Перемена мест

— Ох, — сказала наконец птичка. Я перевел дыхание и тут только обнаружил, что забыл захлопнуть за собой входную дверь. Мне это крайне не понравилось. Осторожно выскользнув из объятий, я поскорее закрыл дверь и вновь поймал себя на мысли, что влюбленный частный сыщик — наполовину покойник. Между прочим, это было как раз изречением моего коллеги Кремера. Что, однако, не помешало ему потерять голову. Во всех смыслах этого выражения. За две минуты, пока мы задыхались с птичкой в глубоком поцелуе, никто бы не воспрепятствовал любому начинающему убийце произвести прицельный выстрел мне в затылок. И тот факт, что убийцы сегодня, на мое счастье, не случилось, меня ничуть не оправдывает. Когда убийца будет, оправдания просто не понадобятся…

— Здравствуйте, Жанна Сергеевна, — нежно произнес я, прислонившись спиною к двери. — Я в порядке. Со мной-то как раз ничего не случилось…

— Господи! — воскликнула птичка. — Я уже все знаю! По радио уже говорили, час назад. Ужас! Я дрянь, мне не надо было ни за что отпускать тебя в этот театр… Какой кошмарный несчастный случай!…

— Как — несчастный случай? — цепенея, проговорил я.

— Ну да, — удивленно сказала Жанна Сергеевна. — Так сообщили в новостях. Плохо закрепленные декорации… Яшенька, что с тобой?

Я в три прыжка преодолел расстояние от входной двери до дивана в комнате, схватил в руки переносной пульт телевизора и стал давить на кнопки. Вечерний выпуск теленовостей только начинался. Мигнула и погасла рекламная картинка с ивой над рекой, затих гитарный перебор и возник сосредоточенный диктор.

— Трагически оборвалась жизнь Генерального прокурора Российской Федераций Ильи Владимировича Саблина, — сказал диктор строгим голосом с подобающей моменту траурной гримасой. — Во время его выступления на литературной презентации в театре «Вернисаж» несколько сложных декораций, плохо скрепленных между собой, обрушились на сцену…

На экране появились падающие колонны с летящими вниз смертоносными пегасами, и я вновь, уже в который раз за вечер, пережил отвратительное чувство бессилия, когда на твоих глазах погибает человек, а ты не способен хоть что-то сделать. Телевизионщики снимали с балкона: оттуда все, происходившее на сцене, могло действительно показаться стихийным бедствием, последним днем Помпеи с картины, какой-то жуткой случайностью. Но мне, из первого ряда, видно было все отчетливо. Колонны никогда бы не упали САМИ. Их ПОДТОЛКНУЛИ! Я даже знал, откуда и с какой стороны начали валиться друг на друга эти огромные спички, увенчанные стальными лошадьми-убийцами работы сумасшедшего американского авангардиста. И охрана прокурора, я уверен, видела то же, что и я.

— Жанна Сергеевна, — сказал я, тщетно пытаясь унять волнение. — Они врут! Это совсем не несчастный случай. Это самое настоящее убийство. Прокурора ХОТЕЛИ уничтожить — и уничтожили.

Птичка уставилась на меня.

— Как же так… — пробормотала она. — Они же сказали… Может, ты ошибся?

Мне захотелось ее успокоить, однако я не мог повторить телевизионное вранье и просто промолчал. Экран тем временем занял какой-то прилизанный чиновник среднего возраста, сидящий за столом в окружении телефонов. Телефонов было много, разноцветных, с гербами, а чиновник — очень деловит. Почти так же, как дворняжка, встреченная мной возле дома. Судя по титрам, это был некто Кравченко И.П., заместитель Генпрокурора.

— Мы проведем тщательное расследование, — заверил он невидимого журналиста, — и те, кто допустил халатность, будут привлечены к строжайшей ответственности…

— А вы уверены, что это только халатность? — спросил из-за кадра журналист. Умница! — тут же с признательностью подумал я. Да не бойся, спрашивай! — Ведь у покойного Саблина наверняка были враги…

— Да еще какие, — не выдержав, произнес я вслух, как будто по ту сторону экрана кто-то меня мог услышать. Птичка схватила мою ладонь и сжала. Она тоже, как и я, теперь не отрывалась от телевизора.

Прилизанный чиновник на экране покачал головой.

— Покушение исключено, — объявил он. — Уже нет сомнений, что мы имеем дело с прискорбным несчастным случаем. Безответственное нарушение техники безопасности…

— Гнида кабинетная, — с ненавистью сказал я громко. — Не тебя ли прочат в Генпрокуроры? — До меня вдруг дошло, что это, наверное, тот самый Кравченко, который в ЦК курировал МУР еще до моего прихода на Петровку. Мой бывший начальник майор Окунь, мужик хладнокровный и циничный, при воспоминаниях о цэковском кураторе начинал исходить тихой яростью. Если это и есть злой гений Петровки Измаил Петрович, то объективному расследованию не бывать.

По экрану тем временем прибежала рябь, Кравченко исчез, и возник световой зайчик с надписью «Реклама». Я уже знал, что сейчас опять зазвучит пронзительно гитара, дерево станет клониться над водой и в лучах заходящего солнца заполыхают три больших буквы: И, В и А. «ИВА». Иринархов Виталий Авдеевич. Зэк N 1. Некоронованный император российской республики. Убийца… В последнем я уже почти не сомневался.

— Ты думаешь, это они сделали? — прочла мои мысли птичка Жанна Сергеевна. Она по-прежнему не выпускала моей руки.

— А кто же еще? — горько спросил я. — Саблин был единственным, кто мог помешать триумфальному освобождению будущего депутата. Теперь Кравченко его наверняка отпустит. И формально будет прав. А фактически…

— Идут последние приготовления к выборам в Щелковском избирательном округе, — сообщил с экрана вновь появившийся диктор. Траур с его лица уже улетучился. Он был преисполнен значительности. Затем на месте его физиономии появилась осточертевшая толпа бабок и парней-статистов с портретами бородатого кандидата. В принципе, одну и ту же толпу достаточно было снять всего один раз, а потом прокручивать по любому поводу. — Согласно социологическим опросам службы профессора Виноградова, — важно произнес голос все того же диктора, и тут же возник голубой компьютерный фон с разноцветными столбиками процентов, — кандидатуру Виталия Авдеевича Иринархова, противозаконно находящегося под стражей, поддерживает, шестьдесят восемь процентов избирателей. На втором месте, с огромным отрывом от лидера, известный эколог Наиль Амирханов — одиннадцать процентов. На третьем месте представитель демократического блока…

— Вот так, Жанна Сергеевна, — сказал я мрачно. — Вам все теперь ясно?

— Ясно, — тихонько ответила птичка. Она прижала мою руку к своей щеке, потом к своим губам. Щека была горячая, а губы — влажными.

Разноцветные столбики профессора Виноградова сменились пухлой физиономией ведущего криминальной телехроники. Было перечислено количество краж, убийств, разбойных нападений и изнасилований, произошедших в стране за один день. По лицу ведущего было видно, что для него все это — мертвые цифры, вроде виноградовских столбиков. Сотней больше, сотней меньше. Статистика. В заключение пухлолицый комментатор скороговоркой сообщил, что российская культура понесла тяжелую утрату, ибо на улице Москвы от рук не установленных хулиганов погиб известный писатель Г.К.Черник… Эта скотина так и сказала — Гэ и Ка, не удосужившись даже произнести полностью Гошины имя и отчество или хотя бы по-людски назвать его Георгием. Нет: Гэ-Ка, потому что написано в сводке, а уточнить имя этому толстому гаду было, по всей видимости, недосуг.

Прости нас, Гошка, проговорил я мысленно. Оказывается, просто неустановленные хулиганы застрелили тебя из американской автоматической винтовки. И вы простите нас, Илья Владимирович Саблин. Вас, разумеется, накрыл всего лишь очередной полтергейст. Буйство стальных пегасов на одной отдельно взятой театральной сцене. Все в порядке, граждане. Идите и проголосуйте за единого кандидата коммунистов и беспартийных. Худшее, что вам грозит, — несчастный случай. Но ведь все под Богом ходим…

— Может, все-таки передумаете теперь? — спросил я у Жанны Сергеевны. — Дело, как видите, приобретает все более опасный оборот,

— Ни за что! — вскинула головку моя птичка. — Я уже сказала, раз и навсегда. — И она вдруг взглянула на меня с испугом, словно опасаясь, будто сейчас-то Яков Семенович Штерн скурвится и пойдет на попятную.