Во имя Ишмаэля

Его звали Микеле Терцани, он родился в 1954 году. Ранее принадлежал к «Ордине Нуово». Дважды приговорен заочно в конце семидесятых годов: ничего серьезного, всего лишь оказывал гостеприимство важным шишкам этого движения. За решеткой провел немного. В середине восьмидесятых годов — великое открытие. Он вступил в «Сайнс Релижн». Никто не возмутился разбазариванием денег, которым он занимался, участвуя в программах церкви. О родственниках, которым он был бы небезразличен, не было известий — по крайней мере в карточке «Сайнс Релижн». Поездки за счет церкви: Копенгаген, Париж, Майями. Через десять лет после вступления в «Сайнс Релижн» он вышел оттуда, угрожая судебными процессами и громкими разоблачениями в прессе. Разумеется, хода своим угрозам он не дал. Но «Сайнс Релижн» не спускала с него глаз. Группы бывших приверженцев, казалось, были настроены оченьагрессивно по отношению к церкви-матери. На карточке имелась пометка: «враждебен». Члены «Сайнс Релижн» явно контролировали деятельность тех, кто выступил против церкви. Полетт Роулинг — женщина из «Операции Фрикаут», упомянутая в рапорте, переданным Сантовито американскими спецслужбами, — была как раз враждебна. Бдительно следить за возможностью возникновения неприятностей, возвращать на путь истинный заблудших овечек, делать собственных апостолов из секретных агентов — это старая тактика, которой пользовалась любая церковь, чтобы бороться с миром. Старый добрый след Бога на светской земле.

Лопес проверил, нет ли в карточке ссылок на группу Ишмаэля. Никаких ссылок.Потом он занялся личными данными. Адрес: улица Сан-Гальдино, 15. Посмотрел по карте города, в то время как Калимани разогревал двигатель машины. Район Монументального кладбища, перекресток у площади Диоклетиана. Они включили сирену, Лопес попросил по рации машину подкрепления — ему с трудом удавалось удержать свой восторг: всего день после обнаружения трупа, а они уже вот-вот войдут в квартиру человека с улицы Падуи.

Они круто свернули на извилистую дорогу, что шла вдоль боковой ограды Монументального кладбища: стена из полосатого мрамора, вершины крестов и макушки кипарисов едва выступали над контрфорсами. Было холодно — металлический, магнитный холод земли, под которой покоятся мертвые. Киоски, где продают цветы, закрыты. Кладбище, должно быть, было почти пусто. Длинная гладкая стена справа следовала направлению бульвара, что заворачивал к площади Диоклетиана. Прошел трамвай, медленный и длинный, оранжевый, раздвигая густые пучки сухой травы, выросшей между рельсами. В этом месте открывалось небо: вокруг нигде не было домов. Сирена рассекала тишину. Низкие тучи, летучие и единообразные, рассеивались на окраине, где пространство нарушали силуэты многоэтажных домов, которые стремительно приближались по мере того, как приближалась машина, — по направлению к улице Чинизио. Калимани проскочил следующий перекресток, проехав на красный свет. Шины визжали, когда машина поворачивала, объезжая по широкому полукругу площадь Диоклетиана. Они въехали в узкую, темную, заросшую деревьями улицу, которая открылась справа, за крайним поворотом. Это была улица Сан-Гальдино. Возле дома 15 их уже ждала патрульная машина.

Квартира Микеле Терцани находилась на четвертом этаже. Им понадобилось минут десять, чтобы взломать дверь. Вошли внутрь, в темноту, удушливую из-за пыли, висящей в пространстве из-за почти полного отсутствия воздуха. В первой комнате было окно, Калимани поднял жалюзи, распахнул ставни, и воздух плотной струей проник в помещение. Квартира выглядела более чем достойно: много книг, две комнаты, ванная в полном порядке. В спальне, над изголовьем кровати, Лопес увидел длинную тонкую белую ленту, прибитую тремя маленькими гвоздями к стене, — микроскопические выведенные чернилами буквы составляли надпись: «ИШМАЭЛЬ ВЕЛИК». Лента была точно такая же, как та, что висела над кроватью Клемансо — француза, совершившего неудачное покушение на Киссинджера. Он почувствовал липкий и бурный приступ восторга.

Он попал в самую точку.

В доме Терцани не было компьютера. У них не будет возможности отследить его почту. Два агента из патрульной машины рылись в шкафу, но не знали, что искать. Температура падала, из распахнутого окна шла густая масса холода. Лопес стал открывать ящики столов на кухне. Потом принялся искать фотографии, но не нашел их. В спальне осмотрел комод. В ванной — подставку для обуви. Внутри маленькой полочки рядом с раковиной он увидел множество упаковок психотропных средств. Потом вернулся в спальню, приподнял простыню, матрас, стал искать на сетке кровати. Там была стопка журналов — завязанный целлофановый пакет. Он разорвал пластик. Это были порножурналы. Садомазохистские журналы. Нескольких страниц не хватало. На других фотографии были разрезаны. Лопес узнал эти журналы: те же самые, что они с Серо нашли в доме Клемансо. Те же самые вырезки, тех же самых страниц не хватает. Лопес подумал о ритуальных церемониях Ишмаэля. В окрестностях Парижа и в Детройте силы порядка застигли верующих в момент исполнения садомазохистского ритуала. В центре всегда ребенок.

Он рассеянно листал журнал, безразлично пропуская вырезки. Со страниц выскользнули на пол две бумажки. Он нагнулся, чтобы поднять их, и остолбенел, открыв рот. Это не были визитки. Это были два билета на самолет. Милан — Гамбург и обратно, вылет 15 февраля, возвращение — 16. Он порылся в кармане пиджака, вытащил два билета, обнаруженные в доме Клемансо: Париж — Гамбург и обратно, 15 февраля. Город совпадал. Дни совпадали. 15 февраля приверженцы Ишмаэля собирались в Гамбурге. Он сопоставил образы садомазохистских сцен, отпечатанные на мелованной бумаге журналов: женщины с бедрами, покрасневшими от ударов ремнем, зажатые щипцами яички, горизонтальные синяки на ягодицах, веревки, сжимающие запястья, огромные «самотыки», растянутые анусы. В точности как у двух трупов приверженцев Ишмаэля — парижского и миланского. Это несомненно. В Гамбурге Ишмаэль справлял один из своих ритуалов.

Он сделал знак Калимани: пора уходить. Дал инструкции агентам группы поддержки: опечатать квартиру Терцани. Время, казалось, летело с огромной скоростью. До Черноббио оставалось немного. Американцы были правы. Ишмаэль нанесет удар там. Он не понимал, как и почему. Не понимал— из глубин сознания возник некий образ Генри Киссинджера, на минуту он снова увидел контур арки Дефанс. Не понимал. Однако теперь он знал, где и что искать.

Американец

МИЛАН

23 МАРТА 2001 ГОДА

19:10

Тяжелые дни жертв приближались. Американец вышел из конторы Инженера, его захлестнула толпа людей, которая лилась потоком по направлению к Корсо Буэнос-Айрес — улице с иллюминацией, где продают часы по низкой цене и забегаловки набиты неграми. Он позволил человеческому потоку нести себя: неуверенные шаги между телами — к середине улицы, еще более многолюдной, тучной от оживленного движения. Перед барами горели красные фонари. Цветы в витринах молча смирились с минеральным ветром сточных канав. Он вошел в кафетерий, вдыхая сладкий горячий воздух, острый запах кипящего шоколада и серебристый дым зажженных сигарет. Закрыл за собой стеклянную дверь заведения, разглядывая вдруг замолкшую толпу, автомобили и витрины на улице — механистического, нечеловеческого кентавра, который разворачивал свой мощный хвост на Порта-Венеция по направлению к Центру.

Заказал кофе. Стал размышлять.

Инженер был один из священников Ишмаэля в Милане. Он ответил на все вопросы, мысленно отметил для себя все сомнения, которые выразил Американец. Он кивал: худое лицо, странным образом дряблое вокруг жидких усов; на затылок, маскируя лысину, зачесаны тонкие, похожие на пух волосы; неестественно чистые прозрачные очки. Он был спокоен и собран. Американец боялся входить в контакт с еще одним неподготовленным связным, как в случае с пакистанцем, которого прикончил Старик. Из-за этого пакистанца он чуть не погиб. Инженер успокоил его. Это был холодный человек, в особых обстоятельствах он был бы безжалостным.