Живописец смерти

42

Такое количество полицейских редко когда можно увидеть. Кругом доминировал синий цвет. Но это на земле. А небо, наоборот, было серым, то есть соответствовало ситуации. Густые облака предвещали дождь.

Первым говорил мэр, затем шеф полиции Тейпелл. Речи были короткие, официальные, но от всего сердца.

Хоронили полицейского, Морин Слаттери.

Кейт посмотрела на ряды надгробных плит, которые в перспективе сходились в одной точке, и вспомнила картину Джованни Беллини, волшебную церковь в церкви. Вспомнила, как она понравилась Морин. Живописец смерти разрушил еще одно прекрасное воспоминание.

Неужели это было всего два дня назад?

Полет домой вспоминался сплошным кошмаром. Кейт пыталась поддержать себя скотчем, но безуспешно. Ничего не помогало, ведь в том же самолете находилось тело Слаттери.

Она посмотрела на родителей Морин, которые стояли рядом с могилой. По щекам у них текли слезы. Затем сжала руку Ричарда.

Кейт отодвинула сандвич в сторону. Аппетит так и не появился.

— Я все еще не могу в это поверить. — Она посмотрела в окно на прохожих и проезжающие мимо машины.

Лиз наконец собралась с духом.

— Послушай, Кейт. Слаттери была полицейским и находилась там при исполнении обязанностей. Она сознавала опасность. С таким же успехом на ее месте могла оказаться ты.

— Так я и должна была оказаться.

— Стенания напрасны, от них нет никакого толку. — Лиз заглянула ей в лицо. — Ты не должна распускаться. Отчаяние тебя погубит… Ты была… да что там… ты и сейчас коп. И знаешь правила. Знала их и Слаттери.

— Лиз, я просто пытаюсь все проиграть назад. Думаю, если бы итальянские полицейские разделились, один пошел бы со мной, а другой остался с ней… Если бы только…

— Кейт, в эту игру «если бы только» можно играть до бесконечности. Гибель Морин — трагедия. Но сейчас ты должна взять себя в руки и сосредоточиться. Живописец смерти по-прежнему разгуливает на свободе.

Кейт нехотя кивнула. Лиз права. Есть только один способ все это пережить. Я должна поймать этого ублюдка. И заставить его заплатить за все.

* * *

Обесцвеченные кудри миссис Правински слегка растрепались. Она их пригладила и посмотрела на Кейт.

— Еле поднялась по этой ужасной лестнице. Чуть не отнялись ноги. Не дай вам Бог испытать такое, дорогая.

— Вы выглядите чудесно. — Кейт заставила себя улыбнуться.

Соседку Элены, которая жила этажом ниже, пришлось вызвать еще раз. Фоторобот, изготовленный с ее помощью полицейским художником, пока никаких результатов не дал. Теперь Кейт принесла в комнату десяток альбомов с небольшими фотографиями преступников, привлекавшихся последние пять лет. Здесь были все — от мелких воришек и хулиганов до насильников и убийц. Миссис Правински начала медленно переворачивать страницы.

— О, а вот это лицо очень противное.

Кейт насторожилась.

— Это он?

— О нет. — Старуха перевернула страницу. — Просто, понимаете, лицо у него злое и неприветливое.

Кейт вздохнула. Ничего не поделаешь, придется набраться терпения. Они и так потеряли время, взяв тогда неверный след. И теперь вот пришлось вернуться к тому, что надо было уже давно сделать. Может быть, миссис Правински опознает в одном из этих правонарушителей гостя Элены. Старуха опять подняла голову.

— О… посмотрите на него. — Он ткнула артритным пальцем в фотографию.

— Что? Что!

— Он очень похож на телеведущего Мерва Гриффина. Верно?

О Боже. Кейт почувствовала, что ей необходим перерыв. Попить кофе, съесть что-нибудь.

— Я сейчас вернусь. — Она приветливо улыбнулась миссис Правински, которая снова уткнулась носом в альбом. — А вы продолжайте смотреть.

* * *

По улице навстречу движется людская толпа. Некоторые, наверное, воображают себя крутыми, думают, им и море по колено, и справятся с любым одной левой. Чепуха. Он их не боится. Просто берет по одному и вырывает руки и ноги из суставов. Кого-то укорачивает на голову, а кому-то перерезает горло. И вот уже вся улица усеяна растерзанными телами. Тротуары красные от крови, она стекает в кюветы.

Он всемогущ. Он воитель.

Вот идет человек и улыбается. Глупец, неужели он не видит, что перед ним воитель, Живописец смерти? Который только что вскрыл его грудную клетку и извлек сердце? Он задумывается и вскоре понимает, в чем дело. Ведь он ведет себя нормально, поэтому никто не знает, что он тот, кто может доставить невероятные мучения.

И вот наконец берлога, которую он обустроил у реки. Его переполняет восторг. Это так восхитительно — ощущать себя невидимкой и непобедимым. Он бросает взгляд на рабочий стол, вспоминает подготовку к инсталляции с участием Кейт в роли святого Себастьяна, и настроение портится.

В Венеции должно было получиться. Она должна была находиться в номере. Он все рассчитал правильно. А испортила дело эта глупая женщина-полицейский. Он лупит рукой по столу. Все предметы подпрыгивают — ножницы, клей, карандаши, ручки. Откуда ему было знать, что с ней в номере будет жить кто-то еще? Он готовился к одному, а тут пришлось неожиданно перестраиваться. Нет, так работать невозможно. Он ведь все-таки не механизм. Он живописец. И вдобавок ко всему он ничего не сфотографировал. То есть от акции не осталось никаких документов. Почему так получилось?

— Я забыл этот чертов фотоаппарат, потому что много чего надо было предусмотреть. Я всего лишь человек, понимаешь?

А я думал, ты супермен.

— Пошел к черту!

Ты не забыл фотоаппарат, а просто поленился взять. Теперь у меня нет доказательств. Может быть, этого вообще не было?

— Тебе нужны доказательства? — Он выкладывает на стол газету и раскрывает. — На, читай!

ПОХОРОНЫ ЖЕНЩИНЫ-ПОЛИЦЕЙСКОГО, ПОГИБШЕЙ

ПРИ ИСПОЛНЕНИИ СЛУЖЕБНЫХ ОБЯЗАННОСТЕЙ

Вижу, вижу. Но героизм проявила она. Не ты.

— Ты, наверное, шутишь? Она кричала и плакала как маленькая. — Он комкает газету и швыряет на пол. — Но я действительно зря растратил творческие силы и время. Использовал святого Себастьяна на такую… такую жалкую пигалицу.

И ты называешь себя живописцем?

— Но это выглядело великолепно, поверь мне! — Он плюхается в кресло, и голос замолкает, удаляется куда-то, забирая с собой также и его силу. Он чувствует себя усталым и опустошенным. Даже дышать тяжело.

Наверху зашевелились голуби. Он поднимает голову, смотрит на стропила. Если бы можно было стать одним из них и летать над всей этой грязью и мерзостью… всю жизнь. Перед глазами вспыхивают картины страданий: содранная кожа, отпиленные кисти рук, слезы, жертвы кричат, им больно, очень больно…

Сколько раз он обещал себе остановиться?

Он достает небольшой запрестольный образ, который взял тогда у Пруитта, надеясь найти в нем успокоение.

Мадонна наблюдает за ним с блаженной улыбкой, а дитя Христос смотрит своими невинными глазами. Как хорошо было бы устроиться у нее на коленях.

Он застывает. Странно, что это не пришло ему в голову раньше. Получится даже лучше, чем святой Себастьян. Много лучше. Она — Мадонна. Он — дитя. Они вместе.

Он быстро встает и собирает все необходимое, свой небольшой арсенал. Два пистолета (один обыкновенный, другой — стреляющий иглами, поражающими жертву электрошоком, их используют для усыпления диких животных), препараты для подкожного впрыскивания. Самое забавное, что все это можно теперь купить по Интернету. Получит любой, кто закажет и оплатит.

Настроение поднимается. Венецию забудем. Новая инсталляция будет даже лучше. Но для этого она должна прийти сюда. Как ее заставить?

Он раскладывает по столу открытки с репродукциями, внимательно изучает каждую. Сюжет, цвет, настроение. Пока ничего не нравится. Наконец на глаза попадается черно-белый автопортрет, и одновременно приходит идея. Начнешь с него. Получишь ее.