Восемь миллионов способов умереть

Проходя мимо Чанса, он что-то сказал ему. Девушка с рыжими волосами подалась вперед и положила белую ручку на огромную лоснящуюся ручищу боксера. Чанс с Кидом поговорили с минуту, затем спортсмен направился к раздевалке.

Я поднялся и подошел к Чансу и его даме. Они тоже встали и, похоже, собирались уйти. Он сказал:

— Главный бой мы смотреть не будем. Так что если вы хотите остаться...

В главной схватке должны были встретиться два боксера в среднем весе. Претендент на звание чемпиона из Панамы и чернокожий парень из Южной Филадельфии, готовый угробить любого из претендентов. Но пришел я сюда вовсе не за тем, чтобы на них любоваться. И сказал, что тоже готов уйти.

— Тогда присоединяйтесь, — предложил он. — Я на машине, — и он зашагал по проходу. Девушка шла рядом. Несколько человек поздоровались с ним, кто-то сказал, что Кид сегодня выглядел просто великолепно. Сам Чанс был немногословен. Я тащился сзади и, когда, наконец, мы вышли на улицу и в лицо ударил свежий ветер, понял, как же душно и накурено было в зале!

Чанс представил меня своей даме:

— Соня, это Мэттью Скаддер. Мистер Скаддер, это Соня Хендрикс.

— Рада познакомиться, — сказала девушка, но я ей не поверил. Глаза ее говорили как раз об обратном.

Возможно, она та самая Санни, о которой упоминала Ким, любительница спортивных зрелищ. Интересно, сделал бы он попытку продать ее мне, встреться мы при других обстоятельствах? Хотя ничего присущего шлюхе я в ней не заметил. С другой стороны, если бы она была таковой, то ее прогулка с сутенером Выглядела бы вполне естественной.

Мы прошли квартал по направлению к югу, затем еще полквартала к западу и оказались на автостоянке, откуда Чанс забрал свой автомобиль, наградив охранника чаевыми, — по всей вероятности, очень щедрыми, поскольку тот благодарил его с большим, чем положено в подобных случаях, рвением. Машина Чанса меня удивила, как до этого удивили манеры и одежда. Я ожидал увидеть типичный для сутенера автомобиль обычной для них кричащей окраски, с салоном и всякими прибамбасами, но это оказался небольшой «кадиллак» марки «Сервиль», серебристо-серый снаружи, с черными кожаными сиденьями. Девушка уселась сзади. Чанс — за руль, я разместился рядом с ним.

Машина скользила почти бесшумно и плавно. В салоне пахло полированным деревом и кожей. Чанс сказал:

— В честь Кида Баскомба устраивается вечеринка. Я отвезу туда Соню, а сам присоединюсь к ней чуть позже, после того, как мы обсудим наше дело. Как вам бой?

— Затрудняюсь сказать что-либо определенное.

— Почему?

— Похоже, что все было обговорено заранее. А вот нокаут выглядел настоящим.

Он покосился на меня, и я впервые за весь вечер заметил в карих с искоркой глазах проблеск интереса.

— С чего это вы взяли?

— В четвертом раунде Канелли открывался дважды, но оба раза Кид не довел атаку до победного конца. Сам же Канелли слишком опытен, чтобы делать такие ошибки. Он пытался продержаться шестой раунд, но не смог. Так, во всяком случае, все это выглядело со стороны.

— Вы сами когда-нибудь занимались боксом, Скаддер?

— Две схватки в юношеской лиге. Мне было тогда лет двенадцать-тринадцать. Надувные перчатки, шлем для защиты головы, двухминутные раунды. Но я оказался слишком неуклюж, двигался медленно. Из меня ничего не вышло бы.

— Однако в спорте вы разбираетесь.

— Ну, не знаю. Просто видел много схваток.

Какое-то время он молчал. Нас чуть не задело такси, и он затормозил, ловко и спокойно, избегая столкновения. Не выругался, не надавил на клаксон. И сказал:

— Канелли должен был продержаться до восьмого раунда. Должен был как следует измотать Кида, но особенно не высовываться и на нокаут не нарываться. А он нарвался и потому сломался уже в четвертом.

— Но Кид не знал, что все обговорено?

— Конечно, нет! До сих пор он честно выигрывал все свои встречи, но с боксером типа Канелли надо держать ухо востро. Так к чему было портить парню карьеру? В схватке с Канелли он приобрел ценный опыт. А также уверенность в своих силах, поскольку победил. — Мы находились уже у Центрального парка и продолжали двигаться дальше, к центру. — Нокаут был настоящим. Канелли должен был сдаться в восьмом, но мы надеялись, что Кид позволит нам уйти пораньше. И он не подвел, сами видели. Как он вам показался?

— Типичный корнер [3].

— Согласен.

— Иногда провоцирует правой. В четвертом раунде, например.

— Да, — подтвердил он. — И хотя этот прием считается запрещенным, обычно это сходит парню с рук.

— Сегодня могло и не сойти. Если, конечно, Канелли всерьез хотел бы выиграть.

— Но может, он вовсе этого и не хотел.

Так, болтая о боксе, мы доехали до Сто сороковой улицы, где Чанс, проделав элегантный U-образный разворот, притормозил возле водоразборного крана. Мотор выключил, но ключа зажигания вынимать не стал.

— Сейчас вернусь, — сказал он. — Только провожу Соню наверх.

За все это время девушка не произнесла ни слова. Обойдя автомобиль, он распахнул для нее дверцу, и она направилась к одному из больших жилых домов, выходивших фасадом на улицу. Я записал адрес в блокнот. Минут через пять он вернулся, сел за руль, и мы снова повернули к центру.

Довольно долго мы ехали молча. Он заговорил первым:

— Так какое у вас ко мне дело? Это имеет отношение к Киду Баскомбу?

— Нет.

— Так я и думал. Тогда о ком же речь?

— О Ким Даккинен.

Он смотрел на дорогу, выражение его лица не переменилось. Затем произнес:

— Вот как? Ну и?..

— Она хочет уйти.

— Уйти? Откуда уйти?

— Из дела, — сказал я. — Ну, от вас. Короче, она хочет, чтобы вы ее отпустили... Хочет бросить это занятие.

Мы остановились на красный. Он молчал. Зажегся зеленый, машина тронулась. Проехав еще квартала два, он спросил:

— Кто она вам?

— Друг.

— Что это означает? Вы с ней спите? Хотите жениться на ней? Друг — это слишком емкое слово, тут много нюансов.

— Только не в данном случае. Она просто моя приятельница и поэтому попросила помочь.

— Поговорить со мной?

— Да.

— Но почему она сама мне не сказала? Мы ведь довольно часто видимся. И вам не пришлось бы бегать по городу и искать Чанса. Да я только вчера у нее был.

— Знаю.

— Вот как? Но почему она мне ничего не сказала?.

— Она боится.

— Боится меня?

— Боится, что вы ее не отпустите.

— И что я изобью ее, да? Изуродую? Буду гасить сигареты о ее грудь, да?

— Ну, что-то в этом роде.

Он снова погрузился в молчание. Машина скользила неслышно и гладко, словно во сне. Затем он сказал:

— Пусть уходит.

— Прямо так?

— А как еще? Я, знаете ли, не работорговец. Белым мясом не торгую, — в голосе его звучала ирония. — Мои женщины остаются со мной по доброй воле и собственному желанию. Никто на них не давит. Знаете, как писал Ницше? «Женщины — что собаки, чем больше их бьют, тем больше они тебя любят». Но я их не бью, Скаддер. В этом нет необходимости... Как это Ким оказалась вашей подружкой?

— У нас есть общие знакомые.

Он покосился на меня.

— ВЫ БЫЛИ ПОЛИЦЕЙСКИМ, да? Детективом? Ушли из полиции несколько лет назад. Убили какого-нибудь ребенка и уволились из страха перед наказанием, да?

Он был достаточно близок к истине. Шальной пулей, вылетевшей из моего револьвера, была убита маленькая девочка — Эстрелита Ривейра... Но вовсе не страх наказания подтолкнул меня уйти из полиции. Просто этот несчастный случай заставил взглянуть на мир по-иному, и мне как-то расхотелось быть полицейским. Как, впрочем, хорошим мужем и отцом, как и жить на Лонг-Айленде. И вот я оказался без работы, без семьи, обитал теперь на Пятьдесят седьмой и убивал время, часами просиживая у «Армстронга». То, что именно этот злосчастный случай со стрельбой послужил толчком, привел, что называется, лавину в движение, было несомненно. Но, думаю, что и без того трагического события судьба рано или поздно привела бы меня к той жизни, в какой я сегодня барахтаюсь.