Лонтано

– В результате парни собрали двенадцать кусков, не считая более мелких частиц, которые смешались с гравием. Я сейчас занимаюсь тем, что виртуально наношу их в эту схему. Потом я посмотрю, что можно сделать с реальными останками. Лет десять назад я принимал участие в двух расследованиях такого типа. Взрыв химического комбината AZF в Тулузе и пожар в туннеле Мон-Блана. В любом случае родители этого видеть не должны.

Эрван вернулся к своей мысли:

– Есть уверенность, что тело было только одно?

– Простите, не понял?

– Среди фрагментов не может быть тех, которые принадлежат другому трупу?

– Разве что однорукому и одноногому: количество кистей и стоп у меня сходится.

Эрван кивнул. Сморозил еще одну глупость. Для полицейского опасность кроется в экстраполяции. Мозг всегда опережает расследование.

Медик прикрыл стол простыней, и Эрван физически ощутил, как в комнате спало напряжение.

– В подобном случае, – продолжил он, – что может дать вскрытие?

– Не слишком много. Повторяю: я только постараюсь собрать воедино куски для захоронения.

– А относительно причин смерти?

– Если вам нужны детали, можете просто прочитать характеристики снаряда.

– Время смерти?

Медик раздраженно уставился на Эрвана:

– Мы знаем точное время стрельбы. Что еще вам надо?

– Я хочу быть уверен, что Висса Савири был жив на момент взрыва. Вы назначили токсикологические анализы?

– Какой абсурд. Вы что, думаете, что он умер от отравления? В любом случае мне бы понадобился желудок. Бо́льшая часть органов сгорела.

– А патологоанатомическое исследование?

– Это заняло бы три недели.

– У вас есть способ установить время смерти?

– Нет. Учитывая состояние тела, можно забыть о трупном окоченении. Что до трупных пятен, я вам даже объяснять не собираюсь.

Эрван сменил курс; его решимость брала верх над неловкостью.

– Слишком много металлических фрагментов.

– Точно замечено, господин следователь, – бросил Клемант саркастическим тоном. – Это не только осколки бетона. Полагаю, снаряд содержал шрапнель или что-то в этом роде. Следовало бы провести анализ металлических вкраплений, но я не имею права.

Эксперт кивнул на военных, словно передавая им мяч.

– Военная тайна, – бросил Аршамбо. – На этот счет имеются абсолютно ясные приказы.

– В моем отчете не должно содержаться никаких данных о снаряде, – внес свою лепту Клемант.

– Это еще что за бред? – взорвался Эрван. – Мне нужен доступ ко всей информации. Закон один для всех!

– Невозможно, – гнул свое Дылда. – Впрочем, отчет сначала будет передан военным экспертам. Они должны оценить степень конфиденциальности его содержания.

– Из-за этого мы потеряем несколько дней!

Аршамбо напустил на себя сокрушенный вид. Эрван не стал настаивать – проблемы следует решать по порядку.

– В любом случае я прошу вас провести как можно более полную аутопсию.

– Я понял. Сделаю все возможное.

– Также вы должны быть готовы к приезду экспертов.

Клемант посмотрел на Верни. Верни посмотрел на Эрвана.

– Предоставим дело команде специалистов, – пояснил полицейский. – Они приедут взять подногтевые соскобы и прочие образцы тканей.

– Что это за цирк?

Эрван не дал себе труда ответить.

– Лейтенант, – продолжил он, обращаясь к Аршамбо, – будете присутствовать при аутопсии. Вам положено – как офицеру военной контрразведки.

– Но… а снимки?

– Ле Ган одолжит вам свое оборудование. Также вам поручается объяснить ситуацию родителям. Им бы следовало снять гостиницу где-нибудь неподалеку.

Вареный Рак с сожалением расстался со своим аппаратом и объяснил Аршамбо, как он работает. Все пожали друг другу руки, так и не сняв хирургических перчаток. Эрван сам не понял почему, но это переплетение затянутых в латекс пальцев навело его на мысль о ректальном прощупывании.

13

Гаэль не пришлось звонить своему агенту, чтобы та подыскала ей кастинг. Игра называлась «Проигравший выигрывает». Она ничего не поняла в правилах. Имелось колесо, карточки с вопросами, и тот кандидат, который набирал наименьшее количество баллов, завоевывал победу. Искали девушку, которая будет крутить колесо – в бикини, of course.

Еще одна телевизионная хрень. Не важно. Она должна быть на виду, любой ценой. У девушек типа нее голова была нашпигована именами и историями, подстегивающими их желание продолжать, – добившиеся известности актрисы, которые начинали карьеру, побеждая в дурацких конкурсах или подвизались на второстепенных ролях в тупых передачах. Луиза Бургуэн, бывшая «мисс метеопрогноз» на Canal+. Элена Ногуэрра, бывшая ведущая на Шестом канале. Айшвария Рай Баччан, бывшая мисс мира. Клаудия Кардинале, бывшая «самая красивая итальянка Туниса». Софи Лорен, бывшая «мисс элегантность»…

Гаэль огляделась. Складные стулья, кулер с водой, потертое ковровое покрытие. Что до конкуренток – никаких неожиданностей. Тех, что постарше, она знала: девицы, вечно околачивающиеся то в фешенебельном клубном ресторане «Кастель», то в ночном клубе «VIP», то в баре «Плазы». Другие только что прибыли из родной провинции. Стиля никакого, зато в наличии кое-что получше: молодость.

Рикошетом мелькнула мысль: ей скоро тридцать, пропало дело. На выручку опять пришли легендарные примеры. Кейт Бланшетт добилась известности в тридцать, как Наоми Уоттс и Моника Белуччи. И не стоит забывать ту, кто была их признанной королевой: Шэрон Стоун, чья ослепительная звезда засияла в «Основном инстинкте», когда ей было уже тридцать четыре. Надеяться не запретишь.

Как ни странно, пока молодость была ее единственным капиталом, Гаэль выбирала тот образ жизни, когда год идет за два, а то и за три. Вечеринки. Выпивка. Наркота. Отказ не принимается. Приходилось подчиняться законам ночи. Да и сегодня она легла только в шесть утра. В «VIP» ей удалось пристроиться за столик известного кинорежиссера, который вещал во весь голос и пил вчерную. Когда наконец она подобралась к нему вплотную, тот уже безнадежно отключился, откинувшись на диванные подушки.

Она достала зеркальце и оглядела себя, тут же пожалев об этом признаке слабости в глазах окружающих. Но общий вид ей понравился. Несмотря на круги под глазами, она сохранила мордашку славянской куколки.

Когда ей было шестнадцать, она и вообразить не могла, что в тридцать у нее будет такое лицо. На самом деле она не могла вообразить, что доживет до такого возраста. В то время она весила не больше тридцати двух кило.

Гаэль осознала свое тело только в переходном возрасте и только для того, чтобы постараться его уничтожить. Она прекратила есть и замкнулась в тотальном неприятии жизни. Тогда она и открыла для себя наслаждение отказа от пищи. Это пронзительное чувство голода, всегда вызывающее легкое головокружение. Она еще помнила свои обмороки: пьянящее чувство потери себя в окружении других людей. Тщетная иллюзия: очнувшись, она вновь обнаруживала свое тело – кучу отвратительной плоти, массу органов, вызывающих отвращение.

Ее штаб-квартирой были туалеты. Рвота, испражнение, рвота… Вечная изжога во внутренностях и во рту. Волосы выпадали. Давление понижалось. Кровь плохо циркулировала. От малейшего толчка возникали гематомы и расцветали странными сиреневыми разводами. Она спала с открытым окном, чтоб возникал сквозняк, и ставила кондиционер на нижнюю отметку. Все больные анорексией (и манекенщицы) знают этот трюк: холод сжигает калории. Ее единственной радостью было то, что, двигаясь и дыша, она худела.

Однажды она приняла слабительное, поднатужилась и почувствовала, что из нее выходят ее собственные внутренности. Это стоило ей госпитализации – первой из нескончаемой череды последующих.

В специализированном отделении расстройств пищевого поведения она встретила себе подобных – истощенных, столь же молодых, сколь и полумертвых. Она восхищалась их огромными горящими глазами, их бесплотными силуэтами. Ей казалось, они сияют, как светлячки, которые горят всего ярче перед тем, как погаснуть навсегда.