Красная лента

А может быть, и нет.

Возможно, она бы просто попрощалась.

Или, возможно, не попрощалась бы, потому что прощание означает конец, а Кэтрин верила в вечный кругооборот.

Возможно:

— Au revoir… [3]

Но, черт возьми, мне горько, и я устал. Я видел и слышал отвратительные вещи так долго, что они стали частью меня. Возможно, все не так уж плохо. Может быть, мы и правда не делали всего того, что я видел. Возможно, я ошибся. Мой взор затуманился. Я видел одно, а думал, что это нечто другое. Вот что случилось.

Не считая одного. Того, что положило начало всему этому. Того, с чем мы, как нам с Кэтрин казалось, могли совладать.

Так мы и поступили. Мы сделали. Теперь слишком поздно идти на попятную.

И пока мир занимается тем, чем занимается, пока американский народ гадает, изменится ли ситуация теперь, когда республиканцы утратили преимущество в конгрессе, я иду на работу, занимаюсь своим делом и жду, что полиция появится у меня на пороге и сообщит то, что я ожидаю услышать.

Иногда я ловлю себя на том, что у меня перехватывает дыхание от предвкушения.

ГЛАВА 10

Сев в машину, Рос спросил:

— Что ты думаешь?

— Думаю? — переспросил Миллер удивленно. — Я думаю, что за все это время ни на йоту не приблизился к пониманию того, что же там произошло.

— Я имею в виду, насчет того, что этой женщины, в принципе, не существует.

Миллер хохотнул.

— Никто не может не существовать, Эл. Поверь мне, в системе сбой. У нее есть номер социального страхования, у нее есть стоматологические записи, есть отпечатки пальцев и образцы ДНК, и одному Богу известно, что еще.

Рос промолчал, решив не спорить. Он просто спросил:

— Куда теперь поедем?

— К зданию «Вашингтон пост».

— Есть адрес?

— Пятнадцатая улица, дом одиннадцать дробь пятьдесят. Это где-то в трех кварталах к востоку от станции метро Фаррагат-норт.

Рос запустил двигатель. Миллер посмотрел на часы.

Миллер привык к тому, что окружающие по внешнему виду безошибочно определяли их профессию, и воспринимал это как должное. Администратор в «Вашингтон пост» — симпатичная девушка с волосами до плеч, которой на вид было уже под тридцать, приветственно улыбнулась и, когда они подошли к конторке, сказала: «Джентльмены?» — словно чувствуя, что их появление связано с какими-то неприятностями.

Миллер достал из кармана блокнот и вынул жетон. Девушка ничем не выдала своего удивления.

Миллер взглянул на карточку у нее на лацкане и прочел вслух:

— Карли Ньюмэн. — Потом извлек из внутреннего кармана пиджака пластиковый пакетик. — Я дам вам кусочек текста. Вы сможете определить, из какой статьи этот отрывок?

— Вся газета представлена на нашем сайте в Интернете, — сообщила ему девушка, и в ее голосе послышалось легкое превосходство. — Washingtonpost.com. Набираете в поиске полдесятка слов из текста, и система ищет по выпускам, находящимся в базе. Там все выпуски за много лет.

— А вы можете сделать это для нас? — спросил Миллер.

Ему хотелось рассказать Карли, которая была такой милой девушкой, что они приехали из офиса коронера. Ему хотелось рассказать ей о привлекательной женщине, которую кто-то решился жестоко избить, задушить и оставить в непристойной позе, хотя она и так уже умирала от рака. Ему хотелось рассказать Карли Ньюмэн обо всем этом, прежде чем она снисходительным тоном скажет что-нибудь еще.

— Конечно, могу, офицер, — ответила Карли и улыбнулась, но Миллер понял, что ей хотелось сказать нечто другое.

Он передал пакетик. Она вбила несколько слов из статьи и подождала пару секунд.

— Статья называется «Ортега готовится поменять расстановку сил после парламентских выборов в Никарагуа». Автор — Ричард Грэнтем. — Карли посмотрела на детективов. — Он наш постоянный сотрудник, а не внештатный. Политический отдел.

— Можете распечатать мне всю статью? — спросил Миллер.

— Конечно, — ответила Карли.

Она клацнула мышкой, прокрутила документ на экране, снова клацнула. Когда что-то загудело под столом, она присела, достала листок и передала его Миллеру.

Миллер пробежал текст глазами.

— Выборов, — сообщил он Росу.

Рос недоуменно нахмурился.

— Слово, которого не хватало в конце, помнишь? «Победа подарит венесуэльскому президенту Уго Чавесу серьезного союзника в регионе, но администрация Соединенных Штатов уже поставила под сомнение прозрачность… выборов». Этого слова не хватало в конце вырезки.

— Какая там дата? — спросил Рос.

— Десятое.

— За день до ее убийства.

— Кого-то убили? — спросила Карли.

Миллер взглянул на нее и увидел выражение, которое встречал уже десятки раз. Что-то только что коснулось ее жизни. Что-то темное и неприятное. Что-то, что заставит ее не раз задуматься, прежде чем она совершенно забудет об этом. И позже — возможно, завтра или через день-два, а может, на следующей неделе, — если кто-то что-то скажет, или сделает, или произнесет слово «выборы», или она столкнется с другим человеком по имени Миллер, она внезапно вспомнит о бренности бытия.

— Да, — ответил Миллер. — Кого-то убили.

Он взглянул на Роса, и тот протянул руку, чтобы взять листок.

Миллер поинтересовался, могут ли они поговорить с Ричардом Грэнтемом.

— Не сейчас, — ответила Карли Ньюмэн. — В основном сотрудники дневной смены уже ушли, — сказала она и добавила: — Хотя обычно Ричард проводит здесь большую часть своего времени. — Она улыбнулась. — Он у нас легенда.

— Легенда?

— Ему лет сто, — продолжала Карли, — но для своего возраста он выглядит потрясающе. Он уже работал здесь, когда Вудворт и Бернштейн занимались делом Никсона.

— Правда? — удивился Миллер.

— Точно, — ответила девушка. — Ричард занимался редактурой их статей перед сдачей в печать. Он может рассказать много занятных историй.

Миллер поблагодарил Карли, и когда они уже повернулись, чтобы уйти, девушка спросила:

— Человек, которого убили… Эта история как-то связана с газетой?

Миллер мило улыбнулся.

— Ни в коей мере, — заверил он и заметил, что его ответ обрадовал Карли. Пожалуй, после их ухода она больше не вспомнит об этой истории. Возможно, она заслуживала того, чтобы не думать о таких вещах. Некоторые люди предпочитали подобную жизнь. Некоторым людям просто не стоит ввязываться в такие истории.

Выйдя на улицу, детективы остановились у входа, глядя в чистое морозное небо над головой.

— Возьмешь машину, — сказал Миллер. — Мне тут всего семь кварталов на север пройтись. Передавай Аманде привет, хорошо?

— Конечно. Увидимся утром.

Роберт Миллер, глубоко засунув руки в карманы пальто, постоял немного в одиночестве. Выдохнул и посмотрел на пар, тающий в холодном воздухе. Наступала зима. Что там написано в «Справочнике плакальщика»? [4] «Минуты тянутся, часы бегут, годы летят, десятилетия ошеломляют. Весна соблазняет, лето волнует, осень насыщает, зима убивает».

Миллер шел по тротуару, стараясь не думать ни о чем, кроме звука собственных шагов. Добравшись до дома, он поднялся к себе по черной лестнице, включил отопление, сбросил туфли и остановился перед окном, глядя на огни галереи искусства Коркоран и Нью-Гэмпшир-авеню.

«Это, — думал он, — моя жизнь. Это мир, который я создал для себя. Но этого ли я хотел на самом деле?»

Миллер вспомнил, как в детстве стоял на лестнице и слушал разговор родителей.

— Он будет одиноким человеком, — сказал тогда отец. — Он с трудом сходится с людьми. Я обеспокоен этим.

— Он просто независимый, — возразила мать.

— Это не независимость, это недостаток общения. Ему надо вступить в какой-нибудь клуб, гулять, общаться с другими детьми.