Оборотень

Поначалу, как только лёг, он заснул мгновенно и крепко. Ещё бы! Какой круговорот энергии за день через себя пропустил — и отдал, и получил. Вот и спал счастливо, беззаботно. Но потом, уже наверное под утро, словно приоткрылась щель между явью и сном, и стали в неё просачиваться туманные тёмные сгустки, расплывчатые тени, тусклый лунный отблеск, переулки, резкие повороты. Он, Серёжа, а, может, другой мальчик, бежал, но каждый шаг давался тяжело, ноги трудно отрывались от земли, словно это было иное мощное притяжение. И был ещё страх оглянуться, увидеть что-то знакомое и страшное. А намёком на это знакомое, далеко сзади, но быстро приближаясь, дребезжал какой-то звук. Или голос?…

Серёжа не проснулся: заворочался, заметался, перевернулся на другой бок и, почти сразу, опять нырнул в крепкий сон. А когда проснулся по будильнику, в полвосьмого, помнил свой ночной кошмар очень смутно. Было лишь ощущение того, что видит он подобный сон не впервые — что-то похожее грезилось… И дребезжание ассоциировалось у него с Гриней, с его голосом.

Но, к счастью, Гриня ушёл, испарился! Бог с ним, что в отцовской одежде! Переживём! Да и зачем о нём теперь думать — есть дела поважнее!

В окно Серёжа увидел, что Олег открывает замок гаража. Отлично, он уже готов, ждать себя не заставит. Через пять минут они уже помчат по трассе — два славных парня, верных друга, на лучшем в мире мустанге — к рыцарскому замку, к белопарусной яхте и синему морю!..

… Завтракали ребята не спеша, на травяной лужайке слева от входа в дом. Вынесли лёгкий круглый столик и два плетённых кресла. Задувал приятный ветерок. Был он лёгкий, но налетал порывами и, как будто, нёс свежесть. Олег вспомнил, что ночью слышал громовые раскаты.

— А я спал, как убитый! — похвастался Серёжа. Только под утро какая-то белиберда приснилась, вроде кошмара.

— Как раз под утро и громыхало, — объяснил ему Олег. — Часть твоего мозга, которая уже готовилась проснуться, эти звуки воспринимала и трансформировала в образы. Громкий звук — тревожный образ. Всё объяснимо, беспокоиться тебе не о чем.

— А я и не беспокоюсь. Наоборот — всё здорово! Ты не передумал, я буду сегодня капитаном?

После завтрака они немного размялись: поиграли на корте в теннис, повторили приёмы самообороны. Олег заставил Серёжу отрабатывать их по-настоящему, потом похвалил:

— У тебя отличная реакция. Я отведу тебя к своему тренеру, он из тебя сделает бойца.

Когда, наконец, прихватив кое-что из амуниции, они сбегали по косогору вниз, к причалу, Серёжа сказал:

— Знаешь, Олежа, я наверное смогу уже хоть и завтра договориться с отцом и пожить здесь, у тебя, сколько хочешь. Если ты только не передумал.

— Наоборот, я рад. Мы чудесно проведём время.

— Только вот что… У тебя здесь, наверное, взрослые парни и девушки бывают. Надо мной не будут смеяться?

Олег на минутку остановился, посмотрел на мальчика долгим, глубоким взглядом. Улыбнулся ласково:

— У меня здесь почти никто не бывает. И разве нам вдвоём с тобой плохо? Скучно?

— Вот ещё! — Серёжа зарделся от удовольствия. — Просто я подумал, что в таком замке места много, можно большую компанию разместить.

— Всё будет только наше. Развлечёмся!

Они бросили вещи на песок, пошли по деревянному причалу к яхте. По морю шли небольшие волны, судно покачивалось, парус хлопал на ветру.

— Однако… — протянул Олег. — Ветер крепчает. Гляди-ка, тучки натягивает! Отлично! Пусть пойдёт дождь.

— Попутный ветер в парус — это же хорошо!

— Конечно же хорошо! — Олег похлопал Серёжи по плечу. — Вот только мне, юнге, придётся вам, синьор капитан, помогать поактивнее. С ветром шутки плохи… И вот ещё! — Олег поглядел на бегущие по воде крутые буранчики. — Сбегай-ка, Серёжа, наверх, в дом. В гардеробе, в левом шкафу возьми две куртки-ветровки. На случай дождя. Да и брызги этот ветерок на нас не раз обрушит. С головы до ног мокрыми будем.

— Слушаюсь, юнга! — Серёжа весело козырнул — Я мигом!

Крупными прыжками он помчался по косогору вверх. А когда выскочил на самую вершину, увидел глубже во дворе, под деревьями, худую фигуру Грини. Он не успел ещё до конца понять в чём дело, но необъяснимая и очень ясная мысль блеснула в уме: «Явился по мою душу».

Недаром Олег сказал, что у Серёжи отличная реакция. В один миг, глядя на машущего руками, подзывающего его Гриню, Серёжа продумал несколько вариантов своего поведения. Во-первых, нужно дать знать Олегу. Но так, чтоб Гриня не догадался, не понял. А то ведь спугнёшь его — он опять притворится, наплетёт с три короба, вывернется, и никто, даже отец, не поверит, что замышлял этот урод плохое против Серёжи. Нет, ловить надо с поличным, тогда всё будет ясно. И он справится с этим дохляком, недаром Олег научил его трём классным приёмам. «Подпущу, дам вытащить ножик, и — раз! — обработаю!»

Но было ещё одно, что сдерживало мальчика от сильного желания закричать, замахать руками, позвать Олега. Хоть и далековато стоял Гриня, но Серёжа слышал, как он произносит имя его отца: «Игорь Романович». Ерунда это, конечно, и притворство, но… Серёжа вдруг вспомнил, что ключ от квартиры, который давал отец, остался у Грини. А вдруг и правда его послал отец, вдруг что-то случилось?

Все эти мысли и соображения прокрутились у мальчика мгновенно. Ни Олег у воды, ни Гриня во дворе почти не уловили заминки в движении Серёжи. Взбежал наверх, остановился перевести дух — обычное дело. И Серёжа, повернувшись левым боком к Олегу, так, чтобы не видел Гриня, сделал рукой жест, словно отрывает ухо и бросает в сторону. Грине это должно показаться просто приветственным взмахом, но Олег должен был понять. Ведь только вчера они смеялись, делая точно такие движения и говоря о Грине.

Серёжа не стал разглядывать, понял его Олег или нет, а уж тем более повторять жест. Гриня мог догадаться, да и заминка его бы насторожила. Поэтому мальчик сразу направился к этому странному человеку в такой знакомой отцовской одежде. Старался, чтобы и походка его, и выражение лица выглядели удивлённо беззаботными. Но внутренне, загоняя подальше свой страх, он концентрировал внимание, напрягал руки и ноги, чтобы в нужный момент… Но ничего сделать не успел. Едва мальчик подошёл к улыбающемуся Грине, как тот, протянув к нему руки, продребезжал:

— Серёженька…

И сделал почти неуловимое движение ладонью. Боль вспыхнула и погасла. Тихо ойкнув, Серёжа упал в траву, как в чёрную дыру.

Приходил мальчик в себя медленно, тяжело. Голова кружилась и болела резкими пульсирующими толчками. Мутило и тяжело дышалось. А ещё он не мог двигаться. Лишь через время Серёжа понял, что сидит, опираясь спиной о какой-то ящик в сумрачном помещении, руки скручены за спиной наверное проволокой — сильно жжёт. А ноги почему-то совсем не шевелятся. И не только ноги: нижней части своего тела он будто даже не ощущает.

Медленно опустив глаза, мальчик увидал, что он — голый. Жуткий, невообразимый страх ударил очередным болевым толчком в голову, прокатился по гортани, выдавил хриплый стон, сжал звериной лапой, впиваясь когтями, сердце. И тут, откуда-то сбоку, словно проявился из тумана Гриня. Это был он: в отцовской одежде, с белесыми волосами и бородкой. И не он… Это существо тяжело дышало, безобразно раздувая ноздри, царапало себе грудь скрюченными пальцами, по лицу словно бежала судорога, искажая его.

«Нет, — подумал Серёжа, глядя стекленеющими глазами. — Это неправда. Я сплю и вижу сон. Сон про фильм ужасов». И тут, хотя мысли текли медленно и неповоротливо, он вспомнил. Он уже видел такой сон. В том сне был оборотень с неуловимым лицом. Но на одно мгновение Серёжа тогда это лицо увидел. И теперь видит вновь — то же самое лицо. Грини… Оборотня…

И, словно в подтверждение правоты, стоящее перед ним существо заскрежетало зубами и заговорило скрипуче-шипящим, тягучим змеиным голосом:

— Сейч-час-с, мой мальч-чик, ты станеш-шь мною! Отдаш-шь свою ж-жиз-знь и энергию… Не бойс-ся! Ты с-станеш-шь бес-смертным. Но перед этим отведаеш-шь с-самый луч-чш-ший в мире деликатес-с-с… Своё тело!..