую очередь попробовал бы уговорить, купить, шантажировать, наконец. Что-то подобное имело место?

— Нет, — пожал плечами Турецкий. — Ты зачем нас звал-то, Костя?

— Я выяснил, что Невзоров был каким-то образом завязан на Германию. Он сотрудничал в нашем торгпредстве в Мюнхене, и прежде чем спускать собак на премьера, советую вам сначала проработать эту линию. Либо она нас выведет на того же Фроловского, либо…

— Либо выяснится, что его застрелили немецкие шпионы и диверсанты, — закончил мысль Грязнов.

— Кроме того, возбуждаем дело по факту покушения на обожаемого А. Б. Турецкого.

…Разрабатывать связи Невзорова в Германии можно было тремя способами. Напрячь старого знакомого Питера Реддвея, попросить его поделиться слухами вокруг русских в Мюнхене. Реддвей руководил специальным международным учебным центром, можно сказать, антитеррористической академией, созданной по инициативе президентов США и России и канцлера ФРГ и действующей под непосредственным контролем ООН и в контакте с НАТО. Неофициально заведение называлось «Пятый левел» — пятый уровень, и располагалось как раз в Южной Баварии, в Гармиш-Партенкирхене. Турецкий два месяца работал у Реддвея — читал лекции, сошелся с ним и даже воспользовался его обширными связями, расследуя дело о серии убийств в Российской государственной библиотеке. Связи у Реддвея действительно были более чем обширные: он фактически занимал пост, приравненный ни много ни мало к заместителю директора ЦРУ США. Иметь таких друзей всегда полезно, тем более что Питер, по классификации Турецкого, относился к категории мужиков стоящих и понимающих и был к тому же абсолютно не заносчив. Турецкий и сам неожиданно оказался Реддвею весьма полезен: тот на полном серьезе коллекционировал русские идиомы и памятники коммунально-бытовой культуры советского периода. Турецкий же, просто по праву рождения, являлся экспертом в этих вопросах.

Реддвей, конечно же, по долгу службы наверняка осведомлен обо всем необычном, скандальном, подозрительном, сомнительном… короче, любом из ряда вон выходящем.

Однако Турецкий сердцем чуял, что беспокоить по пустякам серьезного, занятого человека не стоит, пригодится еще воды напиться. Можно отправиться прямо в Москве в Министерство внешней торговли и попытаться выяснить, зачем они пользовали гения статистики Невзорова. Но эти как всегда станут отнекиваться и перекладывать ответственность друг на друга. Главное — Фроловский моментально обо всем прознает, и пока непонятно: хорошо это или плохо.

Турецкий выбрал третий путь. Он заказал разговор непосредственно с торгпредством в надежде, что там могли быть еще не в курсе (очень маловероятно, но все же) обстоятельств гибели Невзорова.

Когда ему ответили, он попросил к телефону Снегиря.

На самом деле он хотел назвать Невзорова. Там, естественно, ответят, что его в данный момент нет, тогда он, возможно, поговорит с кем-нибудь из его коллег. «Снегирь» прозвучало неожиданно, просто само собой с языка сорвалось, или интуиция сработала на уровне подсознания. Короче, на том конце провода не удивились, попросили подождать, и через пару минут к телефону подошел некто, кто сухо произнес в трубку:

— Снегирь, слушаю.

Голоса Невзорова Турецкий никогда не слышал, но этот вполне соответствовал образу интеллигента-интеллектуала с минимумом вредных привычек и спокойной совестью. Турецкий опешил, но не настолько, чтобы потерять дар речи.

— Старший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры России Турецкий. Простите, не знаю вашего имени-отчества…

— А в чем, собственно, дело?

— Хотел побеседовать об одном вашем знакомом, сотруднике администрации Президента… — Турецкий сделал длинную паузу, ожидая, как проявит себя собеседник. Что происходит, он пока не понимал. Либо они ошиблись в том, что Снегирь и Невзоров одно и то же лицо, либо «снегирей» этих развелась целая стая. Снегирь-2 тоже молчал, не выдавая своего волнения ни пыхтением, ни сопением. Жаль, конечно, что нельзя взглянуть ему в лицо.

— Так кто именно вас интересует? — первым не выдержал молчания Снегирь.

— Невзоров Олег Юрьевич.

— А кто вам сказал, что мы знакомы?

— То есть вы его не знаете?

— У вас еще есть вопросы?

— А вы разве ответили хоть на один из прозвучавших?

— Извините у меня много работы. Боюсь ничем не смогу вам помочь. До свидания.

— Подождите! — Но связь уже прервалась.

В Министерстве внешней торговли Турецкого встретили слишком радушно, чтобы полученная информация могла оказаться правдой.

Да, Невзоров действительно сотрудничал с торговым представительством в Мюнхене. Да, было поручение Президента, который сильно заинтересован в российско-германских отношениях, причем в экономическом аспекте даже больше, чем в политическом. Да, Невзоров составлял аналитические записки для Президента, прогнозы и рекомендации для его советников по перспективам роста и наиболее реальным направлениям развития. Никаких конкретных деловых бесед с немцами не вел, ни с кем не встречался, ни на что не влиял, ничем не распоряжался и т. д., и т. д., и т. д.

В результате Турецкий все-таки позвонил Реддвею и уговорил его посодействовать. Для прояснения обстановки понадобилось меньше суток.

— Привет, Александр. — Питер позвонил часов в восемь утра по среднеевропейскому времени, то есть как только пришел на работу. При этом он уже что-то шумно прихлебывал: пиво или кофе — и громко пыхтел — очевидно, снова взялся сгонять лишний вес и взбирался на свой третий этаж пешком по лестнице. — С тебя, как это у вас говорят, ма-га-рыч!..

— Не заржавеет, — откликнулся Турецкий, который в отличие от своего далекого друга провел на работе уже битых два часа и все это время только и делал, что пытался объять необъятное, еще и еще раз перечитывая материалы дела.

— Что значит, «не заржавеет»?! Новая идиома?

— Это когда обязуешься сделать что-то всенепременно, говоришь: за мной не заржавеет, типа вашего американского «trust me».

— За мной не заржавеет, — со смаком по слогам повторил Реддвей, страстный коллекционер и популяризатор русских идиоматических выражений. — Да, твой Снегирь есть птица высокого польота. Я правильно сказал?

— Правильно, правильно…

— У Снегиря счет в Дойчебанке. Как думаешь, сколько на нем?

— Не знаю.

— А сколько тебе не жалко?

— Миллион баксов.

— Двадцать три.

— Двадцать три миллиона?! — Турецкий присвистнул от изумления. — Счет Снегиря или Невзорова?

— Снегиря. Причем деньги пришли окольными путями через разные банки в разных странах, кое-что положили прямо в Мюнхене наличными. Потом все это концентрировалось, но мои ребята проследили: вся сумма из России. Деньги грязные. Очевидно, от нефти.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Пока они просто лежат мертвым грузом, но, если тебя это интересует, я бы советовал поторопиться. Скоро они наверняка завертятся, и концы будет найти труднее.