Обманщик

Задача майора Людмилы Ваневской заключалась в поиске вероотступников, подрывных элементов или даже законченных предателей в рядах Советской Армии. Потеря ценной государственной собственности из-за недопустимой халатности – это уже само по себе преступление; безынициативное, бестолковое руководство военными операциями в Афганистане – еще более серьезное преступление, однако папка на ее столе говорила о другом. Теперь Ваневская была убеждена, что из армии утекает информация, утекает не сама по себе, а по чьей-то злой воле. И источник этой утечки занимал высокое, чертовски высокое положение.

Последний лист в папке представлял собой список. Восемь фамилий, пять из которых были уже вычеркнуты, рядом с двумя другими стояли вопросительные знаки, но взгляд Ваневской невольно снова и снова возвращался к восьмой фамилии. Она сняла телефонную трубку и назвала номер. Ее соединили с секретарем генерала Шаляпина, начальника Третьего главного управления.

– Да, майор. Личную встречу? Наедине? Понимаю… К сожалению, товарищ генерал сейчас на Дальнем Востоке… Только во вторник. Хорошо, тогда на следующий вторник.

Майор Ваневская положила трубку и помрачнела. Четыре дня. Ладно, она ждала четыре года, можно подождать еще четыре дня.

В воскресенье утром Бруно с детской улыбкой рассказывал Ренате:

– Я решил окончательно. У меня достаточно денег на дом и еще останется на реконструкцию и покупку оборудования. Чудесный небольшой бар.

Они лежали в постели в ее личной маленькой спальне. Рената изредка позволяла такую роскошь Бруно, потому что он ненавидел ее рабочую спальню – так же, как и ее работу.

– Расскажи еще раз, – проворковала Рената. – Мне так нравится слушать о твоих планах.

Бруно довольно усмехнулся. Он видел бар только один раз, но он сразу же ему понравился. Это было именно то, чего он всегда хотел, и именно там, где он хотел, на берегу моря, откуда холодные северные ветры приносят чистый, свежий воздух. Конечно, зимами там холодновато, но в баре есть система центрального отопления, ее нужно только немного подремонтировать.

– Ладно. Он называется «Лантерн-бар», а эмблема его – старинный морской фонарь. Стоит бар прямо на набережной, рядом с бремерхафенской верфью. Из окон второго этажа видно даже остров Меллум. Если все будет хорошо, мы сможем купить лодку с парусом и летом плавать на остров. Там старинный бар, отделанный бронзой, – мы будем за стойкой подавать напитки. А наверху – уютнейшая квартирка. Поменьше этой, но очень хорошая, нам надо только привести ее в порядок. Я уже договорился о цене и заплатил задаток. К концу сентября все будет оформлено. Тогда я смогу увезти тебя от всего этого…

Рената с трудом сдержалась, чтобы не расхохотаться ему в лицо.

– Не могу дождаться, дорогой. У нас будет райская жизнь… Ты не хочешь попытаться еще раз? Может, сейчас получится.

Если бы Рената была другим человеком, она рассталась бы с Бруно по-доброму, объяснила бы ему, что у нее нет ни малейшего желания уезжать «от всего этого», тем более на продуваемую всеми ветрами набережную в захолустном Бремерхафене. Но Ренате доставляло удовольствие продолжать игру до самого конца, чтобы потом побольней втоптать старика в грязь.

Через час после этого разговора в Кёльне черный «ягуар» свернул с автомагистрали МЗ и покатил по тихой узкой гемпширской дорожке, проходившей недалеко от поселка Даммер. «Ягуар» был персональным служебным автомобилем Тимоти Эдуардза, а за рулем сидел его личный водитель. На заднем сиденье расположился Сэм Маккриди, которого заместитель директора телефонным звонком оторвал от привычных воскресных радостей в его квартире на Эбингдон-виллас в Западном Лондоне.

– Боюсь, это приказ, Сэм. Срочное дело.

Когда зазвонил телефон, Сэм Маккриди наслаждался музыкой Вивальди, лежа в глубокой горячей ванне. На полу в гостиной в роскошном беспорядке были набросаны воскресные газеты. Сэм едва успел натянуть спортивную рубашку, вельветовые брюки и куртку, как в дверь уже позвонил Джон, выехавший на «ягуаре» из служебного гаража.

Автомобиль развернулся на покрытом гравием переднем дворе солидного дома в георгианском стиле и остановился. Джон обошел вокруг «ягуара», чтобы открыть заднюю дверь, но Маккриди его опередил. Он терпеть не мог подобных церемоний.

– Мне приказано передать, что они будут на террасе, сэр, с другой стороны дома, – сказал Джон.

Маккриди бросил взгляд на имение. Десять лет назад Тимоти Эдуардз женился на дочери герцога, который довольно рано ушел в мир иной, оставив двум своим отпрыскам, молодому герцогу и леди Маргарет, значительное состояние. На долю леди Маргарет пришлось около трех миллионов фунтов. По прикидкам Маккриди получалось, что примерно половина этих денег ушла на покупку хемпширской недвижимости. Он обошел дом и оказался возле колоннады, окружавшей внутренний дворик.

Здесь стояли четыре легких плетеных кресла. Три из них были заняты. Чуть дальше на белом столе с чугунными ножками был накрыт ленч на три персоны. Разумеется, леди Маргарет останется в доме, она всегда обходилась без ленча. Обойдется и он. Двое мужчин поднялись с плетеных кресел.

– Ах Сэм, – сказал Эдуардз, – как я рад, что вы смогли приехать.

«Это просто смешно, – подумал Маккриди. – Мне он, черт бы его побрал, сказал, что это приказ».

Эдуардз бросил взгляд на Маккриди и далеко не в первый раз удивился, почему его чрезвычайно способный коллега опять предпочел приехать в гемпширский дом хотя бы на несколько часов в таком виде, как будто он только что ковырялся в саду. Сам Эдуардз был в начищенных до зеркального блеска туфлях, идеально отутюженных желтовато-коричневых слаксах, шелковой рубашке с шейным платком и блейзере.

Маккриди ответил взглядом на взгляд и тоже удивился, почему Эдуардз держит носовой платок всегда в левом рукаве? Это старая армейская привычка, появившаяся в кавалерийских частях, когда на вечеринках офицеры появлялись в таких тесных брюках, что скомканный платок в кармане брюк мог бы дать дамам повод подумать, будто они надушились чуть больше меры. Но Эдуардз никогда не служил в армии, а тем более в кавалерии. Он попал в Интеллидженс Сервис прямо из Оксфорда.

– Вероятно, вы незнакомы с Крисом Апплйардом, – сказал Эдуардз.

Высокий американец с обветренным лицом техасского ковбоя протянул руку. На самом деле Апплйард был не из Техаса, а из Бостона, а причиной такого цвета лица были сигареты «кэмел», которые он курил одну за другой, и лицо его было не столько загорелым, сколько прокопченным. «Теперь понятно, – подумал Маккриди, – почему ленч устраивается на свежем воздухе». Эдуардз хотел спасти полотна Каналетто от никотина.

– Боюсь, что незнакомы, – сказал Апплйард. – Рад видеть вас, Сэм. Слышал о вас много хорошего.

Маккриди тоже слышал о Крисе Апплйарде (но видел его только на фотографиях) и знал, что тот занимает пост заместителя начальника европейского отдела ЦРУ. Сидевшая в третьем кресле женщина подалась вперед и протянула руку.

– Привет, Сэм, как успехи?

Для своих сорока лет Клодия Стьюарт выглядела превосходно.

Она задержала на нем взгляд и не отпускала его руку на мгновение больше, чем было необходимо.

– Спасибо, Клодия, хорошо. Даже отлично.

Ее глаза сказали, что она не поверила. Женщина всегда предпочитает думать, что мужчина, которого она сама когда-то зазвала в свою постель, не может забыть проведенные с ней дни.

Несколько лет назад, в Берлине, Клодия всерьез увлеклась Сэмом Маккриди. Неудача удивила и обескуражила ее. Тогда она ничего не знала о Мэй – жене Сэма.

В то время Клодия работала в западноберлинском бюро ЦРУ, а Маккриди приехал в Берлин на время с каким-то заданием. Он никогда не говорил с ней о работе. Лишь позднее она узнала, что Сэм вербовал Панкратина – тогда еще полковника. Потом контакты с Панкратиным стали ее обязанностью.