Властелин суда

— Это не представляет проблемы, генерал.

Медсен приподнял бровь.

— Когда помощник и доверенное лицо президента США кончает жизнь самоубийством, это все-таки представляет проблему, Риверс. А когда он к тому же является личным другом президента, проблема усугубляется хрен знает как. — Обычно Медсен ругательств избегал и не любил, когда в его присутствии ругались другие. Он считал такую речь доказательством ограниченности словарного запаса, но тут он хотел получше выразить настроение. — Могу я говорить с вами напрямик?

— Конечно.

— Чем больше людей привлечено к расследованию, тем больше возможность ошибки, а в данном случае каждая ошибка будет еще и раздуваться. Вам знакомо правило военной разведки, Риверс?

— Сэр?

— Там обычно действуют втроем. Знаете почему? Опыт показывает, что три человека — это оптимальное число, если хочешь добиться успеха. Больше трех — распыляет ответственность. Меньше — будет ощущаться нехватка исполнителей. Мне нужна команда из трех человек, Риверс. Третьим я выбрал вас и постарался, чтоб это были именно вы.

Джонс слегка выпрямился на стуле.

— Вы не будете разочарованы, генерал.

Это прозвучало не высокопарно и не заученно, хотя, без сомнения, являлось и тем и другим. Медсен знал, что Риверс Джонс — правильный выбор, потому что он знал все об этом человеке, даже то, что трусам он предпочитает плавки. Тридцать девять лет, женат, детей не имеет, постоянно изменяет жене с дорогостоящей «эскорт-дамой» из Мак-Лина. Рожденный в католической семье, он стал протестантом из политических соображений — не вечно же ему торчать в Министерстве юстиции. Как и у всех прочих в Вашингтоне, у Джонса имелись политические амбиции. Он мечтал о карьере сенатора или члена палаты представителей, дабы остаток дней кормиться услугами и подачками богатых лоббистов. В полной мере сознавая важность связей в этом городе политиков, Джонс женился на дочери Майкла Карпентера, спикера палаты. Не по любви, конечно. Говоря коротко и грубо, Джонса можно было назвать жополизом, всегда знавшим, чью жопу надо лизать.

Медсен распрямился и, обойдя стол, вновь вернулся к своему креслу.

— С парковой полицией связались?

В охранное бюро Белого дома позвонили в 5.45 утра. Медсена они потревожили дома. До этого он уже сорок две минуты как занимался делами. Повесив трубку, Медсен тут же связался с генеральным прокурором и вызвал Джонса. Джонсу он позвонил домой, пробудив от сна известием, что расследование Министерства юстиции относительно обстоятельств гибели Джо Браника возглавит он. Так как Браник был штатным сотрудником Белого дома и служащим федерального уровня и так как тело его было обнаружено в Национальном парке, расследованием его гибели предстояло заняться не кому-нибудь, а правительству, и в частности Министерству юстиции. Джонсу надлежало известить об этом парковую полицию. Они должны были уступить полномочия.

— Я переговорил с ними, едва окончив разговор с вами, — заверил его Джонс.

— Они согласны передать дело? — осведомился Медсен.

— Согласны, но они не полномочны, генерал.

Медсен пригладил ладонью непокорный вихор. В армии он умел сладить с волосами, так как коротко стриг их, но, заделавшись политиком и вняв совету имиджмейкера, он начал носить волосы подлиннее, и проблема вернулась.

— То есть как «не полномочны»?

— Похоже, что первым к месту происшествия прибыл офицер чарльзтаунской полиции и делом занялся один из их следователей. Судя по всему, он проявил характер. — Джонс вытащил из кармана маленький блокнот и заглянул в записи. — Детектив Том Молья. Отправил тело окружному коронеру. — Он поднял глаза от записей. — Формально он прав.

Медсен не сделал попытки скрыть свое недовольство столь неожиданным поворотом событий.

— Свяжитесь с окружным коронером и потребуйте, чтобы он доставил тело без какого бы то ни было расследования.

— Без расследования?

— Вскрытие будет произведено в Министерстве юстиции.

— Сэр? — Во взгляде Джонса был вопрос.

Медсен не сводил глаз с блокнота Джонса и его ручки, пока тот не закрыл блокнот, не щелкнул ручкой и не сунул то и другое во внутренний карман пиджака.

— Не мне пятнать репутацию покойника, Риверс, — Медсен обошел угол стола и открыл выдвижной ящик, — но, как я уже сказал, в нашем кругу я желаю полной ясности. — И Медсен протянул Джонсу конверт, а когда тот, открыв его, извлек содержимое, добавил: — Полагая, что вы присовокупите к расследованию и эти записи телефонных разговоров мистера Браника, я взял на себя смелость затребовать их. Вы найдете здесь и запись телефонного звонка в Белый дом, произведенного в 21.13. Джо Браник позвонил президенту накануне вечером. Президент поделился со мной, сказав, что голос у мистера Браника был нехороший, что, видимо, он выпил. Поговаривали, что он вообще начал пить, но президент не хочет, чтобы бездоказательные слухи муссировались газетами. Беспокоясь, как этого и следовало ожидать, за своего друга, президент предложил ему конфиденциальную встречу. Джо Браник прибыл в Белый дом в 22.12. Запись о его прибытии и отбытии вы здесь увидите.

Медсен ждал, пока Джонс с шуршанием листал бумаги.

— Два охранника при исполнении, дежурившие в Западных воротах, докладывают, что вид у мистера Браника был взволнованный. Встреча состоялась в личных апартаментах, и разговаривали друзья один на один. Позднее президент сказал мне, что выглядел Джо Браник плохо и был в скверном настроении.

— Он не говорил о причине его расстройства?

Медсен шагал по квадратикам света, льющегося из балконных дверей. В столбах света плясали пылинки, и все это превращало Медсена в какой-то персонаж старого черно-белого фильма.

— Не мне вам говорить, Риверс, что половину всех дел Белый дом проворачивает на вечерних приемах и дружеских беседах за коктейлями. Я не поклонник такого рода контактов, но приходилось принимать чужие правила игры. — Он передернул плечами. — Будь жива моя Оливия, думаю, и она подобного не одобрила бы.

— Понимаю, сэр, и...

Медсен прекратил мерить шагами квадратики света и, круто развернувшись, взглянул на помощника главного прокурора.

— Жена Джо Браника все это презирает, Риверс. И редко удостаивает посещением такие мероприятия, предпочитает жить за городом. Президент считает, что ее натянутые отношения с мужем — результат этого и что именно это — причина всех несчастий мистера Браника. Отсюда и депрессия. — Подойдя к столу, Медсен взял там какой-то листок и протянул его Джонсу. — Месяц назад Джо Браник написал заявление с просьбой разрешить ему ношение оружия. Я взял на себя смелость снабдить вас также и копией разрешения.

Джонс изучил бумагу.

— Короче, Риверс, это все строго между нами. Президент не желает, чтобы репутацию его друга подрывали газетные статьи. Я тоже этого не желаю, хотя и из других соображений. — Медсен опять обогнул стол и, стоя, наклонился к Джонсу. — Что отразится плохо на репутации Джо Браника, отразится плохо и на президенте, а значит, Риверс, будет плохо и для администрации. Может быть, кое-кто увидит здесь черствость, но скажу прямо: я этого не потерплю. Будучи другом Джо Браника, президент станет казниться. Он станет задаваться вопросом, не мог ли он предотвратить то, что произошло. Я же позволить себе казниться не могу. Много раз мне приходилось терять людей, моих подчиненных, хороших, ценных сотрудников. Мы отдаем им должное, после чего движемся дальше, продолжаем путь, не потому что забываем их, а как раз напротив — в память о них. У нас есть работа, обязанности. У президента есть работа, Риверс. Лучшая память о друге — продолжать делать эту работу и делать ее хорошо. И я намерен обеспечить ему условия для этого — с божьей помощью обеспечить последующие шесть лет его правления.

Джонс встал.

— Понимаю.

— Хорошо. — Медсен потянулся к стулу, бросив через плечо: — Предлагаю вам начать ваше расследование с кабинета мистера Браника. Я приказал опечатать его.