Ярость

— Мне ты никаких любезностей не оказывал.

— Тогда от тебя ничего и не требуется, — сказал он, поворачиваясь, чтобы уйти.

— Эй! — взвизгнула она. — Куда это ты пошел?

Он обернулся на крик. Она явно играла на толпу. Он почувствовал, что член его сжался еще больше.

Стараясь совладать со своим голосом, он спросил:

— Что еще?

— Я сказала, не уходи от меня, придурок чертов!

Джон покачал головой, думая, что день этот выдался хуже некуда.

— Так ты все-таки хочешь сделать это? — спросил он и полез в карман.

Он уже три недели откладывал по двадцать баксов, чтобы гарантированно иметь деньги на выплату за телевизор. В кармане у него было пятьдесят долларов, а еще семьдесят было спрятано под подошвой в туфле. Джон сомневался, что девушка зарабатывает хотя бы половину этого за обеденный перерыв. Черт, а он эту сумму не зарабатывал и за день!

Ее подбородок вызывающе поднялся. Их всех, похоже, учат этому жесту в школе проституток.

— Сколько у тебя есть? — спросила она.

— На это хватит, — сказал он.

Какого черта он творит? Языку стало тесно во рту, а слюны вдруг оказалось столько, что он не знал, куда ее девать. Впрочем, деньги свои он уже засветил. Двери на галерку захлопнулись.

Робин еще некоторое время смотрела на него, потом кивнула.

— Хорошо, — сказала она. — Может, хочешь обед и что-нибудь выпить?

Джон закусил губу, пытаясь прикинуть, во что это может ему обойтись.

— Я только что поел, — сказал он. — Если хочешь выпить чего-нибудь…

— Боже, — простонала она, закатывая глаза, — ты что, коп?

— Нет, — ответил он, все еще не понимая, куда она клонит.

— Пятьдесят на пятьдесят, — сказала она. — Обед и выпивка.

Джон взглянул на остальных. Они снова смеялись над ним.

— Цыц! — рявкнула Робин, и какое-то время Джон думал, что она обращалась к нему. — Пойдем, — сказала она, хватая его за руку.

Второй раз за день Джона вела по улице шлюха. Впрочем, эта, вторая, была намного лучше первой. Она выглядела более чистой. Кожа у нее, видимо, была мягкая. Даже волосы у нее смотрелись намного лучше — густые и здоровые, а не редкие и засаленные от постоянных наркотиков и дешевых париков. Она не пропахла насквозь табачным дымом. Джон сидел в одной камере с завзятым курильщиком, который прикуривал новую сигарету от предыдущей. Тот парень даже проспать не мог больше часа, чтобы не проснуться для перекура, и бывали дни, когда воняло от него похлеще, чем от пепельницы с намокшими окурками.

Робин потянула его в посадку за рестораном «Колониальный», бросив через плечо:

— У тебя хватит денег заплатить за комнату?

Джон не ответил, потому что до сих пор не верил в то, что происходит. Держа под руку, Робин вела его через посадку, как будто у них было любовное свидание. Ему захотелось снова услышать ее голос. Тон ее был успокаивающим, хотя она явно торопилась побыстрее со всем этим покончить.

Не выпуская его руку, она остановилась.

— Эй, я спросила, хватит у тебя денег на комнату? — Она показала в сторону кустов. — Я не делаю этого на улице, как какое-нибудь животное, которому припекло.

Джону пришлось прокашляться, чтобы быть в состоянии говорить. Сердце в груди стучало так сильно, что он чувствовал, как с каждым ударом вздрагивает рубашка на груди.

— Да.

Она не двинулась с места.

— Ты вспотел.

— Прости, — сказал он и, высвободив руку, вытер ее о джинсы. Джон чувствовал себя неловко, и на его губах появилась глупая улыбка. — Прости, — повторил он.

Она строго взглянула на него, пытаясь понять, что у него на уме, и опять сунула руку в сумочку.

— Ты в порядке?

Джон огляделся по сторонам и подумал, что с ее стороны было большой ошибкой уводить незнакомых мужчин в посадку, что бы там у нее в сумочке ни лежало.

— Здесь небезопасно, — сказал он. — Ты же не знаешь, кто я на самом деле.

— Ты никогда раньше этого не делал. — Это был не вопрос, Робин просто констатировала очевидные для нее вещи.

Он вспомнил Рэнделла, паренька из магазина, вспомнил, как у того судорожно перекатывался кадык, когда Джон на него наехал. И почувствовал, как у самого заклинило в горле, так что трудно было говорить.

— Эй! — сказала она, погладив его по руке. — Пойдем, ты уже большой мальчик. Все будет в порядке.

Джон заметил, что голос ее изменился. Он не мог понять, почему это произошло, но она вдруг заговорила с ним, как с живым человеком, а не с чем-то, что хотелось бы побыстрее соскрести с подошвы своей туфли.

— Я не хотел этого делать, — признался он, чувствуя, что тембр его голоса тоже изменился. Он стал мягким. По-настоящему мягким, как будто он доверился ей и хотел поделиться чем-то сокровенным. Как-то сами собой его губы открылись, и с них сорвалось: — О господи, какая ты красивая! — Чувствуя, что выглядит, как какой-то патетический придурок, он попытался исправить положение и добавил: — Я понимаю, что это звучит глупо, но так оно и есть. — Он следил за ее лицом, пытаясь сообразить, что еще сказать в подтверждение того, что он не какой-нибудь козел, которого нужно поливать перечным аэрозолем.

Ее рот казался очень мягким — эти губы можно целовать вечно.

Нет, про ее рот он говорить не мог. Это слишком сексуальная тема.

Тогда нос?

Нет, это совсем глупо. Никто никогда не говорит девушке, что у нее красивый нос. Носом дышат, иногда он течет, еще им можно сморкаться. Он просто присутствует на лице и все.

— С тобой все нормально? — спросила она.

— Твои глаза… — выпалил он, чувствуя себя идиотом еще в большей степени, чем раньше. Он произнес эти слова так громко, что она вздрогнула. — Я хотел сказать… — продолжил он уже тише. — Прости. Я просто подумал, что твои глаза… — Господи, на ней был такой слой макияжа, что просто в голове не укладывается! — Я думаю, что у тебя замечательные глаза.

Робин внимательно смотрела на него, возможно, прикидывая, как быстро сможет выхватить из сумочки баллончик, чтобы брызнуть ему в лицо, а может, обдумывая, как вытащить у него деньги, когда он свалится.

— Знаешь, — в конце концов сказала она, — тебе не обязательно ухаживать за мной. Просто заплати.

Он сунул руку в карман.

— Не сейчас, малыш, — сказала она, неожиданно занервничав.

Он делал что-то не так. Это делалось как-то иначе, но Джон не знал, как именно.

— Прости… — извинился он.

— Заплатишь мне в комнате, — сказала она, махнув рукой, чтобы он следовал за ней. — Это вон там.

Он стоял на месте как вкопанный, ноги его отказывались идти дальше. Боже, он снова чувствовал себя прыщавым мальчишкой, пытающимся на бейсболе добраться до второй базы!

В голосе ее послышалось раздражение.

— Пойдем, большой мальчик. Время — деньги.

— Давай останемся здесь, — сказал он, а когда она начала протестовать, добавил: — Нет, я в другом смысле. Давай просто постоим здесь и поговорим.

— Ты хочешь поговорить? Это к психиатру.

— Я тебе заплачу.

— Это тебя как-то заводит? — спросила она. — Я начинаю говорить, а ты дрочишь? Исключено.

Она направилась обратно к дороге, а он неловко попытался быстро достать из кармана деньги. Несколько купюр выпало из его руки, и он присел, чтобы подобрать их с земли. Когда он поднял голову, она продолжала идти.

— Пятьдесят долларов! — крикнул он, и Робин замерла на месте.

Она медленно обернулась, и он так и не понял, то ли его предложение так раздосадовало ее, то ли она просто злилась.

— Вот, — сказал он, поднимаясь, подошел и сунул деньги ей в руку. Там было много купюр по одному доллару и несколько пятерок — все, что ему причиталось из общей коробки для чаевых на автомойке.

— Только брюки я снимать не буду, о’кей? Не нужно ничего этого.

Она попыталась отдать ему деньги обратно.

— Не надо меня дурачить, понял?

— Я и не собираюсь, — ответил и услышал нотку отчаяния в своем голосе. Он мог снова напугать ее, и тогда ее уже не воротишь назад никакими деньгами. — Просто поговори со мной, — сказал он, сжимая ее пальцы, державшие купюры. — Просто расскажи мне что-нибудь.