Летучие мыши появляются ночью

— Ну а по чьей вине у них не было детей?

— По ее, видно, хотя они к специалистам и не обращались. Евтим был мужчина что надо, но верный семьянин. Она не помнит, чтобы он запаздывал с работы, кроме тех случаев, когда на линии случались аварии. Он очень хорошо относился к ней. В понедельник они собрались ехать в Сапарево. Рада велела ему купить два килограмма мяса для фарша, бутылку оливкового масла и немного помидоров, чтобы у них было что готовить в первые дни. Он очень радовался, что они отправляются с женой отдыхать. Для бедного человека — это большой праздник.

— У них были сбережения?

— Да, кое-что скопили, она работает в кукольном цехе швеей и зарабатывает почти столько же, сколько он. Они копили деньги, чтобы построить новый дом. Евтим собирал еще и на мотоцикл. Сберегательная книжка, разумеется, на имя мужа, так уж у нас полагается, но распоряжалась деньгами она. Я подробно расспрашивал, не было ли у Евтима каких-либо старых врагов. Мне кажется, это исключается.

— А велосипед?

— Он его дал механику в Гулеше Янко Нестерову: сменить подшипник и еще что-то, забыл, что именно. Когда я пришел к Янко, велосипед еще не был готов, да и зачем он ему теперь?

— И это все?

— Нет, я не сказал самого главного… Все-таки двое видели Евтима на шоссе. А один из них, наверное, видел и убийцу. Димов вздрогнул.

— Вблизи?

— Нет, не вблизи, да и не узнал он его, а то я бы начал с этого. Первый встретил Евтима, когда тот выходил из Косера. Он шел один, нес в руке сетку. Никого рядом не было. Но второй встретил его гораздо ближе к месту убийства, недалеко от фруктового сада. Они поздоровались, и больше ничего. Евтим пошел дальше. Метрах в ста за ним шел второй человек. Спас, свидетель, заметил его еще издалека: вроде бы молодой, в штатском. Спас не помнит, но думает, что в темном. Во всяком случае, уверен, что на прохожем не было светлой фуфайки.

— А может, фуфайка была под пиджаком?

— Может быть, и так, хотя в это не очень верится. Тогда что же — убийца засунул кол под пиджак? Это выглядело бы очень подозрительно. Гораздо естественнее держать кол под мышкой — скажем, чтобы отпугивать собак. Как бы там ни было, Спас, когда разминулся с Евтимом, незнакомца уже не увидел, словно тот сквозь землю провалился. И вообще о нем забыл. Только когда я стал подробно расспрашивать, он вспомнил, что на шоссе был еще кто-то, в этом он уверен — Значит, это был убийца, — убежденно сказал Димов. — Иначе зачем бы ему было прятаться? Но тогда мне совершенно непонятна эта история с фуфайкой.

— Мне тоже. И вообще чем больше подробностей мы узнаем, тем больше запутываемся. Как там с Кротевым?

— И с ним не ясно, — ответил Димов. — По его словам, он получил зарплату и отправился на станцию. Почему на станцию, а не в город? Потому что, видишь ли, на станции буфет открывается раньше. Сел за один из боковых столиков, заказал смесь из анисовой и виноградной водки. Кротев утверждает, что вообще не видел на станции Евтима Дыбева. Официант, который его обслуживал, помнит, где он сидел и что пил, но не помнит, когда ушел — в шесть или в семь. И вообще, не уверен, что тот не уехал с рабочим поездом.

— А Кротев что говорит?

— Кротев говорит, что ничего не помнит. Еле-еле вспомнил, что после этого направился в ресторан «Новый Гамбринус», где встретил приятелей. Отыскали этих приятелей, но они не могут сказать точно, в котором часу он пришел. Один говорит — в девять, другие — в половине десятого. Но все единодушно утверждают, что он был очень пьян. Заказывал, угощал, платил, развезло его. В половине одиннадцатого приятели едва вытащили его, отвели домой.

— Значит, фактически у него нет алиби, — морщась, сказал Паргов.

— Нет. Но он был так пьян, что я не допускаю…

— Меня не оставляла мысль, что только пьяный мог совершить такое идиотское убийство. Но у нас выпадает несколько часов. И как это он не помнит, где был?

— С алкоголиками это случается часто.

Димов достал из стола новенькую папку, развернул ее. В ней лежало несколько списков.

— Я не бюрократ, но сейчас вся моя надежда на списки, — весело сказал он. — Их тут четыре, всего сто шестнадцать имен. Это люди, у которых проездные билеты до Косера, Войникова и Гулеша. По всей вероятности, в тот день все или почти все ехали на поезде. Они хорошо друг друга знают, ездят обычно группами, вместе идут со станции домой. Так что, как видишь, наша задача очень проста. Если предположить, что убийца был в поезде, трудно допустить, чтобы никто из этих ста шестнадцати человек не видел его в буфете или в самом поезде. Но, конечно, никто не мог видеть, как он выходил на станции в Войникове или Гулеше, потому что в это время он был уже на шоссе, которое ведет к Войникову. Труднее с пассажирами, направлявшимися в Косер, да их тут и больше всего. Каждый из них незаметно для других мог пойти следом за Дыбевым.

— Да, ясно, — кивнул Паргов.

— В этом списке — четвертом — тридцать одна фамилия. Этих людей мы должны считать надежными. Мы обратимся к ним за помощью, а потом, возможно, поищем и другие пути.

— А может, убийца ехал с разовым билетом.

— Это не имеет значения — ведь не было же у него на голове шапки-невидимки. Все равно кто-нибудь его да встретил. Кто-то его видел.

— Да, но если его не было в поезде?

— Мы сейчас проверяем гипотезу, что он был в поезде, — нетерпеливо сказал Димов. — И то, что он был знаком Дыбеву. Когда мы полностью исчерпаем здесь все возможности, тогда пойдем другими путями. Но сначала нам придется проверить, естественно, самое простое.

Паргов улыбнулся.

— Начальник, мы его поймаем! Я в этом уверен, хотя дело началось с неудачи. Ты совершенно прав, не было же на нем шапки-невидимки. Кто-то его все-таки видел, некуда ему от нас бежать. А сейчас, если хочешь, я провожу тебя домой. Раков ведь нужно кому-то съесть.

7

Следующие три дня Димов провел в полном бездействии. Он рано просыпался в чистой, пахнущей мылом комнатке, терпеливо делал свою утреннюю гимнастику, потом спускался в маленькую кухню к хозяйке. Там, как всегда, его ждали большая чашка свежего молока, тарелочка с медом, поджаренные ломтики хлеба. Завтракал он обыкновенно один, но однажды пришел Дойчинов с мокрыми от поливки ногами.

— Пойдем, посмотришь мои цветы, — обиженно сказал он. — Ведь таких специалистов, как я, немного.

Было очень странно, чтобы подполковник милиции был специалистом по цветам, но факт оставался фактом. Оказывается, прежде чем уйти в партизанский отряд Славчо Трынского, он работал в управлении садов и парков Софии. Там он считался хорошим специалистом, любил и знал цветы, многие софийские богатей ценили его как специалиста-садовода.

— Я даже во дворце работал, — улыбнулся он. — Под личным руководством царя.

— Не думаю, что ты написал об этом в своей автобиографии, — пошутил Димов.

— Напротив, написал, и из-за этого вначале у меня даже были неприятности. Товарищи считали, что я должен был воспользоваться случаем и треснуть его мотыгой. Но, как бы там ни было, я никогда не забуду, какие георгины были в дворцовом саду. У нас георгин считают простым цветком. Правильно, конечно, но это ведь не настоящий георгин. А в царском саду, что и говорить, были действительно замечательные георгины. Их прислал в подарок японский император.

После завтрака они вышли в маленький дворик за домом. Дойчинов огородил его высокими стенами, и получился какой-то райский уголок — и во сне не привидится, что можно встретить его в таком маленьком скучном городке. Цветов было так много, и они сияли такой свежестью, что Димов на миг растерялся. Больше всего тут было хризантем и георгинов, но некоторые из цветов он видел впервые.

— Это же просто невероятно! — воскликнул Димов.

— Ну, разве я тебе не говорил? — ответил Дойчинов со счастливой улыбкой. — Посмотри-ка на этот ирис. Ничего подобного я не встречал даже в каталогах. Это уникальный экземпляр, за него английская королева отдала бы мне бриллиант из своей короны.