Правило Рори

– Кошмар! Жуткая смерть! Надо же, сразу после кончины дочери!

Рори покрылся испариной:

– Дочери? Когда? – Он увидел, что слюна от волнения брызнула на трубку и покрыла глянцевую поверхность мелкими точками влаги.

– У Сэйерса была дочь, единственная, он жил только ради нее. Вы разве не знали? Смертельно больная девочка, он еще говорил…

Рори не слушал дальше, уронил трубку и, пьяно шатаясь, вывалился из телефонной будки. В полупустом зале на столе в углу дымился обед Инча. Рори опустился на стул, краем глаза заметил свечи, восковые стебельки торчали в пазах медного канта шириной в полладони, опоясывающего зал на высоте двух ярдов, свечное пламя дрожало, и тени прыгали по стенам, по скатертям, по лицам редких посетителей. Запах мяса раздражал, Рори попытался проглотить кусок и не смог.

«…Вы разве не знали? У него была дочь, смертельно больная девочка!..»

Вот почему, говоря, я подумаю над вашим предложением, Сэйерс устало улыбался, будто посвященный в неведомое Рори Инчу. И давление Рори, нехитрый шантаж – тут вовсе ни при чем, Сэйерс сам решил – после смерти дочери его ничто не связывало с жизнью.

На счет, который Инч указал врагам Сэйерса, пришло семь переводов, хотя Рори ожидал только шесть, выходит, седьмой перевод сделал Сэйерс.

– Хотите получить наличными? Все сразу? – кассир сквозь пуленепробиваемое стекло глянул на Инча.

Рори кивнул.

– Тут есть одно распоряжение относительно первого перевода.

Рори понял, что первым перевел деньги как раз Сэйерс и только после его смерти пришли переводы его врагов. Суммы шести переводов совпадали, первый перевод оказался втрое больше остальных. Сэйерс, будто посмеиваясь из могилы, намекал, что его враги слишком дешево ценили его жизнь. Инч знал теперь, отчего Сэйерс не упирался, отчего не попытался исчезнуть, откупиться, перейти в атаку, мало ли что остается человеку со средствами, если его приперли к стене.

– Распоряжение такое, – кассир не поднял глаз на Инча, – сумму первого перевода наличными непременно передать в лиловом конверте. Мэй, – крикнул кассир, оборачиваясь к двери, ведущей во внутренние помещения, – у нас есть лиловые конверты?

Инч сделал предостерегающий жест: первый перевод он пока оставит.

– Как хотите, – кассир молниеносно сложил пачки и придвинул к окошечку. Инч сбросил пачки в мягкую сумку и вышел на улицу. Рори ехал не думая и не удивился, когда машина будто сама замерла у дома Найджела Сэйерса. Миссис Бофи услышала урчание мотора, обернулась, разгибаясь от клумбы, и радостно помахала Инчу – сразу узнала его красный «бронко» – как старому знакомому. Миссис Бофи, как и всегда, изнывала от скуки и решительно направилась к машине Инча, в руках старушенция сжимала букет лиловых цветов.

– Привет, – миссис Бофи игриво оперлась о капот, – я прочла ваши проспекты… Кришна и все такое… интересно… выходит, после смерти все только начинается… это особенно приятно выяснить в моем возрасте…

Рори не отрываясь смотрел на дом Сэйерса. Миссис Бофи цепко перехватила его взгляд и, придав лицу постное выражение, заявила:

– Сосед внезапно умер, сердечный приступ, а я не верю!

Рори вздрогнул, повернулся к миссис Бофи, старуха щекотала подбородок лиловыми цветами.

– Это я так, – пожала плечами. – Несчастные люди, будто проклятье: сначала жена, потом дочь, теперь сам… в последний раз я ему вручила букет вот таких цветов, он вцепился в него, как в бесценное сокровище.

Рори скользнул взглядом по лиловым лепесткам: «Лиловый конверт! Лиловые цветы! Что они, с ума посходили все с этим лиловым?!».

– Странно, – пробормотал Рори.

– Жизнь вообще сплошная странность, – охотно поддержала миссис Бофи.

Рори посмотрел на дом Сэйерса и только сейчас обратил внимание на густо-лиловые занавеси на окнах. У Инча перехватило дыхание, он включил зажигание и, обдав миссис Бофи лиловым же выхлопом – счастье, что хоть этого Инч не заметил, – свернул в переулок.

– Приезжайте еще! Вы забавный! – кричала вслед миссис Бофи и размахивала призывно букетом; в зеркале заднего вида в машине Рори мелькали лиловые пятна, и, казалось, Инч впадает в безумие…

Еще через неделю Экклз возжелал увидеть Рори Инча.

– Я дал ему достаточно времени, – сказал Тревор Барри Субону, – он не пожелал рассказать все, как было, тем хуже для него.

Рори шагал по дорожке к особняку, зная, что Тревор изучает его на экране монитора. Инч был подтянут, независим и производил впечатление вполне благополучного человека.

Рори поднялся на лифте на третий этаж и медленно приблизился к кабинету Экклза, над дверью вспыхнула лампа. Рори вошел и… не поверил глазам: Экклз стоял посреди ковра без костылей и, увидев Рори, спокойно двинулся ему навстречу.

– Удивлен? – Тревор потрепал Рори по плечу. – Выгодно, когда другие и не подозревают, что ты можешь… хорошо, когда все думают, что ты слепой, а ты все видишь! Все думают, что ты глухой, а ты все слышишь! Все думают, что ты калека, а ты… – Экклз пружинно вернулся к столу, сел и продолжил: – Но любая ложь, Рори, не может длиться вечно. Ты хочешь мне что-нибудь сказать?

Инч оценил самообладание Экклза, годами игравшего роль калеки.

– Все прошло благополучно, Тревор, – Инч знал, что в случае успеха дела Экклз любил, когда его называли запросто по имени, тогда его причастность к выполненной работе, к делу, сделанному другим, становилась более очевидной.

– И это все?

– Все.

Экклз снова поднялся, прошелся по кабинету, будто наслаждаясь собой в новом качестве – немолодого, но вполне крепкого мужчины.

– Рори, ты ненавидишь меня? – Тревор говорил мягко, даже с участием.

Инч помотал головой. Тревор никогда еще так не говорил с Инчем. «С чего бы это Тревор решил раскрыться, без сомнений отбросив костыли, которые таскал годами? Такое добром не кончается». И все же Рори не волновался, сработано чисто, ни одна душа не знала, что провернул Инч, ни одна, если не считать…

– Зря, Рори, – Тревор погладил голову бронзового Будды. – Упираешься? Тогда я расскажу. – Тревор примолк, будто давая Инчу последний шанс одуматься. Рори знал, что Тревор не прощает игры не на партнера, игры только на себя. Инч глянул на галстук Экклза: лиловый. Права была Джипси Гэммл, когда уверяла Рори, что чертовщины кругом пруд пруди, определенно, каждый в своей жизни не раз убеждается в этом. Рори смежил веки, чтобы вызвать образ Сандры и просить у нее защиты; к его сорока годам только один человек – Сандра – вроде бы соглашался двинуть вместе с Рори в путь, к старости.

– Итак, Рори, хочу предложить тебе очередное дело, – Экклз искрился в предвкушении расправы и не скрывал этого. Инч пытался понять, куда клонит Тревор, и не мог. Обычно, когда Тревор предлагал новую работу, все с готовностью соглашались, ясное дело – деньги. Сейчас, когда впервые в жизни Инч стал обладателем суммы, исключающей необходимость работать, он заколебался, промолчал, не выказал привычной готовности, и Экклз сразу углядел это. – Не вижу радости, Рори. С деньгами стало полегче, малыш?

– Устал, должно быть, перенапрягся, что ли, – Рори не любил, когда его заставляли отводить глаза, – я б повременил, похоже, заболеваю…

Тревор искренне рассмеялся, шумно, не скрывая восторга.

– Сейчас я расскажу про твою болезнь. Один парень, не подумай, что я, уже переболел ею когда-то. Представь, нужно было убрать Смита. Смит – величина! Иначе кто раскошелится? Тот парень рассуждал так: «Если некто хочет убрать Смита, значит, Смит немалого добился, если человек добился немалого, у него должны быть враги – обманутые друзья, оболганные компаньоны, завистливые конкуренты, брошенные любовницы…»

Рори припомнил пустырь и то, как его завалили на землю, как сверлом буравили дыры в животе… Тогда он выкрутился, теперь не получится. Тревор говорил именно теми словами, что сам Рори, пересказывая Сандре Петере свой план.