Ярость (ЛП)

Шацкий отпил кофе. Женщина села напротив, она нервно обкусывала кожицу у ногтей. Прокурор желал, чтобы хозяйка заговорила первой.

— Что случилось? — спросила та.

— Уверенности у нас нет, но подозреваем, что самое худшее.

— Он сделал кому-то что-то плохое, — скорее подтвердила, чем спросила хозяйка. Глаза у нее расширились.

Вот такого высказывания Шацкий никак не ожидал.

— Наоборот. Мы подозреваем, что вашего мужа нет в живых.

— Как это?

У Шацкого не было опыта в подобного рода беседах. Как правило, его собеседники уже ранее были обработаны полицией. Здесь пригодился бы Фальк, наверняка их обучали этому.

— Мы подозреваем, что он погиб.

— В аварии?

— В результате недозволенного деяния.

— Это означает, что аварию совершил кто-то другой?

— Это означает, что кто-то другой, возможно, лишил его жизни.

— Убил?

Шацкий кивнул. Моника Найман встала с места и вернулась с пакетом овощного сока. Она налила себе целый стакан и выпила половину. Выглядела она обычно, словно учительница или чиновница. Среднего роста, худощавая, с незапоминающимся лицом, с пепельными волосами до плеч. Мамаша из пригорода. Шацкий оглянулся, но никаких следов пребывания детей не обнаружил. Никаких измазюканных стен, разбросанных игрушек, карандашей в кружке. Правда, Найману было пятьдесят, ей — около тридцати пяти. Может, подросток?

— Но кто?

— Прошу вас сконцентрироваться. В Ольштыне мы обнаружили человеческие останки, их состояние не позволяло провести идентификацию. Мы подозреваем и только лишь подозреваем, что это могут быть останки вашего мужа. — Тут Шацкий почувствовал, что должен что-то сказать как нормальный человек. — Мне очень жаль, что я передаю вам подобного рода сведения. Я должен задать вам несколько вопросов, потом приедет полицейский и попросит что-либо, где имеется ДНК вашего мужа, лучше всего — волосы с расчески. Это позволит нам провести идентификацию Еще, если это возможно, я хотел бы попросить у вас его фотографию.

Женщина долила себе соку, выпила одним глотком. Вокруг губ остался красный след, словно бы она подкрашивалась без зеркала. Какое-то время сидела, не говоря ни слова, затем встала и исчезла в глубине дома. Шацкий отметил про себя, что, либо, она не носит снимок мужа в бумажнике, либо, в данной ситуации не желает именно этот, наиболее личный, отдавать. Еще он отметил, что Моника Найман не слишком разговорчивая особа. Вопрос: то ли потому, что она в шоке, то ли потому, что очень тщательно следит за словами. Прокурорский опыт был безжалостным: в случае таинственных исчезновений и убийств, в четырех из пяти случаев виновны их супруги.

Тогда он решил ее спровоцировать.

Прошло несколько минут, прежде чем женщина вернулась и вручила Шацкому отпечаток размером с почтовую открытку.

— Пришлось распечатать, чтобы была наиболее поздняя, — сказала она. — Сейчас же все в компьютерах.

Прокурор пригляделся к снимку. Летний портрет, яркий от солнца, улыбающееся лицо на фоне кирпичной стены. Мужчина ничего на вид, мужественный, выразительный, в стиле Телли Саваласа.^[30] Лысый, яйцевидный череп, толстые, черные брови, карие глаза, нос прямой, словно у римского генерала, полные губы.

Тип накачанного тестостероном мужика, который очень нравится женщинам, даже если интуиция им и нашептывает, что это знакомство может закончиться для них не самым лучшим образом.

Единственным недостатком его мужской внешности была деформированная в результате какой-то травмы раковина правого уха.

— А я не должна его опознать? — прервала женщина размышления Шацкого над фотографией.

— Останки не пригодны для идентификации, — ответил прокурор, а увидав, как кровь оттекает от лица, прибавил: — Методика ДНК более надежная, и она избавить пани от неприятных ощущений. Как правило, мы стараемся не ангажировать близких, если идентификация может быть слишком травматичной.

— Но что случилось?

Хороший вопрос.

— Его кто-то побил? Заколол? Застрелил?

Это был не только хороший вопрос. Это был еще и весьма сложный вопрос.

— К сожалению, на данном этапе нам это не известно.

Женщина, ничего не понимая, глядела на него.

— Питер лысый, — произнесла она неожиданно, показывая на снимок.

— Не понял…

— Питер лысый. Так что я никак не могу дать волос с его расчески.

У Шацкого на кончике языка вертелся вопрос о ребенке, но с детьми бывает по-разному.

— Прошу не беспокоиться, полицейский этим займется.

— Может, из электрической бритвы, там всегда остается пыль. Как вы считаете, подойдет?

Шацкий понятия не имел, но кивнул с серьезностью дающего совет священника.

— Когда вы видели мужа в последний раз?

— В понедельник, — быстро ответила женщина.

— В каких обстоятельствах?

— Он отправился на работу.

— Куда?

— У него туристическое бюро на Яротах. То есть, это не бюро, а агентство.

У него. Не «у нас».

— А пани чем занимается?

— Работаю в библиотеке в Кортове.

— В университете?

— Да.

— У вас дети есть?

— Сынок. Пётрек. Ему пять лет.

Шацкий удивился. Пятилетний пацан, который не превращает салона в игровую площадку…

— А где он сейчас?

— У моей мамы в Шонбруке.

Прокурор не слишком хорошо ориентировался, где это.

— И давно?

Женщина поглядела на него, словно ее гость был прозрачным, она же смотрела очень интересную телевизионную программу за его спиной. И застыла.

— Так давно уже? — повторил Шацкий.

— С прошлой недели. Сама я хотела отдохнуть, а мама его обожает.

— С прошлой недели в пятницу или с прошлой недели в понедельник?

— Прошу прощения, я совершенно ничего не соображаю. Это что, допрос?

— Нет, мы только беседуем.

Что-то мне кажется, что допросов у нас еще будет ой сколько… — подумал прокурор.

— Муж не говорил, что куда-нибудь выезжает?

— В этот раз — нет.

Женщина вдруг оживилась и сделала такую мину, как будто бы это только сейчас заставило ее задуматься.

— А у него уже случалось, что он выезжал на работу и исчезал на неделю?

— Вы знаете, вообще-то он много ездил. Это же туристический бизнес. Бюро часто организовывают поездки для продавцов, чтобы те могли осмотреть то, что предлагают. Я и сама была в одной такой. Клиентам нравится когда кто-то может рассказать обо всем.

— И что, вот так ездил без предупреждения? Их что, каждый день в поездки забирают?

— Да нет, конечно же. А почему пан спрашивает?

— Вас не удивило, что муж не вернулся с работы и исчез?

Хозяйка закусила губу.

— Иногда он бывал скрытным.

Шацкий чуть не фыркнул от смеха. Женщина явно врет, лжет таким образом, что сразу же хочется уйти. Сейчас он попросит ее определиться с какой-нибудь версией, чтобы держаться ее, в противном случае он просто взорвется от злости. Ему было мучительно глядеть на то, как она выдумывает обманы, не хватало только, чтобы она шептала себе под нос. А вдобавок Шацкий чувствовал, что логики во всей ситуации не хватает и на копейку. Ведь о встрече они договорились еще раньше, по телефону, и если женщина как-то связана с исчезновением мужа или что-то знает об этом, у нее было достаточно времени, чтобы уложить в голове самые важные факты. Тем временем, все выглядит так, словно ситуация стала для нее полнейшей неожиданностью. И, тем не менее, хозяйка нагло врет.

Зачем?

— Откуда этот шрам? — неожиданно спросил Шацкий хозяйку.

Та глянула, не понимая, как будто ей задали вопрос на иностранном языке.

— Откуда этот шрам? — повторил прокурор.

Он нетерпеливо постучал пальцем по фотографии. Появилось решение проверить, можно ли вывести эту тетку из равновесия.

— Шрам. На ухе. Откуда он взялся?

Та разложила руки в жесте удивления, как будто бы муж все время ходил в шапке, и вот только сейчас, благодаря этому снимку, правда сделалась известной.

— Я прошу вас ответить. Ваш муж мертв. Вы понимаете? Его нет в живых.