Смерть раненого зверя с тонкой кожей

Она услышала, как к дому подъехало вызванное ею такси, спустилась вниз и вышла в холодную ночь под моросящий по-прежнему дождь.

Глава 5

Не прошло и получаса, как все, за исключением министра, собрались в кабинете начальника Департамента. Среди них были Армстронг, постоянный младший секретарь Министерства иностранных дел [3]; Блэйк, женоподобный офицер связи из штаба Си Ай Эс; старший суперинтендант Шеппард из Особого отдела; бригадный генерал Бакли из бывшей МИ-5; и, естественно, Элис, Фрэнк и начальник Департамента. Элис уже сделала кофе, и начальник разбавлял свой дешевым обжигающим коньяком, чьим-то рождественским подарком, от которого он с тех пор медленно и печально пытался избавиться. Он ненавидел выбрасывать вещи. Фрэнк Смит раздавал сахар в стиле голодных послевоенных лет.

Кабинет был просторным и удобным, но еще не до конца прогрелся, поэтому все были рады согревающей чашке кофе с коньяком.

– С его побега прошло не меньше десяти недель, – сказал Армстронг. – Чем он занимался все это время?

– Старался выжить, я полагаю, – ответил Блэйк.

"Дурацкий ответ, – подумал Армстронг. – Вполне в духе Си Ай Эс. Если б он не выжил, вряд ли он был бы сейчас в Англии и посылал идиотские телеграммы посреди ночи".

Армстронг не доверял людям из разведки. Они без отчета тратили бюджетные деньги и создавали неприятности. Что ж, теперь неприятности случились в самом курятнике. Он чуть не улыбнулся. Ему нравилось наблюдать за тем, как другие люди оказывались по уши в дерьме, как он это определял.

– И от него не было ни слуху ни духу до этого момента? – спросил генерал Бакли.

– Поэтому мы все и думали, что он мертв, – ответил начальник Департамента.

– Я представляю себе, что такое эта часть мира, – заметил Блэйк. – Здоровому человеку необходимо не меньше недели, чтобы пробраться сквозь джунгли. Скорее, даже две, если, как вы говорите, ему приходилось все время прятаться.

– Да и вряд ли он в хорошей форме после двух лет в одной из кишащих насекомыми тюрем Нжала. Я слышал, у них там жестокие нравы.

Блэйк кивнул:

– Такие же жестокие, как у русских. Но не такие изощренные и продуманные в отношении промывания мозгов. Он был один?

– Насколько мы знаем, он сбежал с одним черным, – ответил начальник Департамента, – но того подстрелили. Местные жители нашли его тело неподалеку от своей деревни.

– А Эббот?

Начальник пожал плечами:

– В нескольких километрах оттуда, в реке нашли еще одно тело. Белый мужчина, наполовину съеденный крокодилами и поэтому непригодный для опознания. Очевидно, полиция Нжала нашла на трупе что-то такое, что заставило их думать, что это Эббот.

– Создается впечатление, что Эббот нашел это тело раньше них, – заметил Бакли.

– Должно быть, он парень не промах, – сказал Блэйк.

– Так оно и есть, – вдруг произнес Фрэнк Смит. – Не промах. Сахар, мистер Блэйк?

– Где, черт побери, министр? – поинтересовался начальник Департамента.

– Должно быть, никак не может выбраться из теплой постели, – сказал Армстронг.

Эта реплика вызвала несколько понимающих улыбок. Сексуальные подвиги министра были обычным предметом сплетен и шуток среди посвященных.

– Мы знаем, кто у нас объект преференций в настоящий момент? – спросил кто-то.

– Моя разведка доложила мне, – шутливо ответил Армстронг, – что это длинноногая негритяночка с чувством ритма не хуже, чем у тамтама.

– Угу, – добавил Блэйк, ненавидевший оставаться в стороне, когда дело касалось внутренних сплетен, – рта, говорят, не закрывает и способна заглотить жезл регулировщика.

Последовавший за его словами смех убедил Блэйка, что в стороне он не остался, и это доставило ему огромное удовольствие.

Элис, не поднимая головы, сосредоточенно точила и без того остро заточенный карандаш.

Из всех присутствующих не смеялся только старший суперинтендант Шеппард, бесстрастно уставившийся в окно и погруженный в свои мысли.

"Ублюдки, – думал он, – траханые ублюдки из высшего общества. Тратят время на хихиканье и сплетни, как какие-то глупые бабы, когда на свободе разгуливает убийца". Он недолюбливал людей из разведки, полагая, что они властолюбивы, сексуально озабочены и слишком много зарабатывают. Примерно то же самое он думал о политиках и высших чиновниках. Единственные, к кому он хорошо относился, – это были другие полицейские. В сущности, он был небольшого ума в том, что не касалось его работы, которая по большей части состояла в выбивании информации из людей.

– Что вы думаете об Эбботе? – спросил его Бакли.

– Думаю, он сумасшедший.

– Да ну! – вдруг снова неожиданно вмешался Смит.

– Было бы неудивительно, если бы он помешался после всего того, через что ему пришлось пройти, – мягко произнес начальник Департамента, бросая на Смита успокаивающий взгляд.

Смит не любил полицейских.

В этот момент появился министр, одетый так, будто бы только что из оперы, – не то чтобы кто-то хотя на мгновение поверил в то, что он был в театре.

– Прошу простить меня за опоздание, – мягко сказал он. – Никак не мог уйти с одного приема.

– Приема для двоих, – театральным шепотом, но без сомнения, достигшим бы ушей публики на балконе, произнес кто-то.

Министр был коренастым мужчиной средних лет. Его вечерний наряд сидел на нем несколько мешковато и по-клоунски, впрочем, в его жизни случались и более нелепые вещи. У него было лицо профессионального политика: всегда готовое к улыбке, но ничего не упускающее. Он был сыном шахтера и очень этим хвастался, хотя спускался под землю всего один раз с инспекцией, уже будучи членом парламента. Когда-то он был способным мальчиком, его образование оплатили и он получил стипендию. Он далеко пошел, и пошел бы еще дальше. Но вместе с этим он сделал все, чтобы не потерять свой йоркширский акцент, который давал ему возможность говорить так, как говорит народ. При необходимости он мог легко переключиться на притворную йоркширскую манеру.

Теперь политик говорил мягко, почти без следа провинциального акцента или чрезмерной изысканности.

– Кофе с коньяком для министра, Элис, – распорядился начальник Департамента.

– Просто коньяк, пожалуйста.

– Боюсь, это не самая лучшая марка. И у нас нет содовой.

– Мне не нужна содовая.

Он сделал глоток и поставил стакан.

– Откуда это у вас?

– Подарок.

– Это в подарок? – переспросил министр. – Думаю, я все же не откажусь от кофе.

Когда Элис дала ему кофе, он вылил в чашку остатки коньяка и залпом, как лекарство, выпил содержимое.

– Нет, спасибо, – остановил он Элис, когда она собралась налить ему еще. Он слегка извиняясь улыбнулся ей. – Мне это было просто необходимо, – добавил он.

Девушка с любопытством посмотрела на него. Он был одним из тех мужчин, которых ее мать называла французским словом roue – распутник. Но слова "рабочий класс" и "распутник" как-то не складывались у нее в голове в единое целое. В ее представлении roues были утонченными представителями высшего класса с маленькими подбородками, влажными губами, смешно произносящими букву "р" на французский манер.

– Итак, – сказал министр, – что там за слухи про покушение?

– Ах да... – начал начальник.

– Скажу вам откровенно, я нахожу это столь же отвратительным и безбожным, сколь и невероятным. Во-первых, я что, действительно должен поверить в то, что британское правительство планировало убийство? Убийство? Чернокожего?

Суля по его тону, можно было подумать, что все было бы не так ужасно, если б это был хотя бы белый человек.

– Я имею в виду, что убийство – это ведь, как они говорят, не наш метод? Разве не так? Мы действуем политическими средствами.

Начальник Департамента выжидал, не будучи уверенным в том, был ли вопрос риторическим, или министр просто собирался пуститься в свои обычные политические разглагольствования.