Заложники обмана

– Я боялась потерять тебя, если ты узнаешь. Все было так глупо. Но вот теперь они захватили Поли, и я хочу только одного – умереть. Единственное, что я еще могу сделать, – это рассказать тебе все.

Глава 39

Даже теперь, наконец-то рассказывая мужу обо всем, Айрин Хоппер сознавала, что изображает, по существу, скелет. Выложить все до конца, одеть плотью эту историю… было бы слишком для них обоих. Костяка достаточно с лихвой. Остальное, самые уродливые подробности, умрет вместе с ней.

Худшим временем для нее всегда оставался поздний вечер, когда Витторио не было дома, когда он уезжал в очередную “деловую поездку”. Тогда-то ее собственный “черный зверь”, как выражаются французы, вырывался из клетки и вселялся в нее.

Со временем это превратилось почти в ритуал.

Как бы ища подтверждения своим самым черным мыслям, она начинала с того, что смотрела на себя в большое, в раме стиля барокко, зеркало в спальне.

Сколько лжи…

Даже подготовленная к этому, она, глядя на свое отражение, каждый раз испытывала шок. Ее когда-то белокурые длинные волосы были теперь темными и коротко остриженными. Нос не прямой, а приподнятый, со вздернутым кончиком. И благодаря дополнительному волшебству контактных линз и у нее, и у Витторио изменился цвет глаз. У него они вдруг сделались синими, как васильки, в то время как она взирала на мир без особой радости своими фальшивыми золотисто-коричневыми.

Но самая большая ложь – придуманное ею для Витторио объяснение, почему некая группа людей… она не могла бы обвинить кого-то одного в частности… почему эти люди хотят уничтожить ее, Айрин Хоппер.

Она сказала тогда Витторио, что наткнулась на неопровержимые доказательства противозаконного манипулирования основным капиталом в той компании, которую ее юридическая фирма представляла в миллиардной сделке. Это было серьезное преступление, и она не сумела скрыть, что видела уличающие документы. Хотя она и уверяла, что разглашать сведения не собирается, должен был существовать по меньшей мере один человек в преступной группе, который никоим образом не намеревался допускать такую возможность.

Так она сказала человеку, которого встретила, полюбила и за которого вышла замуж только потому, что его послали с заданием убить ее.

Конец лжи.

А правда?

Айрин Хоппер подолгу сидела, уставившись в зеркало на полунезнакомку, новую женщину по имени Пегги Уолтерс. Она могла представить себя такой, какой была прежде, но не чувствовала себя ближе к ней, чем к той, которая отражалась в зеркале. В сущности, ни одна из этих женщин не имеет с ней ничего общего. Она отказалась бы от обеих ради той, что была настоящей и знала правду.

Все началось очень просто, когда в один субботний вечер они с Генри возвращались с Кейпа и свернули к Стратфорду, чтобы поужинать в одной из пригородных гостиниц. Сели они рядом с симпатичной молодой парой, очень скоро начали весело разговаривать с новыми знакомыми, смеялись, угощали друг друга спиртным, рассказывали разные житейские истории.

Супругов звали Люси и Хол Чейнин, они отдыхали в арендованном коттедже возле ближнего озера. К полуночи все они крепко набрались, и, когда Чейнины пригласили новых друзей к себе “принять коньячку и чего-нибудь еще”, Айрин и Генри приняли приглашение.

“Что-нибудь еще” оказалось на поверку кокаином. Ничего удивительного в этом не было. Разумеется, для тех, кто об этом знал, а Генри и Айрин знали. Для таких вещей существовали тайные обозначения особыми словами, взгляды, многозначительные полуулыбки – чтобы вы поняли и вас поняли тоже.

К двум часам ночи атмосфера была достаточно теплой для того, чтобы Генри проявил инициативу. Пегги знала, что именно он это сделает. Он делал всегда. Когда он пришел к ней на один из двух диванов в комнате, она чувствовала его пульс так же, как свой собственный, а удары его сердца звучали как электронные щелчки в микрофоне.

Он весь пылал. А она ждала. Да, ждала. Чейнины тоже.

Генри стянул с нее платье и белье… Набросился на нее. Острые ощущения проходили сквозь тело сладостными вспышками. Нельзя сказать, что она не испытывала сомнений. Она всегда испытывала их. Знала, что потом несколько ночей будет презирать себя до отвращения. Но это потом, а сейчас она возбуждалась все сильнее при виде разгоряченных лиц, алчущих взглядов и обнаженной плоти Люси и Хола, тоже отдававшихся велениям страсти. Отброшены рефлексы, забыто все, что мешает радости, она и Генри превратились в животное с двумя спинами.

Она не запомнила точно момент, когда перед ней появилось лицо Хола… сначала сверху, потом внизу, под ней. К этому времени вокруг нее возникло собственное магнитное поле, в котором силы превыше разума владели ею и вынуждали совершать то, единственной целью чего было утоление непреодолимого желания, – она помешалась бы, если бы не утолила его.

В голове стоял дикий шум. Она чувствовала, что лучшее, чем обладают двое мужчин… добрых, прекрасных мужчин… проникает в нее одновременно. Господи помилуй, ведь это и в самом деле так. И она жаждала еще большего, может, даже чего-то другого, особенного… и вот Люси, красивая, полногубая Люси, которая улыбнулась прекрасной, всепонимающей улыбкой, прежде чем присоединилась к мужчинам…

Потом они все раскинулись в полуоцепенении, в некоем ступоре, и потягивали остатки бренди. Повсюду разбросана одежда. Они лежали нагие… ничем не прикрытые, безразличные к своей наготе. Пегги одна на тахте, Хол и Люси вдвоем на другой тахте, Люси медленно лизала ухо мужа. Генри распростерся на ковре у камина, голова на диванной подушке, веки сомкнуты.

Ночь была прохладная, и Хол заранее затопил камин, чтобы прогрелся воздух. Сейчас в камине тлели последние красные угольки; Хол поднялся, пошевелил их кочергой, чтобы они вновь разгорелись, и подбросил в камин несколько поленьев. Потом он налил себе новую порцию коньяку и опустился на ковер рядом с Генри.

Затрещали, взявшись огнем, новые поленья. Только этот звук и слышался в комнате. Запах разгоряченных сексом тел мешался с ароматом горящего дерева. Люси задремала на тахте, и Пегги почувствовала, что тоже уплывает в сон. На полу у огня двое мужчин, потягивая бренди, начали негромкий разговор.

Пегги уснула…

Глаза она открыла, как по команде.

Что-то ее разбудило.

Двое мужчин, все еще нагие, как ей показалось, боролись друг с другом на полу. Она услышала, как Генри вскрикнул, – это был тот самый звук, что разбудил ее.

Она застыла, глядя на мужчин.

Хол навалился на Генри. Большой, сильный, мускулистый мужчина, он коленями и весом всего тела придавил Генри к полу. Грубым движением сунул руку Генри между ног, словно собирался захватить и смять его мошонку. Он держал Генри, а тот продолжал кричать до тех пор, пока обе женщины, окончательно пробудившись, не закричали вместе с ним.

Сливаясь воедино, крики наполнили комнату, крики дикие, лишенные человеческого звучания; казалось, они идут откуда-то из-под земли, из темных ее глубин.

Пегги не заметила, как Генри потянулся за кочергой. Может, он и не тянулся специально за ней, а просто шарил вслепую, ища хоть что-то, и под руку ему подвернулась кочерга. Он поднял ее и начал отбиваться, нанося удар за ударом не глядя, взбешенный, до тех пор, пока невыносимая боль между ног не отпустила его и он не увидел, что Хол Чейнин неподвижно лежит на полу с открытыми глазами и голова у него вся в крови.

Начиная с этой минуты Пегги не помнила в точности, что происходило и в какой последовательности.

Она осознала, что Хол мертв, слышала, что Люси кричит, потом вдруг увидела, как та идет по направлению к Генри, держа в руке малокалиберную винтовку, которую, должно быть, взяла где-то в комнате. Потом Люси не целясь выстрелила от бедра и промахнулась, начала поворачивать затвор, чтобы выстрелить еще раз, но тут Генри ударил ее кочергой, и Люси упала.