Все страхи мира

— Итак, вы говорите мне, что не обладаете никакой информацией и не можете предложить разумную гипотезу, чтобы объяснить события, происшедшие сегодня утром?

— Да, товарищ президент. Мне бы очень хотелось чем-то помочь, но я бессилен.

— Кто даёт советы Фаулеру?

— Не знаю, — признался Головко. — Министры Талбот и Банкер погибли. Оба присутствовали на футбольном матче — министр обороны Банкер был владельцем одной из команд, игравшей на стадионе, между прочим. Директор ЦРУ или все ещё в Японии, или возвращается оттуда.

— Заместителем директора является Райан?

— Да.

— Я знаю его. Это умный человек.

— Да, вы правы, но его увольняют с этой должности. Фаулер не любит его. Нам стало известно, что Райану предложили подать в отставку. Поэтому я не могу сказать вам, кто является советником американского президента, за исключением Элизабет Эллиот, советника по национальной безопасности, мнение о которой у нашего посла не слишком благоприятное.

— Итак, вы утверждаете, что этот слабый и тщеславный человек даже не имеет хороших советников?

— Да.

— Это многое объясняет. — Нармонов откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. — Значит, лишь я один могу дать ему хороший совет, но он скорее всего считает, что именно я стёр его город с лица земли. Великолепно.

Это был, наверно, самый глубокий анализ за весь вечер, но он оказался ошибочным.

ПРЕЗИДЕНТУ ФАУЛЕРУ:

ПРЕЖДЕ ВСЕГО ХОЧУ СООБЩИТЬ ВАМ, ЧТО ОБСУДИЛ ЭТОТ ВОПРОС СО СВОИМИ КОМАНДУЮЩИМИ И ОНИ ЗАВЕРИЛИ МЕНЯ, ЧТО ВСЕ СОВЕТСКИЕ АТОМНЫЕ БОЕГОЛОВКИ НАХОДЯТСЯ НА СКЛАДАХ И НИ ОДНА ИЗ НИХ НЕ ИСЧЕЗЛА.

ВО-ВТОРЫХ, МЫ С ВАМИ ВСТРЕЧАЛИСЬ ЛИЦОМ К ЛИЦУ, И, Я НАДЕЮСЬ, ВЫ ЗНАЕТЕ, ЧТО Я НИКОГДА НЕ ОТДАЛ БЫ ТАКОГО ПРЕСТУПНОГО ПРИКАЗА.

ТРЕТЬЕ, ВСЕ НАШИ ПРИКАЗЫ, ПОСТУПИВШИЕ КОМАНДИРАМ ВОИНСКИХ ЧАСТЕЙ, БЫЛИ ЧИСТО ОБОРОНИТЕЛЬНЫМИ. Я НЕ ДАВАЛ НИКАКОГО РАЗРЕШЕНИЯ НА ВЕДЕНИЕ НАСТУПАТЕЛЬНЫХ ОПЕРАЦИЙ. ЧЕТВЁРТОЕ, Я ВЫЯСНИЛ У НАШИХ РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫХ СЛУЖБ И ВЫНУЖДЕН С СОЖАЛЕНИЕМ СООБЩИТЬ ВАМ, ЧТО И У НАС НЕТ НИ МАЛЕЙШЕГО ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ТОМ, КТО МОГ СОВЕРШИТЬ ЭТОТ БЕСЧЕЛОВЕЧНЫЙ АКТ. МЫ ПРИЛОЖИМ ВСЕ УСИЛИЯ, ЧТОБЫ НАЙТИ ВИНОВНИКОВ, И ВСЯКОЙ ИНФОРМАЦИЕЙ, КОТОРАЯ ПОПАДАЕТ К НАМ, МЫ НЕМЕДЛЕННО ПОДЕЛИМСЯ С ВАМИ. ГОСПОДИН ПРЕЗИДЕНТ, Я НЕ ОТДАМ БОЛЬШЕ НИКАКИХ ПРИКАЗОВ СВОИМ ВООРУЖЁННЫМ СИЛАМ, ЕСЛИ НЕ ПОСЛЕДУЕТ ПРОВОКАЦИЙ. СОВЕТСКИЕ ВОЙСКА ЗАНЯЛИ ОБОРОНИТЕЛЬНЫЕ ПОЗИЦИИ И ОСТАНУТСЯ НА НИХ.

— Боже мой, — выдохнула Эллиот. — Сколько можно лгать? — Её палец упёрся в экран. — Первое: нам известно, что у них есть пропавшие боеголовки. Он лжёт.

Второе: почему он подчёркивает, что ты встречался в Риме именно с ним? Зачем это нужно, если только он не считает, что у нас появились подозрения о том, что это совсем не Нармонов? Самому Нармонову не надо подчёркивать это, правда? Наверно, это тоже ложь.

Третье: нам известно, что именно они напали на нас в Берлине. Тоже ложь.

Четвёртое: он впервые упоминает КГБ. Интересно почему. Что если у них есть альтернативный план… Сначала запугать нас — да, великолепно, после попытки запугать нас выдвигается альтернативный план, и нам не остаётся ничего другого, как принять его.

Пятое: теперь он предупреждает нас о недопустимости провокаций. Они «заняли оборонительные позиции». Вот уж действительно оборонительные. — Лиз сделала паузу. — Роберт, это попытка ускользнуть от ответственности, простая и очевидная.

— Я тоже придерживаюсь такой точки зрения, — согласился Фаулер. — У кого есть замечания?

— Меня беспокоит предупреждение о недопустимости провокаций, — послышался голос командующего стратегической авиацией. Генерал Фремонт следил за огромным дисплеем, на котором отражалась сложившаяся в данный момент ситуация. Сейчас у него было в воздухе девяносто шесть бомбардировщиков и свыше сотни танкеров. Базы ракетных войск стратегического назначения находились в состоянии боевой готовности. Телескопические камеры с объективами электронного увеличения на космических спутниках министерства обороны наблюдали за советскими ракетными базами вместо того, чтобы, как обычно, следить за всей территорией широкоугольными объективами.

— Господин президент, есть вопрос, который нуждается в неотложном обсуждении, — произнёс генерал.

— Что это за вопрос?

Фремонт заговорил спокойным, размеренным голосом профессионала.

— Сэр, после того как ракетные войска стратегического назначения в наших двух странах приведены в состояние боевой готовности, это изменило расчёт мощности стратегического ядерного удара. Раньше, когда у нас было свыше тысячи межконтинентальных баллистических ракет, ни мы, ни Советы не думали о том, что мощность первого удара, способного вывести из строя ракетные базы противника до такой степени, что он окажется не в состоянии нанести сокрушительный ответный удар, представляет собой стратегическую реальность. Для этого требовалось бы рассчитывать на что-то трудноосуществимое. В настоящее время ситуация изменилась. Ракетная технология вошла в стадию резкого совершенствования, а сокращение количества наземных действительно важных целей означает, что такой ракетный удар становится теперь теоретически возможным. Прибавьте к этому запоздание Советов в демонтаже их устаревающих СС-18 — чего требует договор о сокращении стратегических вооружений, — и вполне может создаться ситуация, при которой появится стратегический перевес, делающий упреждающий первый удар весьма привлекательным. Не забудьте, что мы сокращаем наши ракетные силы быстрее, чем они. Да, мне известно — Нармонов лично заверил вас, что через четыре недели они ликвидируют отставание и будут точно соблюдать график сокращения вооружений. Однако сейчас, насколько мы знаем, их ракетные полки по-прежнему находятся в боевой готовности.

Далее, сэр, — продолжал Фремонт, — если сведения, имеющиеся у вас, относительно того, что Нармонову угрожают его же военные, верны, то в этом случае, сэр, ситуация становится совершенно ясной, правда?

— Объясните, что вы имеете в виду, генерал, — произнёс Фаулер так тихо, что командующий стратегической авиацией едва расслышал его слова.

— Сэр, а если доктор Эллиот права и они действительно рассчитывали на то, что вы будете присутствовать на матче? Вместе с министром обороны Банкером. При существующей системе командования нашими вооружёнными силами это нанесло бы нам очень чувствительный удар. Я не утверждаю, что они напали бы на нас, но, вне всякого сомнения, они оказались бы в таком положении, что, отрицая свою причастность к взрыву в Денвере, могли бы объявить о переменах в своём правительстве таким образом, чтобы с помощью обычного устрашения не допустить нашего вмешательства в этот процесс. Это уже достаточно плохо. Но теперь создалась ситуация, при которой им ясно, что они упустили свою главную цель. Не так ли? И о чём они сейчас думают? Они могут думать о том, что вы подозреваете их в причастности к этому взрыву и что вы достаточно рассержены для того, чтобы нанести им ответный удар — тем или иным способом. Если они думают именно так, сэр, им может прийти в голову мысль, что лучше всего защититься от нашего ответного удара с помощью превентивного нападения и быстро лишить нас возможности ответить тем же. Господин президент, я не утверждаю, что они рассуждают таким образом, но такую возможность нельзя исключить.

И холодный вечер стал ещё холоднее.

— Каким образом можно остановить их от запуска своих ракет, генерал? — спросил Фаулер.

— Сэр, есть только один способ удержать их от соблазна нанести ядерный удар по Соединённым Штатам. Это особенно важно, когда мы имеем дело с их военными. Это разумные и хорошо обученные люди. Как все хорошие военные, они думают, прежде чем действовать. Если им станет ясно, что мы будем готовы нанести удар при первом признаке нападения, тогда с военной точки зрения их нападение становится бессмысленным и будет сразу отменено.

— Это хороший совет, Роберт, — сказала Эллиот.