В объятиях смерти

Марино начал читать рапорт слово в слово:

— "Я знаю, ты не замечала меня, Берил. Я скоро приду за тобой. Я знаю, где ты живешь, знаю все о тебе. Ты можешь бежать, но спрятаться ты не можешь". Далее, он утверждал, что знает марку ее нового автомобиля — черную «хонду», и что накануне ночью, когда машина была припаркована на подъездной аллее, сломал ей антенну. Заявительница подтвердила, что предыдущей ночью ее машина была припаркована на подъездной аллее, и, выйдя в тот же самый вторник утром из дома, она заметила, что антенна повреждена, причем отломана не совсем, а лишь сильно погнута, достаточно, однако, чтобы не работать. Офицер вышел посмотреть на автомобиль и обнаружил, что антенна действительно пребывает в том состоянии, которое описывала заявительница.

— Что предпринял офицер Рид? — спросила я.

Марино перелистнул страницу и сказал:

— Он посоветовал ей впредь ставить машину в гараж. Заявительница утверждала, что никогда не использовала гараж по его назначению, так как планировала переделать его в кабинет. Затем Рид предложил ей попросить соседей понаблюдать, не появится ли поблизости какое-либо подозрительное средство передвижения или не заметят ли они кого-нибудь на ее участке. В этом рапорте он также отмечает, что заявительница спрашивала, не должна ли она приобрести личное оружие.

— Это все? — спросила я. — А что насчет журнала, который Рид рекомендовал ей завести. Есть об этом хоть какое-нибудь упоминание?

— Нет. В части рапорта, не подлежащей разглашению, он так же делает следующее замечание: «Реакция заявительницы на поврежденную антенну производит впечатление чрезмерной. Она выглядела чересчур взвинченной, а ее поведение в отношении офицера стало оскорбительным». — Марино поднял глаза. — Иными словами, Рид имеет в виду, что не поверил ей. Возможно, она сама сломала антенну и вешала лапшу на уши по поводу угрожающих телефонных звонков:

— О Боже! — пробормотала я с отвращением.

— Эй, ты знаешь, сколько идиотов постоянно звонят с подобной чепухой? Дамочки звонят все время, жалуются, что их порезали, поцарапали, изнасиловали. Некоторые из них все это выдумывают. У них в голове потерялось несколько винтиков, и им необходимо внимание...

Я знала все по поводу воображаемых болезней и ранений, о синдроме Мюнхгаузена, плохой адаптированности к условиям жизни и маниях, которые заставляют людей желать и даже вызывать у самих себя ужасные болезни, совершать насилие над собой. Я не нуждалась в подобной лекции Марино.

— Продолжай, — сказала я. — Что было дальше?

Он положил второй рапорт на стол Уэсли и начал читать третий.

— Берил опять позвонила Риду, на этот раз шестого июля, в субботу, в одиннадцать пятнадцать утра. Он приехал к ней домой в четыре дня и нашел заявительницу расстроенной и враждебной...

— Надо думать... — сказала я отрывисто. — Она ждала его пять ужасных часов.

Марино, не обращая на меня внимания, продолжал читать слово в слово:

"На этот раз мисс Медисон утверждала, что тот же самый человек позвонил ей в одиннадцать утра и сказал следующее: «Ты по-прежнему скучаешь по мне? Скоро, Берил, скоро. Я заходил прошлым вечером. Тебя не было дома. Ты обесцвечиваешь волосы? Надеюсь, нет». В этот момент мисс Медисон (блондинка) сказала, что она сделала попытку поговорить с ним. Она попросила оставить ее в покое и поинтересовалась, кто он и зачем это делает. По ее словам, он ничего не ответил и повесил трубку. Она подтвердила, что накануне вечером, в то время, когда, как утверждает звонивший, он заходил, ее действительно не было дома. На вопрос офицера, где она была, заявительница ответила уклончиво и только сообщила, что ее не было в городе.

— И что же офицер Рид сделал на этот раз, чтобы помочь даме в бедственном положении? — спросила я.

Марино посмотрел на меня успокаивающе.

— Он посоветовал ей завести собаку, а она ответила, что у нее аллергия на собак.

Уэсли открыл папку.

— Кей, ты смотришь на это в ретроспективе, в свете уже совершенного жуткого преступления. Посмотри, как все выглядело с точки зрения Рида. Вот молодая женщина, которая живет одна. Она впадает в истерику. Рид делает для нее все, что может, даже дает ей номер своего вызывающего устройства. Он реагирует быстро, по крайней мере, вначале. Но она уклоняется от ответов на конкретные вопросы. У нее нет доказательств. Любой офицер отнесся бы к делу скептически.

— Я знаю, что бы подумал, — поддержал его Марино, — будь я на его месте. Я заподозрил бы, что дамочка одинока, хочет внимания, хочет, чтобы кто-нибудь суетился вокруг нее. Или, может быть, она разочаровалась в каком-нибудь парне и расставляет декорации, чтобы отомстить ему.

— Понятно, — сказала я, не утерпев. — А если бы ее угрожал убить муж или приятель, вы бы подумали то же самое? И Берил все равно умерла бы.

— Может быть, — раздраженно ответил Марино. — Но если бы это был ее муж — если бы он был у нее, — тогда, по крайней мере, я имел бы основания для подозрений и получил бы полномочия, а судья мог бы применить административные санкции в отношении негодяя.

— Административные санкции не стоят той бумаги, на которой их пишут, — парировала я. Волна ярости подкатила к самому горлу, грозя вырваться из под контроля. Не проходило и года, чтобы мне не приходилось вскрывать о полдюжины чудовищно изуродованных трупов женщин, на чьих мужей или приятелей были наложены административные санкции.

После долгого молчания я спросила Уэсли:

— А Рид не предлагал поставить ее телефон на прослушивание?

— У него не было для этого законных оснований. Такое прослушивание трудно организовать. Телефонной компании нужен длинный список «криминальных» звонков, твердые доказательства, подтверждающие, что беспокоящие действия имеют место.

— У нее не было таких твердых доказательств?

Уэсли медленно покачал головой.

— Потребовалось бы больше звонков, чем было, Кей. Гораздо больше. И, кроме того, необходима статистика их появления, регулярные записи о каждом случае. Без всего этого об установке прослушивания можно забыть.

— Похоже, — вставил Марино, — Берил звонили только один или два раза в месяц. И она не вела этого чертового дневника, который Рид советовал ей вести. Или же, если все-таки вела, мы его не нашли. Очевидно, она даже не записала на пленку ни одного звонка.

— О Господи, — пробормотала я. — Твоей жизни угрожают, и требуется решение конгресса, чтобы хоть кто-нибудь отнесся к этому серьезно.

Уэсли не ответил.

Марино фыркнул:

— Это так же, как у вас, док. Ведь не существует превентивных лекарств. Мы всего лишь бригада чистильщиков. Ничего не можем предпринять до того, как все уже произойдет, когда появятся твердые доказательства. Такие, как мертвое тело.

— Поведение Берил — достаточное доказательство, — ответила я. — Посмотри на эти рапорты. Все, что предлагал офицер Рид, она сделала. Он сказал, чтобы она установила систему сигнализации, и она установила ее. Он сказал, чтобы она ставила свою машину в гараж, и она стала ставить, несмотря на то, что планировала переделать гараж в кабинет. Она спросила его насчет личного оружия, а затем пошла и купила его. И каждый раз, когда она звонила Риду, это было непосредственно после того, как убийца звонил и угрожал ей. Другими словами, она не ждала несколько дней или часов, прежде чем звонить в полицию.

Уэсли начал раскладывать копии писем Берил из Ки Уэста, схемы преступления, отчет об осмотре места происшествия, а также снятые «Поляроидом» фотографии участка, интерьера дома и, наконец, тела Берил в спальне наверху. С суровым лицом он молча рассматривал каждый предмет, давая понять, что пора двигаться дальше, мы достаточно поспорили и пожаловались. Что полиция сделала или не сделала, было не важно. Главное — найти убийцу.

— Что меня беспокоит, — начал Уэсли, — так это то, что есть противоречие в психологическом портрете преступника. Анализ угроз указывает на психопатический склад ума. Это кто-то, кто выслеживал и угрожал Берил несколько месяцев, кто-то, кто, похоже, не был знаком с ней лично. Несомненно, удовольствие он получал в основном из фантазии, корни которой надо искать в его прошлом. Он растягивал удовольствие. Возможно, он, в конце концов, нанес удар, потому что она расстроила его, уехав из города. Возможно, он испугался, что Берил собирается уехать насовсем, и убил ее, как только она вернулась.