Не бойся волков

Морган взглянул на Эркки:

— Как думаешь, где именно она жила? Ты ее знал? — Он почесал голову. — Интересно, они не начнут искать прямо здесь? И о чем только думал тот подонок, который такое сотворил?

Эркки вяло взмахнул темными волосами. Но промолчал.

— Почему Эркки положили в лечебницу? — спросил Сейер. — Он кому-то угрожал?

Доктор Струэл покачала головой:

— Он отказывался есть. Когда Эркки привезли к нам, он был на грани истощения.

— Почему он не принимал пищу?

— Он не мог решить, чего именно ему хочется. Он пришел на обед, сел за стол, брал то одно, то другое, но определиться не мог.

— И что вы сделали?

— Когда он отчаялся и вернулся к себе в комнату, я сделала бутерброд с колбасой и отнесла ему. Ни молока, ни кофе я ему не предлагала, просто положила бутерброд на тумбочку. Но Эркки к нему не притронулся.

— Почему?

— Я допустила ошибку — разрезала бутерброд на две части, так что теперь он не знал, с какой начинать.

— То есть получается, что с голоду можно умереть просто потому, что не можешь определиться?

— Да.

Сейер покачал головой. Какой, оказывается, невыразимо сложной жизнью они живут.

— И вы считаете, что у него действительно есть сверхъестественные способности?

Она беспомощно махнула рукой:

— Я лишь рассказываю о том, что видела сама. А другие вам расскажут что-то еще.

— Вы спрашивали Эркки, каким образом у него это получается?

— Я как-то спросила: «Кто тебя этому научил?» Тогда он улыбнулся и ответил: «The Magician». [1] Волшебник из Нью-Йорка.

— Но ведь скорее всего речь идет о простых совпадениях?..

— По-моему, нет. Хотя за всю жизнь мы лишь изредка сталкиваемся с явлениями, которые не в состоянии объяснить.

— Не согласен, — с улыбкой возразил Сейер.

— Вот как? — Она рассмеялась. — То есть вы из тех, кто понимает почти все?

Он догадался, что она издевается над ним.

— Не в этом смысле… А что Эркки еще умел?

— Однажды мы сидели в курилке и играли в карты. Эркки тоже там был, но играть отказался. Он терпеть не может игры. Было уже поздно, на улице стемнело, и мы включили свет. Внезапно Эркки сказал: «Хорошо бы поставить на стол свечи и зажечь их». Голос у него был такой тихий и странный… Я тоже подумала, что сидеть при свечах очень уютно. Я попросила его принести с кухни свечи, но он не захотел. И остальные тоже — все они заявили, что карты будет плохо видно. Мне стало так обидно за Эркки: он впервые что-то предложил, а его и слушать не пожелали. А потом вдруг отключили электричество. Свет погас не только в курилке, но и во всем здании, и мы, натыкаясь друг на друга, принялись искать свечи… «Я же предупреждал», — холодно сказал Эркки. Но с ним случались истории и посерьезнее. Он, например, учился летать и однажды выпрыгнул из окна на третьем этаже. Удивительно, как он только не расшибся насмерть. Зато он сильно ударился о подставку для велосипедов и поранил грудь, так что на груди у него теперь огромный шрам. Это произошло, еще когда он с семьей жил в Нью-Йорке.

— А он тогда не принимал ЛСД или что-то наподобие?

— Не знаю. И отец Эркки тоже не знает. Он не особо следил за сыном.

— Эркки и правда такой уродливый, как рассказывают?

— Уродливый? — удивилась она. — Он вовсе не уродливый. Может, только слегка неухоженный.

— Он чувствует себя счастливым? — Сейер тотчас же осознал, что вопрос нелепый, но доктор Струэл не рассмеялась.

— Конечно. Но сам он этого не понимает. Эркки не позволяет себе подобных чувств.

— А какие чувства он себе позволяет?

— Презрение. Снисходительность. Высокомерие.

— Да уж, приятным его не назовешь.

Она тяжело вздохнула:

— На самом деле он просто маленький одаренный мальчишка, которому хотелось лишь хорошего. Хотелось сделать все правильно. И который так боялся ошибиться, что в конце концов его волю совсем парализовало. В школе он был неразговорчивым, отворачивался к окну и что-то бормотал себе под нос, чтобы никто не услышал. Зато его письменные работы были выше всяких похвал.

— Но вам под конец все же удалось его разговорить?

— Сейчас он разговаривает, когда сам сочтет нужным. Временами он даже становится многословным, и тогда ясно, что у него прекрасное чувство юмора. Просто убийственное.

— Он когда-либо пытался покончить с собой?

— Нет. За исключением того дня в Нью-Йорке, когда он выпрыгнул из окна. Но с тем случаем мне не все ясно.

— То есть у него нет суицидальных наклонностей?

— Нет. Но в нашей профессии сложно что-то утверждать наверняка.

— Значит, если бы он пошел на это, вы бы поняли его?

— Конечно. Каждый человек имеет право на самоубийство.

— Право на самоубийство? Вы серьезно?

Опустив голову, женщина принялась разглядывать собственные руки.

— Некоторые врачи убеждают пациентов в том, что смерть — это не решение. Мне подобные идеи не нравятся. Человек сам выбрал смерть, поэтому для него это — решение. Все мы имеем право выбирать, из чего логически следует, что смерть — следствие нашего выбора.

— Но вы, очевидно, стараетесь этого не допустить?

— Я говорю им: «Выбирать вам». И мне не всегда хочется навязывать этим людям идею, что жить следует долго. Порой мне неловко отнимать у них психоз, ставший их последним прибежищем.

«Сегодня мне не заснуть, — подумал он, — перед глазами встанет ее лицо, а в ушах будут звенеть ее слова…» Потрогав обручальное кольцо, Сейер подумал, что если даже он, вопреки всем ожиданиям, понравился вдруг этой женщине, то из-за кольца она наверняка не станет всерьез задумываться о нем. Наверное, ему не стоит больше носить кольцо. С другой стороны, он давно уже решил никогда не снимать кольца и в могилу лечь тоже с ним. Но кольцо будто предупреждало: в его жизни есть женщина. И от взгляда доктора Струэл кольцо не укрылось. Сейер занервничал.

— Итак, Эркки любит бродить по лесу и гулять по проселочным дорогам. Но людей он избегает, верно?

— Да, — согласилась она.

— Однако совсем недавно он изменил своей привычке — отправился прямо в город и даже зашел в банк. Означает ли это, что его что-то вынудило так поступить? Возможно, что-то произошло и он нуждался в помощи?

В ее глазах мелькнул испуг. В голове у Сейера словно вновь прогрохотал гром. Когда гром стих, Сейер заглянул в собственное сердце, на протяжении многих лет остававшееся пустым. И увидел там женщину.

— Все в порядке? — Скарре обеспокоенно посмотрел на Сейера.

— Ты о чем?

— Тебя долго не было.

Промолчав, Сейер повернулся к раковине. Скарре задумался, его коллега действительно бывает порой замкнутым, однако сейчас, разглядывая его прямую спину, Скарре понял: что-то происходит.

— Я узнал кое-что важное, — не оборачиваясь, проговорил Сейер. Он повернул кран и плеснул холодной водой на пылающие щеки. Вытершись и пригладив коротко стриженные волосы, он спросил: — Нам прислали снимки следов с места преступления?

— Нет, но скоро пришлют. В лаборатории говорят, что снимки просто отличные. И что это наверняка следы от кроссовок. С таким же зигзагообразным узором, какой бывает на кроссовках. В длину следы составляют тридцать девять сантиметров, что соответствует сорок третьему размеру. Больше мне пока ничего не известно.

— Доктор Стрэул считает, что Эркки не способен на убийство. Она говорит, что, когда ему угрожают, Эркки кусается.