Проклятый город

— Сворм, похоже, пытался смыться, — заметил Дьюэйн. — И ему почти удалось, скользкому прохвосту.

Барнаби поглядел в ту сторону: Кокси Сворм лежал ничком на краю площадки, коленями на полу, туловищем на сцене. В спине его зияли три отверстия, кровь стекала на пол.

— Как будто рука свыше управилась, — задумчиво сказал капитан. — Судьба — она, наверно, все же есть…

— Почему? — не понял Галлаген.

— Точно так же погиб тот маленький мальчик, — ответил Барнаби и отвернулся.

The Creeping Siamese

Dashiell Hammett

Существует множество различных мнений по поводу того, кто был наиболее влиятельным писателем двадцатого столетия. Среди прочих имен называется и Дэшил Хэммет.

В начале двадцатого века писатели, отступая от высокопарного и претенциозного стиля Генри Джеймса и его предшественников из Викторианской эпохи, начали тяготеть к созданию прозы безыскусной и стремительной. Позднейшие исследователи, как правило, особенно выделяют в связи с этим несомненную мощь таланта Эрнеста Хемингуэя.

Но кто явился вдохновителем самого Хемингуэя?

Это был… Хэммет.

Даты публикаций отражают строгие факты, не содержащие в себе никакой мистики.

Первый рассказ Хэммета из его знаменитого цикла «Оперативник» («Continental Ор») появился в журнале «Черная маска» 1 октября 1923 года. В последующие годы образ крутого и харизматического частного сыщика часто фигурировал в различных литературных произведениях.

Первая книга Хемингуэя — «В наше время» — была опубликована в 1924 году в Париже ограниченным тиражом, а в США напечатана в количестве 1335 экземпляров лишь в октябре 1925 года. К этому времени Хэммет был уже состоявшимся и пользовавшимся огромной популярностью автором. Он регулярно печатался практически во всех крупных журналах того времени, специализировавшихся на «криминальном чтиве».

Вкупе с безымянным оперативником «Континентального детективного агентства», Дэшил Хэммет (1894–1961) создал образ Сэма Спейда, ставшего героем наиболее знаменитого из всех американских детективных романов, когда-либо написанных или экранизированных, — «Мальтийский сокол». Первоначально этот роман (как, впрочем, и все последующие романы Хэммета, кроме «Худого человека») печатался по главам в «Черной маске».

Написанный Хэмметом на пике его успеха и творческого мастерства рассказ «Коварные сиамцы» был опубликован автором в журнале «Черная маска» в марте 1926 года, за год до того, как там начали печатать главы его первого романа «Красная жатва».

Коварные сиамцы

Дэшил Хэммет

(пер. Р. Грищенков)

Он появился, когда я, расположившись возле кассы в приемной сан-францисского филиала детективного агентства «Континентал», неотрывно следил за тем, как Портер проверяет мой расходный счет. Незнакомец был одна кожа да кости, высокий и с безжалостным лицом. На его широких плечах мешковато висела серая одежда. В лучах заходящего солнца, лучи которого пробивались сквозь неопущенные жалюзи, его лицо своим цветом напоминало новые коричневые туфли.

Он открыл дверь рывком, а потом в нерешительности застыл на пороге; костлявая ладонь судорожно сжимала ручку распахнутой двери. Однако в лице его не было растерянности. Неприятное и отталкивающее, своим выражением оно создавало впечатление, будто его обладатель припомнил нечто на редкость неприятное.

Томми Хауд, наш веснушчатый и курносый паренек-посыльный, поднялся из-за стола и приблизился к барьеру, разделявшему офис.

— Что вам уго… — начал было Томми, но осекся.

Человек отпустил дверную ручку. Он обхватил тощими руками свои плечи; его рот разверзся в зевке, не имевшем ничего общего с обычной непринужденной зевотой, и так же резко закрылся. Губы человека скривились, явив желтизну плотно сжатых зубов.

— Проклятие! — пробормотал он с отвращением и рухнул на пол.

Я перемахнул через барьер, миновал распростертое тело и выскочил в коридор.

Через четыре двери от нас Агнес Брейден, пышная особа тридцати с чем-то лет, которая вела публичные курсы стенографии, стояла у своего офиса, готовая войти.

— Мисс Брейден! — прокричал я, и она обернулась, ожидая, когда я подойду. — Бы видели человека, только что зашедшего в наш офис?

— Да. — В ее зеленых глазах зажглись огоньки. — Высокий мужчина, поднимавшийся в лифте вместе со мной. А что?

— Он был один?

— Да. Именно так, на этом этаже вышли только он и я. А в чем дело?

— Вы никого не заметили рядом с ним?

— Нет, хотя в лифте я не обратила на него внимания. А что такое?

— Он вел себя странно?

— Я этого не заметила. Случилось что-нибудь?

— Благодарю вас. Позднее я заскочу к вам и все объясню.

Я обежал все коридоры на нашем этаже, но ничего не обнаружил. Когда я возвратился в офис, тощий субъект по-прежнему лежал на полу, правда, уже перевернутый на спину. Как я и полагал, он был мертв. Наш Старик, осматривавший тело, при моем появлении как раз поднимался с колен. Портер висел на телефоне, пытаясь дозвониться до полиции. Глаза Томми Хауда на побелевшем лице смотрелись как голубые полтинники.

— В коридорах никого, — сообщил я Старику. — Этот тип поднялся на лифте вместе с Агнес Брейден. Та заявила, что он был один и к нему никто не приближался.

— Ясненько… — Голос Старика и его улыбка были исполнены такого елея, что казалось, будто труп возле его ног — лишь фрагмент узора на ковре. Полвека сыскной работы оставили в нем эмоций не более чем в бильярдном оценщике. — Похоже, его пырнули ножом в левую часть груди; довольно-таки обширная рана, которую он пытался заткнуть этой вот шелковой тряпицей, — нога Старика коснулась бесформенного комка красноватой ткани на полу, — которая прежде была саронгом.

День нынешний для Старика — это отнюдь не вторник, а предположительно вторник.

— На теле этого субъекта, — продолжал он, — я обнаружил девятьсот долларов в разных банкнотах, а также немного серебра; золотые часы и карманный нож английского производства; еще японская серебряная монета в 50 сен; [2] табак, трубка и спички; расписание Южной Тихоокеанской линии; два носовых платка без ярлычков прачечной; карандаш и несколько листков бумаги для письма; четыре двухцентовых почтовых марки; ключ с биркой «Отель Монтгомери. Комната 540». Его одежда выглядит как новая. Вне всяких сомнений, мы почерпнем из нее что-нибудь еще при более углубленном изучении, каковым, однако, я не намерен заниматься до прихода полиции. А тебе покуда лучше отправиться прямиком в «Монтгомери» и поглядеть, что там можно выяснить.

Первый же человек, на которого я натолкнулся в вестибюле отеля «Монтгомери», оказался именно тем, кто был мне нужен: тамошним охранником Педерсеном, светлоусым экс-барменом, разумевшим в сыске не более, чем я в саксофонах, но неплохо разбиравшимся в людях и в том, как к ним найти верный подход, что вполне соответствовало букве его нынешней профессии.

— Хелло! — приветствовал он меня. — Счет знаешь?

— Шесть — один, Сиэтл, конец четвертого. Кто обитает в пятьсот сороковой, Пит?

— Да ведь игра-то не в Сиэтле, олух! В Портленде! Человек, чье гражданское самосознание не развито в должной степени, и даже представления не имеющий о том, где играет его команда…

— Завязывай, Пит! У меня нет времени на то, чтобы забавляться с этой детской чепухой. Один мужик только что рухнул замертво в нашем заведении с ключами от пятьсот сороковой.

На лице Педерсена проступили пятна гражданского самосознания.

— Пятьсот сороковой? — Он уставился в потолок. — Это, должно быть, тот тип, Раундс. Рухнул замертво, ты говоришь?

— Замертво. Грохнулся на пол прямо посреди комнаты, имея ножевое ранение. А этот Раундс, что он был за человек?

— Я так вот сразу о нем не слишком много смогу рассказать. Высоченный и тощий, с дубленой шкурой. Я бы даже не обратил на него внимания, если бы не его болезненный вид.