Укрепрайон «Рублевка»

Пропустив вперед Шатунова, он вошел в свой малахитовый кабинет и уже там не стал себя сдерживать.

Ему активно не нравилась та едва уловимая атмосфера какого-то безразличия и даже цинизма, исходившая в последнее время от общения с главными чиновниками страны. Он давно уже понял, что латанием дыр одновременно с имитацией видимости Империи, чем он в итоге занимался все годы своего правления, ничего эпохального свершить, увы, так и не удалось. Хотя, передавая бразды правления в его руки на кремлевском крыльце, президент Уралов завещал лишь беречь Россию. Не ломать, не перестраивать, не приумножать, а всего лишь сберечь.

«Собственно, для кого сберечь? – вдруг подумал президент. – Для народа? Или для преемника?»

Он скосил взгляд в сторону дверей, где все еще скромно топтался его возможный сменщик, пытаясь убрать с высокого лба непокорную челку.

Как ни цинично звучит, но это так – именно сменщик.

– Ты что топчешься у дверей, как топтыгин? Присаживайся. Разрешаю «примерить» кресло.

Шатунов позволил себе великодушно ослушаться и сел на приставной стул.

– Что, не по Сеньке шапка?

– Как скажете, – потупил взгляд вице-премьер.

– То-то и оно – как скажу. Конечно, моей рекомендации хватит, если скажу народу, как тогда Уралов. Но правильно ли поступлю? Вот в чем вопрос!

Действительно вопрос! Президента даже передернуло от прикосновения к холодному дыханию вечности.

Он часто думал в последнее время об этом. Исторически сложилось так, что прогресс в России обеспечивался не столь даже умным, сколь долгим правлением яркой неординарной личности. Иван Грозный, Петр Великий, Екатерина, Сталин, наконец... Как ни крути, все они были созидателями, а не просто «сберегателями». Но у страны теперь новая Конституция... Ее не изменишь.

Тем более что ему абсолютно не было жаль расставаться с браздами правления. Может, в том и есть его высшая президентская зрелость, чтобы продолжить преемственность власти в стране.

На самом деле он давно уже сравнивал себя с арбитром на футбольном поле, которому одна часть публики аплодирует, а другая посылает на мыло или, того хуже, кроет матом. За что? Разве всем угодишь?! И какого, собственно, рожна он должен угождать? И сколько это еще может продолжаться?

Президент вновь посмотрел на возможного сменщика, нос которого от волнения еще более заострился.

– Правильно я рассуждаю, Сергей Васильевич? – хитро спросил он вице-премьера.

– Простите, не понял?

– Вот и я о том же, – пробормотал президент. – Как ты думаешь, Сергей Васильевич, не надоело мне тянуть всю эту лямку? Каждый день лицезреть ваши скучные лица, кстати, как раз в этом самом кресле, в котором ты сейчас сидишь...

Под пристальным взглядом президента будущий сменщик заерзал. Тем более речи шефа ему были непонятны, а стало быть, опасны.

Президент с сожалением констатировал, что вылепленная его собственными руками команда мало-помалу распадается, хотя внешне это, возможно, и незаметно.

Опустившись в свое излюбленное кресло, хорошо знакомое миллионам телезрителей именно потому, что во время экранных «собеседований» с посетителями главного кабинета страны оно неизменно пустовало, президент привычным движением раскрыл синюю папку с ежедневным обзором прессы.

Специально обученные на составлении выжимок из СМИ мастера были кем-то в его аппарате здорово надрессированы лишь на определенного рода критику. И кто уж конкретно пытался влиять на него таким вот бесхитростным способом, президент особо не зацикливался.

Какая, собственно, разница? Кто из его советников – Умнов, Крутов, Смирнов или еще кто-то за кулисой, о себе мнил, что именно он серый кардинал Кремля, старательно, красным маркером выделяя все критические выпады журналистов в адрес тех или иных персон из его окружения?

Тем не менее президент заставил себя прочитать обзор СМИ и в первую очередь те строки, которые были старательно подчеркнуты красным маркером.

«...Сегодня Россия не та страна, какой была еще семь лет назад... Мы живем в другой стране... Нас лишили свободы... Власти пошли по пути корпоративизма... Главным принцип действий Кремля – это приватизация прибылей и национализация убытков...»

–Надергали, – раздраженно пробормотал он побелевшими губами. – Сам черт не разберет, что в этих статьях на самом деле.

– Вы это мне?

Президент вспомнил, что в кабинете он не один. Он навел на Шатунова свой знаменитый стальной взгляд, выработанный еще со службы в КГБ и от которого иным становилось не по себе.

– Ты пока поезжай к себе. В свой Белый дом. Или ты, дружочек Сереженька, забыл, что давно служишь там, а не в Кремле?

– А как же нам обсудить...

Завершить фразу он не успел.

– Ты ничего не перепутал? Если что и надо обсудить, то не нам, а мне. Если с вице-премьером, то я тебя приглашу специально. А если с воспитанником в некотором роде, то не в Кремле. Так что пока.

Покидая кабинет, Шатунов не знал, что и думать. С чего такой иезуитский гнев? Ведь вроде ничего не сделал.

Президент вновь вернулся мыслями к закончившемуся час назад заседанию Совбеза.

Силовики только делают вид, что ему подыгрывают. На самом деле держат свои ходы про запас. Если не Шатунов, то у них свой киндер-сюрприз наверняка заготовлен. В тылу отсиживается. Хотя у них, пожалуй, тоже согласия нет. Это, кстати, умно придумано, когда удалось развести Любимова с Кушаковым. Сами они, конечно, политику не способны делать. Но вот подыграть?!

Одно хорошо, что теперь ни за что не станут играть на одной волейбольной площадке. И с олигархами уже никогда не сойдутся. Да что там рассуждать?!

Разозлившись на самого себя, Президент попытался хоть мысленно, но все же собрать разбегающиеся в никуда мысли. Ибо если и продолжать их неукротимый ход, то непременно договоришься до того, что сам всему и потворствуешь.

Углубившись вновь в строки обзора прессы, президент поймал себя на мысли, что все же не может сосредоточиться. В голову лезло совсем другое. Он вдруг подумал о том, что рано или поздно демократия в России неизбежно породит диктатуру. Доиграются. Впрочем, кто именно доиграется – то ли народ, то ли его свита, то ли он сам, – понятно не было. Нет, сколько бы там ни дискутировали, стране нужна стабильная власть. А как еще ее можно добиться, кроме как через институт преемственности?! Любые резкие перемены могут оказаться пагубными для государства. Если не принять решительных мер, продажные чиновники вкупе с олигархами окончательно распродадут страну по частям. А что же тогда будет с Россией, что будет с народом, который упорно ждет «доброго царя»?

В который раз президент вернулся к тексту из синей папки.

«...Новый российский империализм приобретает отчетливый корпоративистский облик... Корпоративизм занимает центральное место в общественной сфере... Ярким примером стало создание Общественной палаты, скроенной по модели корпоративистского государства Муссолини... Это принцип предоставления всех видов ресурсов лишь членам корпорации... Именно таким членом корпорации является новоявленный вице-премьер Сергей Шатунов».

Наконец-таки добрался до цели этой профилактической подборки. Вот куда, оказывается, клонит этот печатный понос. Понятно. Стало быть, недруги выдвиженца считают, что он в будущем может стать неуправляемым, как, к примеру, тот же Муссолини. Так все-таки кого сравнивают с Муссолини – сменщика или его, действующего президента? Какая все-таки наглость! Сравнивать его с Муссолини! Вот уж действительно – книги делают человека умным, а пресса нервным.

Главу государства особенно покоробило то, что за многими печатными сентенциями торчат уши его бывшего советника по экономике Ионова. Вот и верь потом людям. Чего ему не хватало?!

– Вызовите Кушакова и Шатунова! – сухо распорядился он по селектору. – На четырнадцать часов. Или лучше не так. Кушакова к четырнадцати, а Шатунова к пятнадцати.

Президент на минуту представил, как чертыхнется сменщик, когда услышит, что ему велено вернуться в Кремль. Ведь только что он был отослан в Белый дом. Ничего, не запарится. В этот момент без предварительного доклада в кабинет заглянул ближайший советник Илья Ильич Крутов.