Московский клуб

В последующие дни, еще не оправясь от шока, он жил на пицце и китайских закусках, которые приносили к нему в комнату, а также на водке, виски, пиве и еде из Макдональдса, куда он изредка позволял себе заходить. Обычно в мотеле останавливались люди с такой сомнительной репутацией, что поведение Стоуна не вызвало удивление хозяина. «Парень в запое», — сказал он однажды в полдень своей жене, когда той не удалось войти в комнату Стоуна, чтобы навести там порядок. Этот чудак записался под фамилией Смит, что было неудивительно: так представлялась половина из гостей.

Теперь, в это утро, он оправился от шока, ощущая лишь скорбь, гнев и замешательство. Он вспомнил, как после смерти матери его захлестнуло чувство глубокой, невыразимой печали, которое может испытывать только совсем маленький мальчик; ему казалось, что наступил конец света.

И тогда вдруг что-то произошло: его печаль превратилась в ненависть, огромную глыбу ненависти к отцу, друзьям, школьным учителям. В тот момент он никого не слушался, но это помогло ему превозмочь невыносимую боль. А сейчас невыразимый ужас, который испытал Чарли, видя своего отца убитым, превратился в бешенство.

Оно поможет Чарли перенести и этот удар.

Впервые за пять дней он подумал, что силы вернулись к нему и он способен уехать из мотеля. Он увидел связь между некоторыми событиями и пришел к выводу: убийцы его отца убили и Сола Энсбэча. Но кого еще?

Но почему они не убили и его? Несомненно, они могли это сделать. То, что его не убили, говорило о том, что его хотели подставить. Но зачем, Чарли не мог понять.

Может быть, Сол действительно был прав. Может быть, кто-то затеял преступную игру. Что если какой-то человек или какая-то группа людей, имеющих огромные возможности, подошли к каким-то очень важным секретам, и они решили, что эти секреты умрут вместе с ним?

Но кто мог знать правду? Джеймс Энглтон — легендарный начальник отдела контрразведки ЦРУ — однажды, говоря о работе шпионов и контрразведчиков, использовал сравнение Т. С. Элиотта «зеркальная пустыня». Так оно и было: правда часто скрывалась за отражением отражения…

Кое-что Стоун знал точно: за ним следили, ему придется как-то доказывать свою невиновность, ему больше нельзя никому доверять. Он не мог рассчитывать на поддержку правоохранительных органов, потому что все они, вплоть до местных отделений полиции, были подкуплены.

В фонд «Парнас» также нельзя было обращаться — Ленни Уэкслер это доказал. Там Стоуну больше некому доверять.

Тем не менее ему надо возвращаться в Бостон.

Он должен был добраться до денег в своем сейфе в банке, взять настоящий паспорт и поддельный, за которым ему надо было зайти на почту.

И еще бумаги. Он должен был забрать бумаги, оставшиеся в доме отца, бумаги и фотографии, если, конечно, они еще не забрали все это.

Ему предстояло вновь пережить этот кошмар.

Во всем этом Стоуну виделся только один выход — раскрыть действительных лиц этого дела, махинации или что бы там ни было. Надо найти их и бросить им вызов, так, чтобы они боялись, что их обнаружат.

Только с помощью таких неопровержимых доказательств Стоун мог бы защитить и оправдать себя. Теперь это был вопрос, касающийся не только доброго имени его отца; это был вопрос его собственной жизни и смерти.

Однако Чарли Стоун не мог вернуться в Кэмбридж. Он мог бы вернуться туда под видом другого человека.

Чарли встал с постели и подошел к зеркалу. Впервые за это время он взглянул на свое отражение и ужаснулся. Он выглядел на двадцать, а то и тридцать лет старше своего возраста, отчасти из-за того, что щеки его покрывала щетина, отчасти из-за покрасневших глаз и больших темных кругов под глазами.

На мгновение Стоун явственно ощутил резкий запах дыма и серы. Запах оружейного выстрела.

Он уже не был в комнате в мотеле. Он сидел в болоте, на берегу небольшого озера в Мене, где они с отцом обычно охотились на уток, в двадцати милях на север от охотничьего домика. Руки и ноги Чарли окоченели от холода.

Уже несколько часов он сидел в небольшой построечке, сооруженной из проволоки и прикрытой листьями — маскировка для уток, издали напоминающая кустарник. Рядом с ним сидел его отец, живой и здоровый, что-то шептал Чарли на ухо. Оба они находились здесь так долго, что стали ощущать себя частью леса; по какой-то странной причине предрассветные сумерки и тишина наводили их на размышления.

Чарли было одиннадцать лет, и он в первый раз вышел на охоту. Ему не хотелось убивать уток — ведь они были такие красивые. Он не хотел этого.

Сидя в засаде, Чарли замерзал все больше и больше. Так всегда бывает: в засаде сначала сильно вспотеешь, и тогда кажется, что слишком тепло оделся, а потом, вдруг потеряв слишком много энергии, начинаешь замерзать оттого, что сидишь без движения. Сидишь и ждешь.

«Послушай, Чарли, — сказал Элфрид Стоун. — Только не думай, что утки — живые существа. Это — цели. Понял? Они — часть природы. Ну, как курица, которую готовит твоя мать. Вот и все».

Вздрогнув, Чарли кивнул и ничего не ответил. Он посмотрел на приманки, покачивающиеся на воде в нескольких футах от берега. Затем на идущий от термоса с горячим кофе пар. Затем на солнце, всходившее в оранжево-красных разводах.

«Пригнись, — прошептал Элфрид Стоун. — Смотри. Вон там».

И тогда внезапно над верхушками деревьев появились, отчаянно хлопая крыльями, четыре или пять чудесных, незабываемых птиц. Элфрид Стоун крякнул, чтобы подозвать птиц, а Чарли весь сжался в комок. У него так замерзли руки, что он с трудом нащупал на ружье предохранитель.

Тут он увидел, что птицы замерли, складывая крылья, и устремились вниз, как миниатюрные «Боинги-747», идущие на посадку.

«Теперь давай, Чарли», — шепнул отец.

Чарли затаил дыхание, снял ружье с предохранителя — точно так, как его учили, — и в тот момент, когда птицы уже расправляли крылья, чтобы приземляться, нажал на курок. Раздался выстрел.

Первый раз он промахнулся. Зато второй — чудо-выстрел! Полетели перья. Птица упала камнем. Все было кончено за какие-то секунды.

Сияющий Чарли посмотрел на отца и прочел в его глазах гордость за сына.

Сейчас, глядя на свое отражение в грязном зеркале мотеля, думая об оружии и смерти, Чарли вспомнил мертвого, лежащего с широко открытыми глазами Элфрида Стоуна, и содрогнулся.

Пришло время вернуться к жизни. Чарли Стоун открыл дверь комнаты в мотеле, и в лицо ему ударил порыв свежего воздуха. Было на удивление ясное и теплое, чудесное осеннее утро. В дешевой аптеке на противоположной стороне Шоссе № 1 Чарли нашел все необходимое: крем для бритья, несколько одноразовых бритв, шампунь, тональный крем. У кассы он увидел стопку газет «Бостон Глоуб».

На первой странице лежавшей сверху газеты была его фотография.

«Портрет убийцы» — гласил заголовок. Это была фотография, взятая из его досье в ЦРУ. Стоун был снят в костюме и галстуке, и его респектабельный вид не вязался с мрачным заголовком. Поблизости никого не было; Стоун взял газету и принялся читать. В целом статья была фальшивкой — кто-то хотел представить Стоуна как опасного, неуправляемого человека, этаким прекрасным, но неуравновешенным сотрудником ЦРУ, который вдруг ни с того ни с сего взял да и спятил. Репортер умудрился, используя информацию, предоставленную бостонской полицией и анонимными «правительственными источниками», создать довольно убедительную смесь в духе бульварных газет. В статье говорилось, что дома, в спальне у Стоуна, было найдено большое количество героина, в результате чего полиция сделала вывод, что сын, вероятнее всего, находился в состоянии сильного наркотического опьянения. В статье упоминалось и о чудовищном убийстве Сола Энсбэча с намеком, что Стоун, несомненно, замешан в этом деле. Далее шло несколько отрывочных высказываний бывших сослуживцев Стоуна по Джорджтауну и Массачусетскому технологическому институту, а затем пересказывалось прошлое Элфрида Стоуна, что придавало статье совсем своеобразный оттенок.