Покойник «по-флотски»
Покойник «по-флотски» читать книгу онлайн
Валерий и Наталя Лапикуры – в недавнем прошлом популярнейшие журналисты-политологи телеканала УТ-1 (программы «Акценты», «Югославия. Мертвый сезон» и др.) дебютируют в новом для них жанре – детектив в стиле ретро. В ваших руках – первая книга многотомного сериала «Инспектор и кофе». Точнее – авторский перевод украинского оригинала для русскоязычного читателя.
Инспектор Киевского уголовного розыска Алексей Сирота – не вымышленный персонаж. Офицер с почти такой же фамилией, давний друг авторов, действительно работал в столичной милиции в 70-е годы теперь уже прошлого столетия. Это были времена, когда при всех гримасах социалистического строя милиция, во всяком случае, лучшая ее часть, честно исполняла свой служебный долг по защите простого человека от посягательств преступного мира. И не вина Алексея Сироты и его коллег, что нынче слово «мент» из полушутливого превратилось в бранное.
Инспектор Сирота (вернее, его прототип) трагически погиб в конце 70-х. Его друзья – Валерий и Наталя Лапикуры – воскресили инспектора в своих книгах.
Авторский перевод.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Под знакомым домом «народных мстительниц» не было. Я вспомнил – сегодня же Москва показывает «От всей души» с Валентиной Леонтьевой. Бабульки побежали наплакаться. От души.
От автора. Я пишу детектив, а не «Историю советского телевидения». Поэтому замечу вскользь, что эта ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ телепрограмма, которую вела популярная дикторша, имела такой невероятный успех, что всяческие там «Изауры» и «Марианны» на ее фоне тихо отдыхают. Не верите? Порасспросите у старших.
Алексей Сирота:
Медсестра открыла дверь почти сразу и не очень удивилась. Я раскланялся:
– Имею вам кое-что сказать. Оно, конечно, пустячок, внимания не стоит, но я почему-то не дотерпел до утра. Разрешите войти?
В этот раз мы устроились в комнате.
– Как продвигается очередь на выезд в Германию?
– Благодарю вас, без проблем. История с мужем не помешает, если вас это интересует. Собственно, ценность для Группы представляю только я, а он – что-то вроде бесплатного приложения. Или нагрузки.
– Это приятное исключение, – отозвался я. – Как правило, бывает наоборот. В нагрузку к мужьям едут жены. У меня один знакомый журналист прорвался вольнонаемным в армейскую газету в ГДР. Супруга поехала с ним, работы для нее не нашлось, зато он горбатился, как папа Карло. И вот месяца за три до окончания контракта благоверная ему и говорит: «Поеду-ка я пораньше, ремонт сделаю, новую мебель достану, радиотехнику смонтирую. Чтобы ты вернулся на все готовое». Он, идиотина, еще всем хвастался, мол, какая у него хозяйственная женушка. Вернулся на родину, а дома – какой там ремонт – сейчас!.. Даже лампочки вывернуты. Из мебели – одна табуретка посреди кухни, а на ней судебный иск касательно развода и раздела жилья. Поскольку имущество она уже разделила: себе – все, ему – табуреточку. И записочка: дескать, прости, но я давно уже люблю другого, а он меня голой-босой, без жилплощади и приданого, брать не желает. Поскольку не тот у меня возраст и не те времена на дворе. Посему – прости и прощай!..
– И что, простил он ее? – поинтересовалась медсестра.
– Натурально! Сейчас он живет в коммуналке на выезде из города, а она – в отдельной квартире в центре. Вместе с этим принципиальным возлюбленным, у которого, оказывается, была только койка в общежитии, временная прописка и коллекция алкогольных этикеток. Ну, приятель мой попытался с собой покончить, но его откачали. Работу, правда, бросил, собирает пустые бутылки по скверикам, пьет… но это уже мелочи.
– Грустно, конечно, но какое отношение имеют мои проблемы к вашему другу?
– А никакого! Кстати, я вам уже сказал, что вы вдова? Если нет, то примите мои соболезнования. Искренние, так сказать…
Она не вскрикнула и не упала в обморок. Правда, руки дрожали, но у кого бы они не задрожали после такой информации? Я поднял голову и начал пристально рассматривать большой крюк, ввинченный в потолок. Она заметила это, покраснела, ее передернуло…
– Только не убеждайте меня, что там должна висеть люстра, которую вы планируете привезти из ГДР. Такой крючочек выдержит даже люстру из Большого театра в Москве. Это крепление – не для того дела. А совсем для иного. Можете не одергивать рукава халата, я уже увидел царапины у вас на запястьях. Кто будет говорить – я или вы? Кажется, я… Тогда слушайте и не переспрашивайте.
Нашатырь-таки подействовал хорошо. Это уже утром опять разболится печень, а сейчас все хорошо и голова работает, как положено…
– Возможно, вы до сих пор считаете, что все мужья такие, как ваш, ну, может, ваш немного хуже. Вы наивная деревенская соплячка, которая думает, что городским человека делает прописка, а девушку настоящей женщиной – штамп ЗАГСа в паспорте. К вашему сведению, вы вышли замуж не за мужчину. Вашим законным супругом было мерзкое, больное ничтожество, развратный мальчишка, который ловит кайф, подсматривая через дырку в женский туалет. Существуют десятки способов, подчеркиваю, нормальных способов двум взрослым людям дарить друг другу настоящее наслаждение. А ваш покойный макаронник…
– Как вы смеете!..
– Смею! Он не просто подвергал вас физическим и моральным пыткам. Следующим утром, на службе, приходил в курилку и рассказывал со всеми подробностями таким же, как и сам, извращенцам, как подвешивал вас на этот крюк и насиловал стоя. Вот откуда ссадины – от веревок. А когда он был в особливо хорошем настроении, цеплял вас, как сам говорил, за четыре точки, как теленка на бойне, пока вы не теряли сознание. Ну, а «по полной программе» – это еще и с битьем, впрочем, без следов. Он это умел. Это хорошо, что вы краснеете. Может, наконец, поймете, чем отличается нормальный интим от садизма!
– Боже, это же теперь все узнают!..
– Протоколы допроса свидетелей, перед которыми похвалялся ваш муженек, лежат в моем сейфе с подписками о неразглашении. Но есть конкретика, которая интересует следствие.
– Какая?
– Сейчас объясню. Помните, когда я пришел к вам впервые? Мы сидели и разговаривали на кухне. Но еще с порога я почувствовал запах мастики. Не помните? Ничего не чувствовали? Правильно, вы уже притерпелись. А я очень чувствителен к запахам, потому что опять бросил курить. Меня даже слеза прошибла. Вот я и подумал: у женщины муж где-то пропал, может, навсегда, а она взялась натирать пол на кухне. Именно на кухне. Потому что в комнате – полакировано, а в коридоре коврики. Решили отвлечься?
– Конечно, – согласилась медсестра. – Мы вообще эту квартиру без паркета получили, только линолеум. Сначала сделали пол в комнате, потом в коридоре, а вот как раз перед теми выходными дошли руки и до кухни. Тут решили лаком не вскрывать, а натереть мастикой. Все же кухня, мало ли что! Кипяток прольется или соус какой-то.
– И в самом деле, кухня – это такое: что-то да и прольется. Если не соус, то кровь. Вон вы сколько мастики наляпали, так, как будто красили, а не натирали. Это чтобы следы крови скрыть? Я вам верю – если бы паркет на кухне был натерт до убийства, кровь можно было бы смыть даже холодной водой, а потом лишь пройтись суконкой или щеткой. Но кровь, на ваше горе, впиталась в светлое дерево так, что просто отмыть было уже невозможно. Тогда вы залили пол густой мастикой темно-красного цвета. Такой портят полы в учреждениях, а для собственных покупают немецкую, в пластиковых тубах. У отечественной есть только одно преимущество – она по-настоящему красит дерево. Только я сейчас вызову бригаду экспертов, они переберут весь паркет по дощечке, но следы крови все-таки найдут. Она должна была затечь в щели и снизу.
– Вы действительно это сейчас сделаете?
– Нет, подожду. Это звучит по-дурацки, но чистосердечное признание и вправду облегчает наказание. И не только… Душу тоже облегчает. Вы же не профессиональная преступница, вы, как любит говорить мой немолодой начальник, не по этому делу. Потому давайте оформлять чистосердечное раскаяние и явку с повинной.
– …Согласна. Что надо писать?
– Итак, пишите: ваш муж был убит на этой кухне. Когда именно, каким образом, кто был вашим сообщником или сообщниками? Надеюсь, вы, как женщина воспитанная, не наняли для этого каких-то ханыг. А потом поговорим, куда вы спрятали тело.
– А не было никаких сообщников, – она аккуратно, как школьница перед экзаменатором разгладила на коленях фартук. – Я все сама.
Я сорвался:
– Сама? Чем? Где у вас асфальтовый каток? На балконе или в туалете?
Вдова никак не прореагировала на мои эмоции и продолжила повествование спокойно и размеренно, так, словно диктовала что-то в историю болезни:
– В субботу он принес домой арбуз. Сам, без моего напоминания. Я обрадовалась, потому что сам он редко что-то приносил. Звонил ко мне на работу и распоряжался, что я должна купить. А тут арбуз… Мы сидели на кухне и ели. Было жарко, он разделся до трусов и майки. Потом заметил, что я в хорошем настроении. Говорит: готовь упряжь! Так он все эти веревки и ремни называл. «Готовь, говорит, упряжь, сегодня по полной программе будем. У меня настроение сексуальное! Вот арбуз доедим – и вперед». Я стою, смотрю, он ломоть жрет, мякоть и семечки по подбородку ползут, а рожа уже бешеная. До сих пор не знаю, как это получилось: только чернота с глаз сошла, смотрю, он сидит, не дергается, а из груди колодка ножа торчит. Вот только-только нож у меня в руках был и вдруг – затемнение – и он у него в сердце. Я за рукоять потянула, кровь брызнула – на стол и на пол. И на меня. Ну, я с перепугу нож обратно в рану…