Черный передел. Книга I

– У меня, признаюсь, голова идет кругом, – доверительно сказал Петр Кирыч, – как можно держать вместе заслуженных людей и этих…

– По закону, товарищ Щелочихин.

Анна Ивановна протянула ему лист бумаги, Петр Кирыч прочел: «Согласно закону от 12 марта 1970 года, одинокие нетрудоспособные лица, освобождающиеся из мест заключения, направляются по их просьбе в дома-интернаты для престарелых».

– Самое удивительное, – продолжала с воодушевлением Анна Ивановна, – что оформиться к нам ветерану войны или труда куда труднее, чем бывшим зекам, годами собирают документы, а блатари вообще ничего не предпринимают. Их делами занимается МВД. Вышедшим на свободу только и остается взять на себя труд переехать из камеры в интернат для престарелых.

Петр Кирыч слушал Анну Ивановну, а сам думал о том, каким же образом найдет его «дружок». Хорошо бы встретиться за воротами.

Без стука распахнулась плохо выкрашенная дверь кабинета директора. Вошел, опираясь на костыль, седой старик. Из глаз его бежали слезы.

– Ну, что там еще случилось, Сундеев? – недовольно спросила Анна Ивановна.

– Удостоверение участника войны у меня выкрали, – с надрывом произнес старик, – говорят, сожгли. Пенсию я им не отдал и…

Перед отъездом Петр Кирыч попросил директора интерната для престарелых оставить его одного, чтобы спокойно побеседовать с ветеранами и уголовниками. Рассчитал правильно: это позволит обойти палаты, нет сомнения, что Пантюхин тоже его ищет. Так оно и получилось. В коридоре к Петру Кирычу как-то бочком подкатился бывший уголовник:

– Гражданин начальник! Валяй в пятнадцатую комнату!

Пантюхин заулыбался, увидя Щелочихина, полез было обниматься, но Петр Кирыч сурово охладил его пыл:

– Не дергайся! Запри комнату! Пантюхин выглядел отлично – посвежел, поправился, от него пахло крепким одеколоном. Он запер дверь на защелку, присел к столу, с вожделением глядя на портфель Петра Кирыча.

Щелочихин догадался, вынул бутылку водки, протянул Пантюхину.

– Благодарствую, начальничек! Это по-нашенски.

– Зачем голосок подал? – строго спросил Петр Кирыч.

– А ты не строжься! – ехидно заулыбался уголовник. – Гляди, начальничек, можа скоро сам в тюрягу загремишь.

– Чего ты несешь? – вспылил Петр Кирыч. – Разбаловался тут, могу ведь и дельце пришить. Говори быстрей, зачем звал? У меня времени в обрез.

– Кирыч, дай-ка мне тысчонку, позарез нужно. Бабенку одну приискал, вот и…

Ну, знаешь ли, Пантюха, это уже через край. Да я тебя завтра же загоню к чертям на кулички!

– Не спеши! – Пантюхин сел на кровать, не в силах был скрыть злорадную ухмылку. – Весточку мне дружок притаранил из столицы, про дорогого твово дядюшку. Тюрьма все ведает.

– Не тяни резину! – Петр Кирыч почувствовал смутную тревогу. Отлично понимал: осторожный, как старый лис, Пантюхин вряд ли дал бы знак ему, не будь на то серьезных оснований. И обычная блатная «разгонка» перед серьезным разговором тоже была напряженной, хотя Пантюхин и напускал на рожу безразличное выражение.

– Слушай, Кирыч, – Пантюхин наклонился к самому уху Петра Кирыча, горячо зашептал: – Дядька твой того… пулю себе в висок пустил.

– Что? – ужаснулся Петр Кирыч, огнем полоснуло в груди. – Ты мне горбатого не лепи, а то…

– Не то, не то, – передразнил Пантюхин, – напугался, упрятал меня сюда, среди этих старперов.

– А что было делать? После твоего «подкола» этого бесноватого Русича могли и замести, а тут… еще малость отсидишься и возвернешься, начальником поставлю.

– Как это, начальником? – заинтересовался Пантюхин. – Был в бегах и… в начальники?

– Петр Кирыч – не дурак, – состроил гримасу, – я тебя, дурня, формально в длительную командировку отправил, на учебу.

– Умно! – одобрил Пантюхин. – Ценю. И за это сейчас сам «голосок» услышишь. – Обернулся к двери: – Пупс, заходи!

Ухмыляясь, вошел человек – бородка клинышком, лицо умное, протянул руку Петру Кирычу, сильно жать не стал, как обычно делают «авторитеты», пробормотал какое-то имя.

– Подтверди гражданину начальнику «голосок»! – Приказал Пантюхин. – А ты, начальник, верь. Мы с Пупсом, почитай, лет пятнадцать дружны, про тебя тоже он ведает, посему и прикатил из столицы.

– Значит, так, – бородатый слегка картавил, – ваш дядя маслину в себя пустил.

– Не может быть! – глухим голосом произнес побледневший Петр Кирыч. – Болтаете вы все! Шантажируете! «Косую» вам подавай! Две «косых» дам, только скажи, что выдумал про дядю.

– Нет, гражданин начальник, – грустно повторил тот, кого называли Пупсом. – Я из Москвы прикатил к Пантюхе, чтобы тебя предупредил, а его дома нет. С трудом раскумекал, где найти, вот и накатил.

– В газетах про это не писали! – упрямствовал Петр Кирыч.

– Когда напишут, худо будет. Вот мы тебя и упреждаем загодя…

– Не верю я тебе, Пантюха, – Петр Кирыч был на грани отчаяния, вдруг кожей почуял опасность. В органах доки сидят, да и врагов у него в Главном лагерном управлении немало, пристегнут к дяде – и тогда…

– Мое дело свершено, старая дружба не ржавеет. Да, вот что еще. – Пантюхин, хоть и говорил в привычно-насмешливой манере, тоже понимал: возьмут Кирыча, и ему крышка – слишком крепка веревочка, которой они оба связаны. – Ты, директор, в случае чего, будь паровозиком, все тяни на себя, не то… – Пантюхин не докончил фразы. Отомкнул дверь, но прежде чем распахнуть ее, приказным тоном сказал: – Карманчики-то выверни, левак и правак, башли на стол клади…

Капитан Андрейченко вышел на ярко освещенную улицу, огляделся по сторонам. По Ленинской, как всегда, валила праздношатающаяся толпа. Наметанным взглядом капитан мгновенно определил совслужащих, отставных военных, которых в последнее время понаехало в Центральную Россию видимо-невидимо, интеллигентов областного масштаба и своих «любимцев» – закононепослушных граждан. Будучи фанатиком своего дела, Андрейченко различал в жизни две категории людей: «законники» и «криминальный элемент», хотя последнего было не так и много. Однако капитан мог бы поручиться, что трое парней, стоящие у пивного киоска, вряд ли работают или учатся, баба с фиолетовым синяком под глазом – алкоголичка, а шустрый малый, оглядывающийся по сторонам, норовивший втиснуться в толпу возле кинотеатра, – «щипач»-карманник. Жизнь была полна неожиданностей. И накачка, устроенная ему полковником, быстро забылась, как забываются в молодости любые неприятности и горести.

Сегодня у капитана Андрейченко был отгул: дали выходной за работу в воскресенье. Наметил встречу с Наташей, но идти на свидание почему-то расхотелось. «Полковник, конечно, посвоему прав, – подумал Андрейченко, – на кой ляд ему ввязываться в дела всесильного ведомства? До пенсии – рукой подать, дотянуть бы лямку, дружков сохранить, а там… хоть трава не расти». А вот ему – капитану Андрейченко, прирожденному чекисту, есть личное дело до всех правонарушений, будь они уголовного или политического характера. Если бы судьба распорядилась так, что он стал Генеральным секретарем ЦК КПСС, то первым делом объединил бы он все силовые министерства в одно, равно как и все транспортные. Разве это не смешно, когда моряки привозят грузы, а железнодорожники не подают вовремя вагоны в порты? Когда железнодорожники доставляют эшелоны по назначению, а там эти грузы превращаются в склады на колесах. Автомобилисты-то другого министерства. А будь у всех транспортников один хозяин – другой коленкор. Вызвал бы зама по воздушному транспорту, дал указание заму по морскому флоту. И в Министерстве порядка, так бы он назвал свое ведомство, тоже все встало бы на прочные рельсы. Хозяин! Может, в какой-то иной стране нужны оппозиции, противостояния, а у нас… Крепкая рука – вот идеальный выход для России.

«Здорово я все-таки начальство озадачил, зашевелились в Москве, поди, проверяют мою версию. А ежели я вот прямо сейчас пойду на бывшую квартиру Пантюхина и самолично перепроверю данные полковника?» – Андрейченко обрадовался неожиданно возникшей мысли.