Поставьте на черное

– Есть и такие! – с нажимом повторил я. – Я, собственно, не имею в виду и даже не слишком виню персонально вас, Анатолий Васильевич, – сделал я легкий реверанс в сторону генерал-полковника Сухарева. – Вы наверняка и посвящены-то не были в методики так называемых тестов. Вам скорее всего было просто клятвенно обещано вашим заместителем, что все ваши подчиненные застрахованы от перевербовки или кодирования, и никто из них, ни под каким психотронным излучением, не станет выполнять чужие приказы… Но вся-то беда, любезный Анатолий Васильевич, подкралась с совсем противоположной стороны. Как у нас часто водится, телегу поставили впереди лошади. Противоядие было создано раньше возможного яда и с самого начала оказалось сильнее предполагаемого яда! Охотно допускаю, что теперь, после тестовых прививок препарата «АЗ», ваших, Анатолий Васильевич, подчиненных нельзя зомбировать – если бы кто вдруг захотел или смог попытаться это сделать. Однако человек, как верно заметил чудом оставшийся в живых поэт Владлен Новицкий, – он вам не кимвал звенящий. Он – действительно арфа, струны которой совсем нетрудно порвать или перепутать. Несмотря на все научные усилия Григория Евпатьевича, ему никак не удалось избежать для большинства тестированных побочных последствий действия препарата, которые – в зависимости от индивидуальных особенностей людей – вдруг проявлялись. У кого раньше, у кого позже. Ваши тренированные парни пытались себя контролировать, но только усиливали пагубность побочного эффекта: струны арфы перепутывались еще сильнее. В конце концов люди вообще переставали правильно выполнять любые приказы – вплоть до просьб вызвать лифт или показать, где тут туалет…

Генерал-полковник Сухарев шумно завозился на своем стуле. Сказать, что он сейчас был мрачен, – означало бы сильно приуменьшить. По-моему, он уже приближался к точке кипения. Важно было, однако, чтобы крышка чайника не подпрыгнула еще хотя бы в течение десяти минут и чтобы вашего покорного слугу раньше времени не обварило бы паром генерал-полковничьего гнева.

– У вашего заместителя, Анатолий Васильевич, – проникновенно сказал я, – имелись некоторые причины не открывать вам всей правды и стараться втайне от вас побыстрее уконтропупить «Тетрис» и меня. Побочный эффект, о котором я уже говорил, не был для Григория Евпатьевича полной неожиданностью. Собственно говоря, проявился данный эффект еще лет пять назад, в пору испытаний этого препарата, уже тогда названного антизомбином – сокращенно «АЗ». Видите эту карточку? – Я вытащил фотографию, которую по приезде из Воронежа вечно таскал с собой, и показал ее Сухареву. – Это ваш нынешний зам в тесном коллективе воронежского мединститута имени Бурденко. Все документы о его пребывании там исчезли, но вот карточка на стенде случайно осталась. Уж не знаю, на чьи деньги, военных или ГБ, вел он тогда свои эксперименты, но только результаты – налицо. Вернее, отсутствие четких результатов. Все добровольцы Григория Евпатьевича уже во второй парадигме исправно превращались в монстров, никаких команд не выполняющих. Один из этих бывших монстров, кстати говоря, и написал пять лет спустя книгу про ночной Манхэттен. А в ней – достаточно подробно перечислил все симптомы, которые пережил сам… Я не очень-то понимаю, почему за прошедшие пять лет Григорий Евпатьевич сумел так вырасти в чине, но не сумел довести до ума свой антизомбин: вероятно, такой препарат не мог существовать в принципе без побочных последствий. Их можно было приглушить, однако рано или поздно они все равно выскакивали, словно «зеро» во время игры в рулетку. Знаете, Анатолий Васильевич, есть такая якобы надежная система «Кьюбан», описанная в «Большой энциклопедии азартных игр». Тебе предлагают ставить на третью колонку и обязательно на черное. Поставьте на черное – и выигрыш вам как будто обеспечен! Но в любой момент могло появиться «зеро» и сожрать ваши фишки. В принципе любое проявление зомбибоязни так или иначе оказывалось ставкой на черное – на худший вариант из всех возможных…

Я по-прежнему старался не глядеть в сторону Рогожина: и так из того угла, где стоял его стул, сочилась ненависть, которую я уже мог ощущать едва ли не физически. Если бы не присутствие в комнате генерал-полковника Сухарева, я бы, наверное, просто был испепелен. Безжалостно и дотла.

– Недавно одна умненькая девочка, – проговорил я и словно бы ненароком бросил взгляд на часы, – напомнила мне сказку про Урфина Джюса и его деревянных солдат. И про то, как легко удавалось в этой сказке плохих солдат превращать в хороших: всего только вырезать веселые улыбки на месте злобных гримас… Для Григория Евпатьевича – да и для вас, пожалуй, Анатолий Васильевич, – люди вокруг всегда были материалом. Точно такими деревянными фигурками, которых для пользы дела можно было подстругивать ножом или выкидывать в случае поломки. То есть не совсем выкидывать – убирать с глаз долой куда подальше. С некоторых пор, господин генерал-полковник, меня вдруг стало занимать, отчего же происходит вокруг столько странных вещей, о которых не успевает то и дело сообщать утреннее радио. То на окраинах Москвы начинаются непонятные потасовки людей в камуфляже, то военный самолет разбивается без видимых причин, то на отдаленной заставе какой-нибудь лейтенантишка вдруг берет в руки автомат и начинает строчить направо и налево. Про Северный Кавказ я и не говорю: там все хотят мира и по-прежнему каждую ночь стреляют. Министра Убатиева чуть вообще не изничтожили… Интересно, а сколько всего бывших сотрудников Службы ПБ после того, как отлежат в клинике у Дуремара, отправляются укреплять военно-воздушные силы, погранвойска, столичную милицию или тульский спецназ? Майор Чаплин уверял меня, будто счет идет на…

Григорий Евпатьевич Рогожин, «не выдержав, вскочил со своего места.

– Анатолий Васильевич! Господин генерал-полковник! – воскликнул он. – Ну, почему мы обязаны слушать эту…

– Си-деть! – вновь раздельно, внятно и по слогам произнес Сухарев. И вновь Дуремар послушался.

Он вернулся на свое место, однако с места все-таки злобно выпалил:

– Уму непостижимо! Какой-то сопляк в кабинете самого начальника Службы… в присутствии аж двух генералов…

По-моему, он уже вознамерился поведать нам сказку Щедрина «Как Яков Штерн двух генералов оскорбил». Явно не к месту и не ко времени.

– Кстати, – сказал я, перебивая дуремаровские излияния, но по-прежнему избегая встречаться с ним взглядом. – В настоящий момент я уже не уверен в ваших званиях и должностях… Наш Президент, конечно, ценит старую дружбу. Но, надеюсь, не настолько, дорогой Анатолий Васильевич, чтобы и дальше терпеть рядом с собой человека, который так долго подвергал лично его смертельной опасности. Ведь любой из охранников в любой момент мог…

Тут взвился, наконец, сам Анатолий Васильевич Сухарев. Произнеся короткую непечатную фразу, он бросился ко мне с явным намерением стереть-таки в порошок. На мое счастье, между мной и генерал-полковником оказался белый телефонный аппарат с орлом вместо наборного диска. Поэтому в последнюю секунду Сухарев все же передумал и для начала поднял трубку. Не то чтобы он мне поверил, но…

– Алло! – сказал он в трубку. – Алло!… – Он с раздражением застучал по микрофону, даже подул в него. Судя по всему, телефон прямой связи молчал.

Про себя я облегченно вздохнул. Удалось! Президента трудно раскачать, но уж если он на кого разозлится…

Генерал-полковник (а может, уже просто полковник или вообще рядовой) схватил трубку другого аппарата.

– Алло! – крикнул он. – Это Сухарев. Срочно проверьте исправность прямого… Что?! – Я увидел, как сухаревское лицо мгновенно помертвело. – Не желает со мной разговаривать?… Что значит – «занят»? А кто у него сейчас? Что-о-о?!! Батыров? Этот драный кактусовод?!

На всякий случай я стал медленно отодвигаться назад вместе с креслом, пока не уперся в стену. Наступала самая напряженная минута. Сейчас Анатолий Васильевич положит бесполезную трубку и постарается найти виновника своего падения в пропасть. Хорошо бы, чтобы этим виновником оказался не я. В противном случае жизнь моя будет стоить еще меньше задатка, который я обычно беру со своих клиентов, – меньше рубля. Или даже вообще ничего. Ноль рублей и ноль копеек.