Живописец смерти

Вот, например… Что это в руке у Пруитта? Кейт взяла лупу. Надо же, счет из химчистки. Почему? Действительно, не за что зацепиться. Она взяла следующий скоросшиватель.

ИТАН СТАЙН

Причина смерти: потеря крови. На губах жертвы и в ноздрях следы хлороформа. В носу обнаружены волокна ткани. Заключение токсиколога пока не готово.

К лицу жертвы был прижата тряпка, смоченная каким-то наркотическим веществом. Это Кейт могла представить, а вот фотографии ее поразили. Пол мастерской залит кровью, художник голый, лежит на спине, нога поднята. Вернее, поднято то, что от нее осталось — то есть окровавленный штырь. Половина груди темно-бордовая, все мышцы обнажены. Похожи на стейки в мясном магазине. А это что такое? Кость?

Кейт оперлась рукой о край стола. Быстро пробежала глазами отчет. «С правой ноги, а также с левой грудины жертвы полностью снята кожа».

Снята кожа? Она заставила себя снова просмотреть фотографии. Лицо Итана Стайна являло собой аллегорическую маску невыносимой боли. Боже мой. С него сняли кожу… с живого? Прямо об этом в отчете сказано не было, хотя огромное количество потерянной крови свидетельствовало, что сердце в это время работало на полную мощность. Отчего такая жестокость?

Кейт пришпилила фотографии, сделанные в мастерской Стайна, рядом со снимками Пруитта, и тут же выяснилось, что половина растерзанного тела Стайна ярко сияет, а другая погружена в чернильную тьму. И в этой сцене ей снова показалось что-то смутно знакомым. Но что? Ладно. Пора раскрывать дело Элены. Дальше откладывать нельзя.

Результаты осмотра тела — температура такая-то, несколько ушибов лица, многочисленные ножевые раны — Кейт уже знала. Она вывалила на стол фотографии, которые разлетелись во все стороны, а одна даже соскользнула с края и упала на пол. Та, на которой лицо Элены было снято крупным планом. На щеке виден какой-то странный узор.

Кейт прикрепила фотографии Элены к доске, даже не рассмотрев по-настоящему, затем отступила, сунула в рот сигарету, прикурила, выпустила струю дыма, который образовал перед глазами приятную завесу. Вспомнила офорты Гойи в галерее Мерта.

Может быть, здесь тоже все нужно разглядывать на некотором расстоянии? Она отошла и внимательно изучила печальную фотогалерею. Здесь было что-то странное, без сомнения. Но что? Кейт взяла лупу и снова рассмотрела все фотографии. Сейчас ее внимание привлекла маленькая скрипка, приклеенная к одной из картин Итана. Странно. Раньше вроде он никакими коллажами не баловался. Бессмыслица какая-то.

Больше двадцати минут Кейт переходила от одной фотографии к другой, внимательно вглядываясь через лупу, но ничего путного на ум не приходило. Единственный результат — резь в глазах и подступающая головная боль.

Она вошла в ванную комнату, выложенную карарским мрамором, открыла антикварные медные краны. Огромная ванна начала наполняться водой. Кейт добавила туда ароматизированного геля и направилась в спальню. Сняла одежду, положила на кровать и взяла с ночного столика последний номер «Нью-йоркера», намереваясь полежать с ним в ванне. Может, полегчает.

В ванной комнате уже было туманно. Кейт вдохнула насыщенный ароматом гиацинта влажный воздух, сунула ногу в ванну, чтобы попробовать воду, и… замерла.

Ванна!

Набросив махровый халат, она ринулась по коридору в библиотеку. Кейт начала доставать с полок книги и бросать на кожаный диван. Несколько свалились на пол. Вот наконец та, которую она искала, почтенное старое издание. Кейт сунула книгу под мышку, побежала в кабинет и принялась листать страницы. Очень быстро, не заботясь о том, что некоторые рвались.

Ладно, успокойся. Посмотри лучше алфавитный указатель.

Едва сдерживая дрожь в руках, Кейт отыскала репродукцию знаменитого исторического полотна, которое подробно изучала в колледже, даже писала по нему доклад. «Смерть Марата» Жака Луи Давида.

Прямо в точку.

На картине голова мертвого Марата была обернута полотенцем и откинута на край ванны. Кейт переводила взгляд с прикрепленной к стене фотографии Билла Пруитта на репродукцию картины в книге и обратно. Обе головы — Пруитта и Марата — находились в одинаковом положении. Рука Пруитта свешивалась с края ванны точно так же, как у Марата. Взгляд Кейт быстро скользил туда и обратно. У Пруитта в руке даже был клочок бумаги, точно так же, как у Марата.

Боже, как же я могла это пропустить?

Кейт вырвала из альбома страницу с иллюстрацией, посидела полминуты и принялась рассматривать фотографии Итана Стайна. Здесь тоже композиция была очень знакомая. Но чем именно? Она листала страницы альбома, но ничего похожего не находила.

Кейт вскочила, снова ринулась по коридору в библиотеку, вбежала и… растерялась. Кругом столько книг.

Думай. Думай.

Взгляд перебегал с одной полки на другую — книги, журналы, альбомы, альманахи, — но никаких ассоциаций не возникало. Она вернулась в кабинет, сорвала с доски три фотографии Итана Стайна и поспешно возвратилась в библиотеку. Здесь определенно что-то есть. Но что? Что? Обилие книг на полках пугало.

Кейт перевела дух и опустилась на небольшой диван. Нужно сделать передышку и подумать. Она разложила на коленях фотографии — художник на спине, голый, с ноги и торса содрана кожа.

Содрана кожа. Вот оно что!

Быстро перебирая босыми ногами, Кейт поднялась по стремянке до верхней полки, взяла оттуда массивный альбом «Живопись итальянского Возрождения» и потащила в кабинет. Опустилась на пол, разбросав по ковру фотографии Итана Стайна, положила рядом альбом и начала быстро листать, так что иллюстрации мелькали, как при убыстренном просмотре видео. Вот оно! Еше одно попадание в точку. Картина великого мастера эпохи Возрождения Тициана «Наказание Марсия». Ужасная сцена, где с человека живьем сдирают кожу — точно так же, как с Итана Стайна. Ну конечно же, и на фотографии, и на картине фигуры, во-первых, обнаженные, а во-вторых, находятся в одинаковом положении. И наконец, в-третьих, — с ноги и у того, и у другого кожа содрана наполовину. И скрипка. Это тоже понятно, потому что на картине Тициана с Марсия сдирают кожу, а Аполлон в это время играет на скрипке.

Господи, этого маньяка очень заботят детали!

Кейт села и еще раз внимательно рассмотрела фотографии. Значит, расправляясь со своими жертвами, эта сволочь имитирует шедевры мировой живописи. Если тик, то аналогичным образом он поступил и с Эленой. Но здесь Кейт зашла в тупик. Фотографии, сделанные на месте преступления, не обнаруживали ничего похожего на сюжет какой-нибудь классической картины. Смотреть на них в очередной раз было для нее мучительно.

Вернувшись в библиотеку, Кейт внимательно осматривала тома на полках — альбомы с репродукциями картин художников различных эпох и направлений, книги по истории искусств, монографии, посвященные творчеству отдельных художников. Вскоре корешки с названиями начали расплываться в глазах.

Кейт сделала еще один перерыв. Устроившись на диване в гостиной, она закрыла глаза и попыталась вытеснить из сознания любые конкретные мысли и образы. Вот так. Дыши глубже и не думай. Открыв наконец глаза, она начала медленно блуждать взглядом по картинам, развешанным на стенах — коллаж работы Уилли, два запрестольных образа, приобретением которых Ричард очень гордился, большое абстрактное полотно, — пока не остановилась на одной из жемчужин их коллекции, великолепной работе Пикассо, которую им повезло раздобыть, автопортрете с одним глазом.

Черт побери!

Кейт понеслась по коридору, сорвала с доски фотографию обезображенного лица Элены крупным планом и побежала назад. Дрожащей рукой поднесла ее к картине Пикассо. Точная копия. На щеке Элены кровью (ее кровью, а чьей же еще?) был написан профиль Пикассо. Все как на картине — лоб, нос, подбородок. Кейт похолодела.

Боже мой, неужели он был здесь, в моем доме, и видел картину?