ТАСС уполномочен заявить

— Когда я смогу поговорить с русским?

— Спросите ваших юристов — когда человек, обвиняемый в шпионаже, имеет законное право отвечать на вопросы журналистов?

— Можете ли вы прокомментировать сообщение в здешней «Ньюс» о нарушении законности вашей полицией и о недоказанности вины мистера Зотова?

— Идет сложная игра, сэр, — рассмеялся Стау, покусывая губы, — но мы не игроки, а слуги закона, вот как я прокомментирую ваш вопрос.

— «Ньюс» — по-вашему — детище ЦРУ?

— А разве я сказал нечто подобное? Учитесь юмору! Полицейский тоже обладает правом на свободу слова. Это все, до свиданья, мистер Дик.

Пол сел в машину Славина, длинно сплюнул через окно, закрыл его и сказал:

— Обещали кондиционер?

— Держите, — ответил Славин и нажал черную кнопку под щитком. В кабине сразу же стало прохладно, хотя прохлада отдавала бензином.

— Вы что-нибудь понимаете, Вит?

— Понимаю. А вы?

— Ничего не понимаю. Я тогда, у Пилар, не успел с вами попрощаться, позвонил Лоренс, этот парень из разведки, ну «Интернэйшнл телефоник». Он сказал, что Зотов — его друг. Значит, получается, он — наш парень? Какого же черта его держат под охраной?

— Задайте этот вопрос Лоренсу.

— Думаете, я не задал?

— Оцените мой такт, я не спрашиваю, что он ответил.

— Я уже написал об этом, так что можете не загибать пальцы, сюжет открыт — ко всеобщему сведению. Он полагает, что Белью и Зотов — звенья одной цепи, но Лоренс хитрый парень, он умеет темнить. «Я, — говорит он, — обычный коммерсант, я имею друзей в самых разных сферах, и очень обидно, когда людей, с которыми дружишь, бьют по голове только за то, что мы родились в разных концах земного шара».

— Полагаете, он может сказать: «Бьют Зотова, человека, который передавал нам данные?» Вы такого признания от него хотите? — усмехнулся Славин, подумав: «Прости меня, Пол, я не имею права говорить тебе правду, я обязан поддержать версию Лоренса, я просто-напросто не могу иначе, старина, хоть ты очень славный, наивный и честный человек, оттого так и пьешь».

— А чего вы здесь торчите, Вит?

— А вы?

— Это хороший ответ, — вздохнул Пол.

— Только я никак не могу взять в толк, зачем они торопятся? — задумчиво спросил Славин, зная, что Пол Дик не преминет обсудить эту его мину с Глэббом, а в том, что Глэбб сейчас окружил Пола, как старого приятеля Славина, сомневаться не приходилось.

— С чем?

— Ну Стау приезжает, газеты шумят… Им же выгодно потянуть это дело, подлечить Зотова, а все заинтересованные стороны держать в неведении. Самая выигрышная карта в их политике — держать всех в неведении. Путать надо, а они…

— А разве ваши не испугались? Вон консул ваш приехал. Как коршун…

— Чего ж нам теперь пугаться, Пол? Нам теперь пугаться нечего, — забил по шляпку Славин, — раньше надо было думать. Поехали пить пиво?

— Вит, а почему вас интересует это дело, а?

— Когда вы интересуетесь — все понятно, свобода информации и все такое прочее, а вот если русский — значит, шпионаж и похищение изменника. Где ж равенство, Пол?

Славин включил зажигание, тронул машину с места, и за ним сразу же пристроился черный «мерседес» — голубой «шевроле» отправился обедать, время ленча, лбы соблюдают режим дня, язвенники тайной полиции не нужны, балласт.

— А ведь, действительно, они за вами постоянно катят, — сказал Пол Дик. — Передам материал про ваш шпионаж, слетаю к Огано, посмотрю освобожденную Нагонию и улечу к черту в Штаты, сдают нервы от здешней катавасии…

— Ну-ну. Вы легко перестаете пить?

— Мучительно. Кошмары, голова разрывается, ощущение невозвратимости времени, жалость к себе и человечеству, сыном которого я себя полагаю.

— Слушайте, Пол, у меня возникла идея.

— Какая?

— А что если нам зайти к Лоренсу вдвоем?

— Зажать в перекресток? «ЦРУ между двух огней — агент презренного капитала и адепт мирового коммунизма ведут профессиональный диалог с человеком „Интернэйшнл телефоник“, сменившим Чили на Луисбург!» Заголовок а? Хорошая идея, Вит, едем!

— Не боитесь неприятностей?

— Боюсь.

— Стоит ли тогда рисковать?

— Жизнь без риска словно мясо без горчицы. Едем.

…Пол позвонил в апартамент Лоренса снизу, из холла «Хилтона»:

— Хэлло, мистер Лоренс, это Пол Дик, мы хотели бы навестить вас вместе с русским, мистером Славиным, несколько слов, не более того…

Он услышал в ответ:

— Можете подняться.

Короткие гудки.

— У него кто-то сидит, это не он, ну и черт с ним, пошли.

Около лифта Пола Дика окликнул бой:

— Сэр, вас трижды вызывали к телефону, меня послали вас найти, что-то очень срочное.

— Поднимайтесь, Вит, я мигом.

Славин поднялся на пятнадцатый этаж, постучал в апартамент Лоренса; никто не отвечал, хотя за дверью слышалась музыка. Славин постучал еще раз; музыка была веселой, негры из Нью-Орлеана; никто, однако, не отвечал по-прежнему.

Славин пожал плечами, спустился в комнату прессы — телетайпы и прямые международные линии. Пола Дика не было.

— Где мой приятель? — спросил Славин того мальчишку, который только что встретил их у входа.

— Он куда-то позвонил, сэр, и тотчас же уехал. Мне кажется, он поехал в посольство.

— Он говорил об этом?

— Нет, мне так показалось, сэр.

— Надо креститься, когда кажется, — заметил Славин.

— Хорошо, сэр, я непременно стану осенять себя крестным знамением.

Славин усмехнулся, посмотрел новые пресс-релизы — нового ничего не было; по ощущению — затишье перед бурей.

Вернувшись в вестибюль за ключом, Славин спиною ощутил неудобство — кто-то стоял рядом и смотрел ему в затылок.

Славин обернулся — Джон Глэбб продолжал неотрывно смотреть на него, и улыбки на его лице не было, оно сейчас было тяжелым, словно бы закаменевшим.

— Что случилось, Джон?

— Ничего особенного, — медленно ответил Глэбб, — если не считать того, что сейчас убили Лоренса.

Константинов

В три часа пополудни Константинов спустился в зал, где собрались все участники предстоящей операции. Посредине, на большом столе, Гмыря установил макет Парка Победы.

— Товарищи, — сказал Константинов, — операция, которую мы проводим, необычна. От успеха сегодняшней операции зависит не только судьба честного советского человека Зотова, попавшего в беду, но и — в какой-то мере — будущее дружественного государства. Я хочу, чтобы вы постоянно имели это в виду.

Поднялся Гмыря.

— Прошу к макету, товарищи. Нам представляется, что американский разведчик поедет со стороны Ленинского проспекта, из дома посольства, мимо университета; перед выездом на Можайское шоссе он свернет направо, на узенькую дорогу, которая ведет через парк; возле места, где будет сооружен памятник, притормозит, на долю минуты остановится и выбросит — а может быть, положит, это вообще было бы идеально — тайник, контейнер, выполненный в виде ветки. Брать мы его будем на улике. Поэтому должна соблюдаться величайшая осторожность, рациями мы пользоваться не будем, весьма вероятно, что вторая, страхующая машина посольства, оборудована аппаратурой электронного прослушивания. Через час мы начнем блокировать район. Дистанция между вами должна быть не более чем двадцать метров, ночью в парке темно, фонари установлены только вдоль дороги, поэтому внимание и еще раз внимание.

— Дело заключается в том, — заметил Константинов, — что точное место обмена тайниками мы не установили, товарищи. Существуют две версии, каждая имеет свою логику: эту самую «ветку» удобно бросить при повороте на узкое шоссе, там машину ЦРУ какое-то мгновение не будет видно, лощина; можно притормозить и возле обелиска — вполне мотивированная задержка: человек любуется видом на московские новостройки. Поэтому-то мы и должны блокировать такой громадный район, чтобы не было случайностей, поэтому-то полковник Гмыря и призывает вас к максимальной осторожности. Какие будут вопросы?