Афёра

— У меня отличная память на лица и даты, — проговорил он, задумчиво глядя Макарову в глаза, и неожиданно спросил: — А зачем вам это знать, вы из милиции?

«Опять „из милиции“, — подумал Макаров недовольно, едва сдержавшись, чтобы не нагрубить.

— Я бы не хотел об этом говорить, — ответил он спокойно и протянул парню ещё одну десятидолларовую купюру, которую тот так же ловко, как и первую, спрятал в карман пиджака. Выражение лица его стало понимающим.

— О'кей, договорились, — произнёс он удовлетворённо. — Они были.

— Кто конкретно? Когда ушли? — не выдержав недомолвок, напористо спросил Макаров.

— Седоволосый и тот, что помоложе, — в двенадцать или около того, чёрный, здоровый, — в десять… — флегматично, словно не заметив эмоционального всплеска у собеседника, сказал молодой человек.

— А девчонка? Была с ними девушка лет восемнадцати? — продолжал наседать на него Макаров.

— Была, но…

Швейцар задумался, будто размышляя, стоит ли продолжать говорить и чем это для него может обернуться. Макаров покачал головой: ну, мол, парень, ты даёшь! И сунул ему в руку третью «десятку».

— У этого красавца, — палец швейцара указал на снимке, что по-прежнему держал в руках Алексей, на Гостенина, — был сильный конфликт с седоволосым; кажется, из-за женщины…

— Той, что была с ними?

— Нет-нет, вы не поняли, из-за какой-то женщины, которой здесь не было. Они о ней что-то говорили. Что конкретно, сразу скажу — не разобрал. Но молодой, по-моему, отзывался о старом неуважительно…

— Оскорблял?

— Можно сказать и так… Дошло уже почти до драки, и чёрный этот, на кавказца похож, здоровенный — может, телохранитель? — стал их разнимать, это здесь было, — по жесту швейцара Макаров понял, что события разворачивались в холле, — ну, и ему досталось… В общем, девушка ушла, потом, когда мужики успокоились и вернулись в зал, ушёл темноволосый, кажется, тоже обиделся… А потом, в двенадцать или чуть раньше, — парень, он был здорово пьян, ругался на седого, говорил, что он, пожилой, теперь, мол, рот вообще не имеет права открывать, что такой должок он никогда не уплатит и ничем, что его убить мало и что-то ещё в этом роде.

— А пожилой что ж?

— Да тот вроде пытался паренька уговорить, мол, всякое в жизни бывает, кто ж знал, что ты обидишься, и так далее. В общем, говорил то, что обычно говорят, когда хотят успокоить пьяного, хотя и не церемонился особо; и все бесполезно.

— Что значит бесполезно?

— Этот, — швейцар снова пальцем указал на Гостенина, — послал его к такой-то матери, сказал, что разберётся с ними со всеми, и вышел на улицу.

— А седой?

— Седой вернулся в зал, расплатился и вышел за ним.