Кумир

Салли взглянула на Криса. Вместе они молча следили за Терри, пока не уверились, что он действительно уснул. Тогда они поднялись и на цыпочках направились к двери.

— Уходите? — Голос Терри застал их врасплох.

— Мы думали, что ты…— обернулась Салли.

— Нет, нет.— В уголках его рта пряталась слабая улыбка.— Небольшое переутомление. Все эти меры безопасности. Вооруженная охрана. У нас в доме никогда не было никакого оружия. Что происходит с нашей страной?

Салли вернулась к кушетке, взяла руку Терри в свои ладони:

— Нам предстоит ее изменить. Сделать лучше.

— Не уверен,— откликнулся Терри.— Я больше уже ни в чем не уверен.

— Мы сумеем сделать это, если будем верить, что сумеем. Если начнем прямо сейчас.

Терри улыбнулся, коснувшись ее руки:

— Сейчас вряд ли. Сейчас я буду спать. И тебе советую…

— Но так много надо успеть. Столько дел.

— Дела подождут. Нам всем надо отдохнуть. Возьми себе выходной.

— Хорошо. Я съезжу к себе, соберу кое-что из вещей. Эти дни перед съездом я тогда поживу здесь, в доме для гостей. Крис меня перевезет.

— О чем речь,— бросил Крис,— в моей-то новой бронированной "тойоте"…

Терри приложил руку к ее щеке. Салли прижалась к ней, ощутив тепло в выемке его ладони.

— Но что все-таки происходит с нашей страной? — повторил он так тихо, как если бы он не обращался ни к кому или ко всем сразу.— Или мы все с ума посходили?

10.10.

— …Двое вшивых обормотов… из-за вас весь этот дерьмовый дом в щепки разнесли… до самого рождества только и будем делать, что строчить эти говняные отчеты…— разорялся Барни Скотт, перелистывая папку с материалами патологоанатомического заключения о смерти Мартинеса. Манкузо и Росс, в хлопчатых рабочих комбинезонах, стояли посреди его офиса, переминаясь с ноги на ногу.

— Тут ничего нет насчет СПИДа,— произнес Скотт, захлопнув папку.

— Нет, есть,— угрюмо возразил Росс.— Я сам читал.

Скотт швырнул папку через стол:

— Покажи!

Быстро пролистав ее, Росс нашел желтый бланк. Отойдя в угол, Манкузо со скучающим видом наблюдал оттуда за происходящим.

— Продырявили весь е… дом, как ворона кусок сыра,— снова начал Скотт.

— Не я это затеял…— заметил Манкузо.

— Я тебе разве еще не говорил, что ты кусок дерьма?

— Н-да,— по своему обыкновению промямлил Манкузо.— По части комплиментов ты мастак.

Росс оторвал взгляд от бумаг.

— Что-то не вижу. Вот здесь это было, в этом самом…

— В твоем дерьмовом воображении! — перебил его Скотт.

Манкузо сидел в углу, ковыряя в ухе.

— Позовите доктора,— заметил он,— и все сами узнаете.

— Какого еще доктора?

— Ну этого, как его? Саммерса. Очкастого. Спеца по судебной медицине.

— Позову.— И Скотт сделал для себя пометку.— Не сомневайся.

Росс осуждающе поглядел на Манкузо.

— Хотя…— Манкузо почесал подбородок.— Может, мы его не так поняли и он имел в виду слуховой аппарат [40]?

Скотт насторожился:

— Какой еще слуховой?

— А чтобы слышать, что творится в заднице,— невозмутимо проронил Манкузо.

Скотт откинулся на спинку кресла, взбешенный.

— Выметайтесь отсюда к едреной матери!

Это они и сделали.

Росс нагнал Манкузо в коридоре:

— Зачем ты так?

— А что я такого сделал? — спросил Манкузо, не оборачиваясь.

— Подставил Саммерса! Черт возьми, Джо, ты же отдал его Скотту на съедение.

— Отвяжись!

— Не юли, Джо.— Росс не на шутку разошелся.— Ты его продал!

Они остановились у лифта. Манкузо пожал плечами:

— Жизнь — сволочная штука.

Двери лифта отворились. Манкузо нажал кнопку первого этажа.

— Послушай, Джо,— начал Росс.

В ответ Манкузо, улыбнувшись, стиснул его руку. Прервавшись на полуслове, Росс посмотрел туда же, куда был устремлен взгляд Манкузо,— на решетчатое отверстие переговорного устройства и поблескивавшее над ним око телекамеры.

— Тебе не кажется, что ты слегка преувеличиваешь, а? — спросил Росс, когда они уже шагали вместе по улице.

— Послушай, что я тебе скажу,— ответил тот.— В 54-м по заданию Бюро я отлавливал "комми" [41] для Маккарти. Теперь маккартизм — бранное слово. В 56-м меня послали подслушивать разговоры одного черного проповедника в Алабаме [42]. Сегодня день его рождения — национальный праздник. В 71-м, в Канаде, я выслеживал ребят, которые уклонялись от армии по религиозным убеждениям. Потом Картер объявил им всем амнистию, устроил для них прием. Каждый раз, как Бюро начинает размахивать флагом, можешь быть уверен: его древко будет в дерьме, а нести его поручат — тебе.

Они остановились на углу.

— Ты что, ничему не веришь?

— Да нет, верю. Всему, кроме людей.

Росс покачал головой.

— Герои перевелись, малыш,— процедил Манкузо.— Остались одни бутерброды [43].

11.50.

Крис отвез Салли домой в Джорджтаун собрать все необходимое. Она почти закончила сборы, но, войдя в ванную, вдруг убедилась, что у нее не осталось ничего из косметики. Быстро натянув поверх летнего платьица свитер, она сбежала по брусчатке холма к ближайшему супермаркету на Висконсин-авеню. Схватив тележку, она стремительно покатила ее между рядами полок, на ходу выхватывая то лак для волос, то крем для рук, то большую пластмассовую бутылку "скоупа" [44]. Оставалась еще зубная паста, когда она налетела на чью-то тележку.

— Простите, я совсем зазевалась…— пробормотала она.

Молодой человек усиленно тер колено.

— Да уж лучше бы вам смотреть в оба,— начал он, но, взглянув на нее пристальней, воскликнул:— Салли?!

Она, заморгав, уставилась на него.

Молодой человек выпрямился. Высокого роста — за шесть футов,— с голубыми глазами, он был одет в синий с иголочки блейзер, серые брюки-"бананы", батник и мягкие туфли. Великолепный экземпляр, оценила Салли.

— Я Стив Томас,— представился незнакомец.

Но ни имя, ни внешность ничего ей не говорили.

— Стив, разве не помните? Университет в Эмори, шестьдесят восьмой год? Бурлеск "Дули фроликс"?

Она улыбнулась одной из своих неотразимых улыбок:

— У меня, наверно, старческий склероз. Никак не припомню…

— Ваша подруга Энджи еще встречалась с Джерри Кэмором.

— Господи! — Салли рассмеялась.— Я не вспоминала об Энджи и Джерри лет, наверно…

— Может, вместе позавтракаем?

— Жаль, но не получается. Я ведь выбежала на минутку, кое-что купить и…

— Но поесть-то все-таки надо!

"Да, экземпляр",— снова подумала Салли, уступая его настойчивости.

— Ну разве что по-быстрому.

ПОЛДЕНЬ.

— Две порции со всем, что полагается.

Манкузо протянул уличному продавцу с тележкой пятидолларовую бумажку. Ему не очень-то улыбалось возвращаться в Арлингтон, да еще в полдень, когда все дороги забиты. К тому же здесь, в толпе, без труда можно затеряться. Ожидая свои горячие сосиски с приправой, Манкузо с удивлением наблюдал, как туристы с помощью "Полароида" спешат увековечить себя на фоне бронзовой статуи, изображающей водружение флага на горе Сурибачи [45]. Особенно много было среди фотографировавшихся японских семей. "Чертовы япошки,— подумал Манкузо,— знай себе снимаются, а ведь мемориал-то воздвигнут в честь того самого сражения, где им как следует надавали по шеям. Смешно, как время все переворачивает вверх тормашками".

— Не налегай на капусту, парень! — произнес за его спиной Гарри Уилсон: протянув руку, он унес одну порцию.