Красная волчица

— Мы поедим где-нибудь, мама? Я хочу яичницу.

Анна подошла к Сильвии, которая по-прежнему загораживала проход.

— Мне можно пройти? — сдержанно спросила она.

— Я очень плохо себя чувствую, — сказала Сильвия, глаза ее наполнились слезами. — Я не понимаю, как я могла так ошибиться. Прости. Все дело… мне так плохо, меня все время тошнит.

— Сделай аборт, — сказала Анна.

Красивая Сильвия вздрогнула, как от пощечины, лицо ее вспыхнуло.

— Что? — спросила она.

Анна сделала еще шаг, подошла к Сильвии так близко, что задышала ей прямо в лицо.

— Самое противное, что я знаю, — это избалованные бабы, которые все время хнычут. Может быть, ты хочешь, чтобы я тебе еще и посочувствовала?

Элегантная Беременная Сильвия отступила на шаг и, широко раскрыв рот и глаза, отвернулась к кухонной двери.

Анна Снапхане прошла мимо нее, чувствуя, как пылает лицо, подошла к своей ненаглядной умнице дочке, которая, самостоятельно одеваясь, принялась болтать о тесте для блинов. Она взяла Миранду за руку и вышла с ней из сада, чувствуя спиной уязвленный взгляд Сильвии.

Анника пожарила рыбные палочки и натолкла картофельное пюре, чего никогда не делала, когда Томас был дома. Томас привык к добротной домашней пище, его мать всегда придавала большое значение качеству продуктов, но, боже мой, как же это, наверное, трудно! Семья Томаса владела продуктовым магазином. Нельзя, правда, сказать, чтобы дорогая свекровь надрывалась на работе в собственном магазине. Она лишь приходила туда и набирала то, что ей хотелось, не расплачиваясь и не внося записей в бухгалтерские отчеты. Понятно, что у нее была масса времени на готовку.

Томасу никогда не приходилось самому чистить картошку. Он не знал, что такое полуфабрикаты, и очень удивился, когда Анника пришла домой с пачкой равиоли.

Правда, его дети с большим аппетитом уплетали за обе щеки прессованную рыбу и пюре из картофельного порошка.

— Обязательно надо есть вот это, красное? — спросил Калле.

Ей придется старательно отмывать посуду от перца, который дети аккуратно сдвинули на края тарелок.

Анника сидела, чувствуя, как под ней горит стул. Ей предстояло еще по меньшей мере четыре часа напряженной работы.

— Нет, — сказала она. — Теперь можете посмотреть кино, если хотите. Какой диск мы возьмем?

— Ура! — закричала Эллен и с таким чувством взмахнула руками, что ее тарелка оказалась на полу.

Анника встала и подняла тарелку. Она уцелела, чего нельзя было сказать об остатках еды.

— «Красавицу и Чудовище», — сказал Калле и спрыгнул со стула.

— Нет, — отрезала Анника, чувствуя, как запылали ее щеки. — Только не это!

Дети, широко раскрыв глаза, уставились на мать.

— Но этот фильм нам подарила бабушка, — сказал Калле. — Тебе не нравится «Красавица»?

Анника подавила дурное настроение и наклонилась к деткам.

— «Красавица и Чудовище» на самом деле очень плохой фильм, — сказала она. — Он нам лжет. Чудовище захватило в плен Красавицу и ее папу, оно мучило их, оно их похитило и всячески тиранило. Вы думаете, что это хорошо?

Дети дружно покачали головой.

— Вот именно, — сказала Анника. — Но все же Красавица полюбила Чудовище. Она знала, что если по-настоящему крепко полюбит, то спасет его.

— Но это же хорошо, — сказал Калле, — что она спасла его.

— А зачем ей было это делать? — спросила Анника. — Зачем было спасать Чудовище, которое только и занималось тем, что мучило ее и грубо с ней обращалось?

— Но если оно стало очень милым в конце? — сказал Калле, и его губы дрогнули от воспоминания.

Анника в смятении посмотрела на мальчика. Эллен, ничего не понимая, переводила взгляд с брата на мать. Анника наклонилась и обняла сына.

— Ты очень хороший и добрый, — шепнула она ему. — Ты не можешь понять, как человек может быть плохим и злым. Но на свете есть злые люди, и их невозможно исцелить любовью.

Она погладила Калле по волосам и поцеловала в щеку.

— Можете посмотреть «Мио, мой Мио».

— Он такой страшный! — воскликнула Эллен. — Ты должна смотреть его с нами.

— Ну, тогда «Птичку»?

— Да-а-а!

Через тридцать секунд после того, как Анника нажала кнопку видеомагнитофона, со дна ее сумки раздался телефонный звонок. Схватив сумку, она бросилась с ней в спальню, закрыла за собой дверь и вывалила содержимое на неубранную кровать. Зарядное устройство проводом потащило за собой один из блокнотов.

В трубке раздался голос К:

— Я просмотрел цитаты, о которых вы говорили.

Анника выудила из кучи блокнот и ручку.

— И что? — спросила она и опустилась на пол, упершись в спинку кровати.

— Чертовски странное совпадение, — сказал он. — Слишком странное, чтобы поверить в его случайность.

— У вас есть что-нибудь еще, что может связывать эти три убийства?

На другом конце провода послышался глубокий вздох.

— Нам пока мало что известно, но в способах убийства нет ничего общего. Все они осуществлены абсолютно по-разному. Мы поискали сведения об убитых и не нашли между ними никакой связи. У нас нет даже отпечатков пальцев.

— Только письма?

— Только письма.

— И какие выводы вы из этого сделали?

Снова послышался вздох.

— Человек из Эстхаммара был убит. Это мы установили точно. В него стреляли с расстояния не меньше одного метра. В такой ситуации он просто физически не мог сам нажать на спусковой крючок винтовки. Естественно, существует связь между убийством мальчика и журналиста, но мы не нашли их связи с политиком из Эстхаммара. Парень видел, как машина переехала газетчика, а это классический мотив. Он мог опознать убийцу.

— Или он знал этого убийцу, — сказала Анника.

Комиссар помолчал.

— Почему вы это говорите?

Анника повертела головой и уставилась на ковер.

— Сама не знаю, — сказала она. — Наверное, это просто чувство, которое возникло у меня во время разговора с мальчиком. Он очень боялся и все время уходил от вопросов.

— Я читал отчет полицейского управления Лулео. Там ничего не сказано о том, что он чего-то боялся.

— Ясно, что он этого не сделал, он же просто защищался.

В трубке повисло скептическое молчание.

— То есть вы не думаете, что мальчик его знал, — сказала Анника, — потому что полагаете, что это сделал Рагнвальд.

Приоткрылась дверь, и в щель просунулась Эллен.

— Мама, он взял пульт и говорит, что не даст его мне.

— Извините, — сказала она комиссару, отложила трубку, встала и пошла за Эллен.

Калле, нахохлившись, сидел в углу дивана, прижимая к груди два пульта — от телевизора и от видео.

— Калле, — сказала Анника, — отдай Эллен один пульт.

— Не дам, — ответил мальчик. — Она все время нажимает кнопки и мешает.

— Тогда я заберу оба, — сказала Анника.

— Нет! — запищала Эллен. — Я тоже хочу пульт.

— Все, с меня хватит! — крикнула Анника. — Давай сюда эти чертовы пульты, и сидите молча, иначе я вас сейчас прогоню спать.

Она отняла у Калле пульты и вернулась в спальню, слыша за спиной обиженный рев Калле:

— Это ты виновата! Теперь у нас вообще нет ни одного пульта! Глупая коза!

Анника закрыла дверь и подняла с пола телефон.

— Рагнвальд, — сказал К.

— Сюп рассказал мне о Рагнвальде и разрешил писать о нем, о том, что он вернулся.

Комиссар коротко рассмеялся:

— Я пока не видел статьи.

— Она выйдет в завтрашнем номере, очень щепетильная история, скажу я вам. Сюп не так уж много мне сказал. Думаю, что вы знаете больше.

Комиссар не ответил.

— Много ли вы знаете? — спросила Анника. — Идентифицирована ли его личность?

— Сначала хочу сказать пару вещей, — ответил К. — Вы можете упомянуть о письмах, но не пишите, что в них были цитаты из Мао.

Анника записала это в блокнот.

— А Рагнвальд?

— Мы уверены, что он снова здесь.

— Зачем? Он вернулся, чтобы убить этих людей?