Торговец смертью: Торговец смертью. Большие гонки. Плейбой и его убийца

Яхта сразу вышла в море, шкипер и команда делали свое дело, не обращая внимания на двух мужчин, стоявших на палубе и напряженно всматривавшихся в удаляющийся французский берег, пока не взошло солнце.

Грирсон заметил:

— Пожалуй, нам лучше спуститься вниз. Мы не невидимки.

Крейг спустился вниз, принял ванну и позавтракал в прохладном салоне, где проворный стюард подал ему яичницу с ветчиной и кофе, а затем Крейг наконец-то собрался выспаться и вытянулся в глубоком кресле под монотонную песню яхтенных дизелей. Он хотел подумать о Софи, а еще о Сен-Бриаке и Эшфорде, Ля Валере и Грирсоне. Как теперь сложатся его отношения с Грирсоном и этим толстым, неряшливым, но таким блистательным мерзавцем Лумисом? Важно было все обдумать, очень важно для него, но Грирсон куда-то делся, а он очень устал. И Крейг заснул.

В четыре часа Грирсон разбудил его, и он побрился, переоделся и вновь принялся за еду. На этот раз появилось вино, а потом даже бренди. Крейг подумал, не напиться ли ему, но потом отбросил эту мысль. Еще не время. Грирсон сидел рядом и следил, как он ест. Никто из них не проронил ни слова, пока Крейг не покончил с едой, снова перебрался в глубокое кресло, зевнул и вытянул ноги. Это было так здорово, так чудесно снова вздремнуть.

Грирсон спросил:

— Ты намерен предъявить мне претензии?

— Нет, — сказал Крейг. — Я жду, когда ты скажешь, что я должен делать.

— Очень хорошо, — вздохнул Грирсон. — Давай твой отчет.

Крейг рассказал ему все: о Сегюре и Эшфорде, Ля Валере и дуэли, и о намерении Тернера позвонить в полицию. Было очень трудно выразить словами, как подействовала на него дуэль; какое-то время он чувствовал себя таким усталым и был готов умереть, а вместо этого он снова начал убивать, фарс превратился в мелодраму — и Софи и Мария могли умереть вместо него. Он чувствовал, как все это вновь проносится в его сознании.

— Когда пришло время уезжать, — сказал он, — я подумал о деле и о том, чего хотел Лумис. Вас не было, Эшфорд был мертв. Оставался только я. Я полагал, что существует возможность проникнуть на виллу Сен-Бриака и заняться его документами. Так я и сделал. А затем вернулся ты.

— Если бы я не вернулся, — спросил Грирсон, — что бы ты стал делать?

— Я бы выбрался. У меня есть друзья, деньги и оружие. Я бы выбрался. Это стало бы моим делом или делом людей, которым я доверяю. Это не имеет отношения к Лумису.

— Когда ты начал работать с нами, то согласился выполнять приказы. Любые приказы, не имеет значения, кто их отдает. Именно так и должно быть. Я знаю, что Лумис был не прав относительно тебя; я знаю, что он недооценил тебя, — но он не хотел слушать. Он сказал мне, что нужно делать, и я это сделал.

— Почему ты вернулся назад?

— Я должен был попытаться добраться до бумаг Сен-Бриака, — сказал Грирсон.

— Ты немного опоздал, не так ли?

Грирсон вздохнул.

— У меня еще был приказ вытащить оттуда Эшфорда, — если удастся. Но я не мог подобраться поближе. И, во всяком случае…

— Он мертв, — сказал Крейг.

— Ты уверен в этом?

— Я видел его, — вздохнул Крейг. — Поверь мне, он был мертв.

— У тебя не было возможности помочь ему?

— У меня было не больше возможностей, чем у тебя, когда ты должен был помочь мне, — сказал Крейг, и Грирсон вздрогнул. — Чего вы хотите? Спустить с меня шкуру? Сен-Бриак частично это уже сделал. Я выдержал это и убил Сен-Бриака. И Ля Валере. И я справлюсь с тобой. Я уверен в этом, приятель. Если ты снова попытаешься меня бросить, я убью тебя.

— Вы ушли, — сказал Грирсон. — А у меня был приказ.

— Да, ты должен был получать приказы. От меня, — сказал Крейг, и Грирсон снова вздрогнул и продолжал сидеть молча, а яхта все плыла и наконец мягко бросила якорь возле местечка Диано Марина.

Они сошли на берег в небольшой бухточке неподалеку от города. Там их уже ждал «фиат», взятый напрокат. У Грирсона оказались ключи. Зад автомобиля был завален багажом и фотокамерами, бутылками «кьянти» и итальянскими вязаными вещами; обычная добыча возвращающихся туристов. Грирсон включил двигатель, мотор заработал, и они двинулись по автостраде в сторону Савоны, а затем по другой автостраде, которая вывела их к Генуе. В течение часа они оба молчали. Наконец Грирсон сказал:

— Ну, ради Бога, послушай. Ты мне нравишься. Это было удовольствие работать с тобой. Ты думаешь, что мне хотелось тебя бросить?

— Нет, — сказал Крейг. — Я не думаю, что тебе хотелось. Но у меня тоже есть свои проблемы. В частности, этот Тернер. Он — хороший парень. И Софи с Марией — они были заперты вместе с садистом, которому доставляет наслаждение играть с пистолетом. Там остались два трупа, наличие которых им придется объяснить. И все эти неприятности у них из-за меня. А я оказался там из-за вас — и ты бросил меня, потому что так приказал Лумис. И я полагаю, что он сделал это, потому что считал это необходимым. Очень хорошо. Это — система. Но не рассчитывай, что я буду от этого счастлив. — Он спустился пониже на своем сиденье. — Ты мне тоже нравишься, — сказал он. — Вот почему я тебе доверяю. А ведь много лет не доверял никому. Ну, ладно. Дальше будет видно.

— Мерзость, — бросил Грирсон. — Ужасная мерзость.

Крейг не ответил. Несколько миль спустя Грирсон сказал:

— Есть еще кое-что, что тебе следует знать.

Но Крейг не ответил. Он спал.

Грирсон ехал в аэропорт Генуи. Крейг храпел всю дорогу, но как только послышались звуки большого города, он тотчас и полностью проснулся и молча выслушал инструкции Грирсона, что им нужно делать. Была уже ночь, и аэропорт почти пуст, Грирсон достал паспорта, и они пошли за посыльным, который провел их через таможню и эмиграционную службу, где чиновники сонно покивали и поставили нужные печати, а Крейг старался выглядеть несчастным, так как отпуск кончился, и прятал свою изувеченную руку.

Диктор объявил посадку, и они направились навстречу самолету фирмы «Бритиш эйруэйз» и радушной улыбке стюардессы в форме цвета бутылочного стекла.

— Грирсон и Лавгроув, — сказал Грирсон, и стюардесса улыбнулась, взяла их посадочные талоны и поставила маленькие аккуратные галочки против их фамилий.

— Лавгроув, — протянул Крейг. — А почему вы не сделали меня Уинтерботтомом?

— Это лучшее, что я смог вовремя достать, — сказал Грирсон. — В любом случае, что может быть более респектабельным?

— А кто я такой?

— Вы — служащий в крупной фирме, — сказал Грирсон. — Вы неплохо работаете. Через несколько лет, возможно, вас сделают младшим партнером.

Самолет взлетел, набрал высоту, врезавшись в сверкающую средиземноморскую ночь, внизу на побережье огни каждого местечка слились в цепочки, окаймляющие Геную, и были видны до тех пор, пока они не поднялись выше облаков, и тогда Грирсон достал сигареты и заказал джин. Они болтали, дремали, читали журналы, которые купил Грирсон, пока самолет неуклонно двигался над Альпами, через Францию и Ла-Манш к Англии и наконец достиг Манчестера.

Тут на таможне не было никакой лени, никто зевотой не намекал, что уже поздно и что все устали. Суровые таможенники в строгой форме, словно исповедники, терпеливо вслушивались в бормотание кающихся мирян. Багаж Крейга и Грирсона обследовал очень строгий офицер таможенной службы, чемодан с документами был пропущен без всяких затруднений, но он взыскал с них четыре фунта стерлингов за бренди и свитера, и они поняли, что наконец-то оказались в Англии.

После этого они выпили чаю и были отвезены на ожидавшем их «рапиде» в аэропорт Гетвик, где моноплан с маленькой кабиной с ревом пробился сквозь туман и дождь к нежности нового восхода, и они еще раз поняли, что находятся в Англии, настолько пастельными были все краски.

Глава 17

Кто-то поставил «лагонду» Грирсона в аэропорту, и они в предрассветной тишине направились в Лондон, обгоняя рабочие автобусы и тяжелые грузовики, проносясь по улицам, где тянулись кучки зевающих людей, дрожащих от утреннего холода, заехав сначала к врачу, молча обработавшему раны Крейга, а затем в тихие кварталы Вест-энда, в сторону Куин Энн Гейт, где лишь черный дрозд нарушал тишину своей бесконечной песней.